Перечень ценных градоформирующих объектов (ЦГФО) люди посвященные называют выстраданным. Градозащитники бились буквально за каждый дом. Казалось, дело пошло, когда летом 2021 года была создана специальная комиссия. Она обошла все здания по списку. От сноса тогда спасли 47 домов, среди которых оказались и объекты культурного наследия (ОКН) и ЦГФО. Но потом продолжилась хорошо отработанная практика: признать здание аварийным и на этом основании снести. Выясняй потом, было ли оно аварийным на самом деле.

Пока правительство тянет с подписанием документов, деревянный фонд города сокращается — это параллельный процесс. Полным ходом сносят дома в историческом центре на одной из самых необычных улиц города (к ней мы еще вернемся). Почему же не принимаются регламентирующие ИП документы? Внятного ответа областные чиновники не дают. Зато охотно задают встречный вопрос: что нам с вашими историческими домами делать?

— Мой дом — памятник архитектуры — надо снести, чтобы на его месте появилась вентиляционная вытяжка для метро? — возмущается жительница дома. — Просто абсурд! Изымать ОКН можно только по решению суда. Но никаких судов не было. Сносить тоже нельзя. На каком основании вышло распоряжение правительства области об изъятии? Я подала в суд, требовала его отмены. И проиграла.

В 2020 году у нас проводили замену коммуникаций и обрушили стену дома. