Поросло травой

Вдоль новой асфальтовой дороги, ведущей в поселок, стоят не по-сентябрьски голые тополя. В начале мая их первые листья пожелтели, скукожились и опали навсегда, сгорев в бушующем пожаре. Глядя на остов деревни спустя несколько месяцев, невольно удивляешься, как быстро природа берет свое. На месте бывших огородов, обильно удобренных пеплом сгоревших домов, поросли буйные кусты, кое-где потянулись в небо мелкие деревца. Прохладный воздух наполнен запахом трав.

О том, что еще четыре месяца назад здесь был крупный, густонаселенный поселок, напоминают разве что торчащие столбы печных труб. На въезде в поселок стоит сгоревшая «Нива», на ее остове красуется надпись: «Верните нам Смолино». Вероятно, понимая всю тщетность своего воззвания, хозяин авто прикрепил к машине белый флаг.

Поселок, а точнее, то, что от него осталось, выглядит пустынно, но все же не безлюдно. К остановке подтягиваются по одному-два человека, в основном женщины и пенсионеры. Где-то вдалеке слышится мерный стук, это кто-то из жителей поселка, пользуясь последними теплыми днями, пытается успеть сколотить себе новый дом.

К остановке выходит мужчина в рабочей робе. На его левом плече висит большая спортивная сумка, из нее торчит рукоятка электродрели или перфоратора, а также еще какие-то инструменты. Знакомимся. Владимир, рабочий. Его бригада строит временное жилье.

— Гараж поправляем, для дедушки, у него, кроме гаража, все сгорело, — сообщает мне Владимир. — Сегодня крышу делали. Если дождей не будет, недели через две закончим.

— А где сам дедушка?

— В больнице, уже неделю. Все сгорело у него, в этом гараже зимовать и будет. Ну а где ему жить? И еще повезло, что хотя бы гараж остался. Некоторые вообще в теплицах все лето жили.

— Но власти же обещали выплаты?

Владимир усмехнулся:

— Ага, обещали… Вы вон по деревне походите, поспрашивайте, чё кому обещали — и чё по факту. Зуб даю: всех, кого встретите, — всех кинули. Чё далеко ходить: деду нашему 300 тысяч заплатили, и все, гуляй. Говорят: или бери, что дают, или в дом престарелых. Потому у него по документам не дом был, а третья часть — вот ему 300 кусков. Он поначалу вроде что-то начал, по кабинетам побегал, заработал сердечный приступ, в больницу слег, теперь на капельницах. Они его специально доводят, хотят списать.

Мужчина уверен, что бодание с чиновниками по поводу выплат на восстановление жилья — изначально было идеей, обреченной на провал:

— Оно не для того горело, чтобы теперь тут что-то отстраивать. Здесь другие люди жить хотят…

Поправив свою тяжелую сумку, строитель ускорился по направлению к остановке. Надо торопиться на последний пазик 309-го маршрута.

Аномалия

Вообще в случившемся со Смолино много странностей. В самых разных смыслах.

7 мая в Курганской области установилась для этих широт 30-градусная жара. Из-за поднявшегося ветра огонь, вспыхнувший где-то на правом берегу Тобола, быстро распространился по окрестным поселкам. В одном лишь Смолино огнем в этот день было уничтожено более 200 домов — притом власти показали себя как абсолютно не готовые к такому развитию ситуации. Люди рассказывали, что экстренные службы даже не пытались тушить пожар, а эвакуацией жителей занимался лишь водитель маршрутного автобуса. ПАЗ с газовыми баллонами на крыше наворачивал круги по горящей деревне, собирая тех, о ком забыли городские власти.

Личные авто жителей огонь поглощал быстрее, чем те их успевали завести. Сегодня, спустя пять месяцев после пожара, обгоревшие каркасы по-прежнему стоят на тех же местах, где их и застал пожар.

Лишь спустя сутки после пожара в поселке появились палатки и коробки с гуманитарной помощью. Тогда же в Смолино приехала мэр города Елена Ситникова. Чиновница заверила жителей, что администрация города уже ведет переговоры с застройщиками и что поселок планируется восстановить. Однако спустя несколько дней на этот раз уже зам. губернатора по экономической политике Курганской области Владимир Архипов заявил, что восстановление поселка на прежнем месте невозможно, поскольку Смолино находится в затопляемой зоне реки Тобол. Взамен погорельцам было предложено переехать из города в Кетовский район, поселки Колесниково и Зайково, где для пострадавших планировалось построить дома.

Но Смолино фактически находится в черте города, до центра из поселка буквально 10 минут. А Колесниково и Зайково — это соседний район, и перспектива ездить на работу и возить детей в школу за 20 километров не многим жителям понравилась. Именно поэтому многие смолинцы решили никуда не уезжать, остаться на прежнем месте и пытаться восстановить то, что осталось от поселка.

Впрочем, и дома в Кетовском районе тоже не бесплатно раздаются. На их приобретение (или на строительство собственного жилья) власти обещали выдать сертификаты: по 57 тысяч за квадрат — огромные деньги, которые многим позволили бы отстроиться. Однако и условия получения этих денег были нешуточные: во-первых, сгоревший дом должен был быть зарегистрирован как жилой, во-вторых, он должен был быть единственным жильем, в-третьих, человек, в нем проживавший, должен был являться собственником. В эти условия вписывались далеко не все. Так, например, для стариков, оставивших свои городские квартиры детям и перебравшихся доживать жизнь на дачу, это был фактически конец.

Власти и сами дают поводы для таких слухов, ведь если поселок и правда не подлежит восстановлению, зачем туда после пожара провели дорогу и проложили интернет?

Впрочем, во всех обстоятельствах случившегося будет разбираться специально приехавшая из Москвы следственная группа. Расследование причин трагедии, унесшей 21 человеческую жизнь в Курганской области, обещает быть долгим.

Зимой узнаем

На участке Алексея, с которым я познакомился еще в мае, когда поселок только сгорел, тоже появилась бытовка. Пожилой, но бодрый мужчина не унывает и в данный момент полным ходом обивает свой вагончик досками.

Кепка, бежевая куртка, усы и сигарета — у Алексея типаж человека из другой эпохи. Он как будто вылез из телевизора, из какого-то второразрядного фильма про неунывающих советских людей, которых, кажется, не напугать ни пожаром, ни чиновничьим хамством, ни строительным вагончиком, где ему с супругой предстоит пережить эту зиму. Мне кажется, случись даже ядерная война, единственное, о чем будет переживать мужчина, — это сохранность мастерской. Когда мы познакомились с ним в мае, всего через несколько дней после пожара, меня поразила огромная, зияющая глубиной в пару этажей дыра на месте гаража, доверху заваленная обгоревшими станками. Это была погибшая мастерская: последние 30 лет мужчина «шабашил по металлу». Варил оградки, точил детали для тракторов и ремонтировал мотоблоки… Теперь восстанавливает свое рабочее место.

В контейнере, ставшем домом для его маленькой семьи, спартанское убранство, в очередной раз подчеркивающее функциональность обыденных предметов. Диван стал кроватью, холодильник превратился в тумбу под дешевый китайский телевизор, попутно выполняя роль шкафчика для лекарств. Стол, табуретка и спящий, свернувшийся в клубок, черный кот. По словам Алексея, животинка прибилась к нему сама. Видимо, как и он сам, кот остался без дома.

В момент моего приезда супруга Алексея копошится в огороде, сам же мужчина, вооружившись блокнотом и карандашом, делает какие-то расчеты.

— Как думаете, вы в этой бытовке не замерзнете зимой?

— А как понять? Зимой и узнаем! Мы в таком первый раз зимовать будем, — буднично и как ни в чем не бывало рассуждает пенсионер.

— Ну она хотя бы утепленная?

— Я вскрыл, чтобы с краешку посмотреть, — там только стекловата. Говорили, летний. Но у меня электрообогреватели стоят, еще баллон с женой взяли. Думаю, не замерзнем. В этом году все равно ничего другого уже не построить. Будем выживать.

Говоря о перспективах, Алексей с трудом сдерживает эмоции:

— Когда горело, никто не тушил. Сказки нам рассказывают, что из-за ветра в воздух ничего поднять не могли… В ураганы с кораблей поднимают вертолет — а у нас не смогли. Это что за вертолет такой? Будто мы маленькие мальчики, не понимаем… Вы приедьте, скажите прямо: можно нам тут строиться или нельзя? Никто не объясняет, кругом только слухи. Дорогу проложили — значит, строить будут. Столбы новые, газовики ходят проверяют газ, интернет провели. Но все равно говорят: зона затопляемая. Зачем *** тетю Люсю? Покажите план, чего здесь строить собираетесь. Ну или приедьте и скажите прямо: так, мол, и так, мы вас выселяем, вот новый план для новых жильцов, а вы проваливайте. Нет же, конкретного не говорят ничего.

Как здоровье?

Соседка Алексея Татьяна (35-летняя женщина небольшого роста, в джинсовой куртке-полупальто) приехала сюда навестить свою родную тетю Надежду Николаевну. Еще весной, до пожара, здесь, сразу в нескольких домах, жила ее большая семья. Тетушка, дедушка, сестра с мужем и она сама. Но после 8 мая все это оказалось в прошлом. Сегодня Татьяна с детьми обживает городскую квартиру. Хотя, по словам женщины, соцзащита предлагала им переехать в район — в тот самый поселок Колесниково в 20 километрах от города.

По словам погорелицы, за сгоревший дом она получила 500 тысяч. Сэкономить деньги и, самое главное, время не представлялось возможным, и Татьяна влезла в ипотеку:

— После пожара цены на аренду сразу взлетели в 2–3 раза, пришлось жить у подруги, а у меня двое ребятишек — мальчик и девочка. Взяла ипотеку на трехкомнатную на 20 лет. С 20 тысячами зарплаты на меньший срок не дают. Мы, все, кто жили, получили за свои дома по 500 тысяч. Сестра с зятем и дедушкой хотели объединить сертификаты, чтобы пусть в складчину, но что-то одно взять на всех. Так дедушке деньги не дали. Ему 83 года, сразу предложили в пансионат. Он отказался — но денег все равно не дают. Теперь каждую неделю звонят с соцзащиты, спрашивают: как здоровье? Заааааботливые наши. Ждут.

Услышав разговор, из-за высокого зеленого забора к нам вышла Татьянина тетя, Надежда Николаевна:

— Ну, они же платить не отказываются! Говорили же, что дедушке в течение месяца заплатят. Хотя вчера месяц вышел. Люба (дочь Надежды. — Н. Т.) в администрацию ходила, сказала им: пока не выплатят, будет к ним как на работу ходить. Так а там сказали, чтобы ее больше не пускали. А она все равно будет ходить. Мы же уже везде: и к депутатам, и к журналистам обращались. Письма пишем — а чё толку? Депутаты головой покивали, журналисты эти слушают, тоже головой кивают, но ничего не пишут. Когда сюжеты про Смолино выходили на нашем телевидении, нас, вот простых людей, всех просто вырезали из кадра. Оставили только Ситникову. Она сказала, что да, все решим, всем поможем.

Изнанку отчетов властей о проделанной работе здесь, в Смолино, наблюдают каждый день. По словам Татьяны, победные реляции по поводу борьбы с последствиями трагедии вызывают у жителей грустные усмешки и обиду:

— Губернатор у себя на странице рассказал, какой он молодец, что всем помог, даже детям велосипеды подарил. А знаете, как на самом деле было? У нас в поселке 138 ребятишек. Приехала газелька, привезла пять велосипедов. Только пятерым, выходит, подарили, отфоткали их и уехали. И нам: сначала сказали, что дадут мотоблоки — у всех же все сгорело. Ну, мы тоже думали, что всем. Нет, только многодетным… Мой сосед машину заказал, поехал, ему вручили коробку с каким-то китайским «собери сам»… Но разрекламировали тааак… Спасибо вам, Вадим Михалыч, отец родной! — с сарказмом поблагодарила губернатора женщина.

Надежда долго смотрела на эмоциональный экспромт своей племянницы:

— 500 тысяч — это копейки по сравнению с тем, что у нас сгорело. Но это хоть что-то, а некоторым, особенно там, — она указала рукой в сторону поля, где раньше стояли дома. — Им вообще ничего не заплатили. Сказали: у вас прописки нет, ну или другая квартира есть, поэтому на новое жилье взамен этого даже не заикайтесь. Идите жить к родственникам или друзьям.

Без прав

Женщина оказалась права. Всего за пару часов, проведенных в поселке, мне удалось встретить несколько человек, оказавшихся в такой ситуации.

Станислав — военный-контрактник, по этой причине попросил обойтись без фотографий. Он служит на военном корабле на Дальнем Востоке, по крайней мере, так говорит. Его мать — учительница физкультуры, всю жизнь прожила в Смолино. Жил здесь и сам Станислав, пока несколько лет назад в связи с какими-то личными обстоятельствами не отправился служить. Приехав на две недели в отпуск в родной Курган, мужчина теперь вынужден разгребать завалы:

— Я специально уехал на флот. Знаешь, чтобы в море уйти, это сильно помогает отдохнуть. По-честному тебе скажу, я там кайфую. Можно подумать, побыть наедине с собой. Конечно, на Украину звали, ну так время сейчас такое — туда всех зовут, я отказался. Пускай сами воюют, а я море люблю. Нам там предоставляют жилье от министерства, чтобы в казарме не жить. Но для того чтобы там квартиру дали, нужно было отсюда выписаться. Я так и сделал. И кто же знал, что так выйдет. Мне когда 9 мая мать позвонила, я думал, она про праздник — а она плачет. Что случилось? Дом сгорел! Первая моя мысль была: по ходу, я бомж. Получается, как службу закончу, решу уйти — все, возвращаться мне некуда. Так даже если не возвращаться, маманя теперь совсем без дома. Сертификат на 500 тысяч выдали, был бы я прописан, еще бы 500 — считай, «лямчик». Можно было бы хотя бы какую-то гостинку купить или дом построить…

По словам военного,

Еще 24 мая в Курганскую область приехал лично вице-премьер Татарстана Василь Шайхразиев. Но отнюдь не с визитом вежливости. Высокопоставленный чиновник из другого субъекта федерации привез с собою гумпомощь: сразу несколько фур с продуктами, мебелью, бытовой техникой — стиральными и посудомоечными машинами. И именно правительство Татарстана помогло людям отстроить сгоревшие дома.

— Это ж бред! Татарстан о татарах позаботился — а что у нас?! Просто для сравнения: мама говорит, после пожара в Курган приезжал полпред Якушев… или как его. Они с Вадимом Михайловичем (Шумковым, губернатором области. — Ред.) тупо полетали на вертолете. Опустились над нашей деревней, покружились, в окошко на нас посмотрели — и полетели дальше… Даже не приехали. Мы вообще в одной стране живем?! Я, если честно, в ***: почему у нас к своим такое отношение?! Сгорели — вот вам 500 тыщ, и *** как хотите, — с трудом сдерживая нецензурную лексику, негодует Станислав.

Не хочу на кладбище

Соседке Станислава Людмиле — 63 года, в Смолино она жила с 70-х годов. За свой сгоревший дом женщина получила 380 тысяч — на эти деньги она сейчас и обустраивает себе зимовье. Все личные сбережения Людмилы, по старой традиции откладываемые на черный день, сгорели вместе с домом. Потертая белая куртка, вытянутые спортивные штаны, белая косынка и… ветка дерева вместо трости — вот и все, что осталось у нее после пожара. Но зато какие у нее туфли (были когда-то)!

Купленные за четыре тысячи (а по курганским меркам, да в особенности для пенсионеров, это немалая сумма), именно они оказались спасены. По словам женщины, она давно хотела туфельки «на выход». И когда за окном затрещал шифер, а жар от воющего пламени расплавил теплицу, одев именно эти туфли, она выскочила на улицу. Чудом удалось ей запрыгнуть в тот самый маршрутный пазик, на котором какой-то безымянный герой до последнего собирал по поселку людей и вывозил их из объятого огнем Смолино.

Спустя пять месяцев туфельки прохудились, в разошедшиеся швы то и дело попадают камни и мелкий мусор, из-за чего, опираясь на ветку, туфли Людмиле приходится часто снимать и вытряхивать.

— Вот, погляди, — женщина философски осматривает свою ногу в туфельке. — Весной я их купила. Так в них и хожу. А в чем еще ходить? У меня больше ничего нет. Ни обуви, ни одежды. В чем выскочила — в том и хожу.

Рядом что-то строят двое загорелых мужчин — и вряд ли можно назвать домом то, что они строят. Конструкция из досок, в народе известных как горбыль, больше напоминает хлев, сарай — что-то крохотное, легкое и нежилое. Однако именно в этом хлеву-сарае Людмиле и предстоит зимовать.

— Вот цыган наняла… Лучше бы не нанимала — уже неделю крышу построить не могут.

— А живете сейчас где?

Помолчав, продолжает:

— В самом начале лета предлагали в Зайково ехать, сказали, что там дома для погорельцев строят. А это ж вон где, — женщина махнула рукой. — С другой стороны города, у кладбища. Не хочу я на кладбище, я отказалась. Потом говорили про Колесниково, это вообще далеко: Кетовский район — до города и больницы километров двадцать. Спрашиваю: почему, если я здесь всю жизнь прожила, я должна куда-то ехать? Ну, дали мне сертификат на 380 тысяч — и все. Больше не звонят. И ведь ни один журналист не приедет и не спросит, как мы здесь? Мы и сами писали: и в газеты, и в прокуратуру, и Путину. Отписки нам спускают. Один раз только после моего обращения позвонили с соцзащиты. Говорят: Людмила Сергеевна, может, вам в пансионат?

— Предложили отдохнуть в санатории? — растерялся я.

— Ага, какое там — в санаторий! В дом престарелых! Мне 63 года — дом престарелых?! — воскликнула пенсионерка.

Людмила говорит, такие предложения от администрации участились после того, как жители поселка начали обращаться в суд, требуя перерасчета сертификатов, и даже выиграли несколько дел. Пенсионерка и сама собирается обратиться с таким иском в суд.

«Наш губернатор — красавчик»

Яков Сидоров — адвокат и к тому же депутат Курганской городской думы. Именно к нему за юридической помощью и обращаются многие погорельцы. Яков Семенович называет ситуацию с помощью погорельцам сложной:

— Первоначально городские власти боялись социального взрыва, массовых протестов, поэтому раздавали множество обещаний. Но позже, когда стало понятно, что никакое недовольство ни к чему не ведет, по сути, начали отказываться от своих слов. Приезжали чиновники, под камеры говорили, что все под контролем, привезли даже велосипеды. Нигде же нет информации, сколько этих велосипедов подарили и кому. Есть факт: велосипеды привезли, о чем написал у себя в телеграме и Вадим Михайлович. Кроме того, Шумков привез в Курган Куренкова (главу МЧС РФ во время пожаров. — Ред.), и тот во всеуслышание заявил, что наш губернатор красавчик. А что там было дальше, и помогли ли людям, уже никому неинтересно.

«Говорить, что всем дали лишь по 500 или 300 тысяч, тоже нельзя — есть семьи, в особенности многодетные, которые получили и полтора, и два миллиона. А есть те, кто получил 50 и даже 10 тысяч — и этим власти ограничились. Есть семьи, которые согласились на предложение переехать в Колесниково. Сертификаты им выдавались с учетом количества проживающих, доли в собственности и наличия другого жилья».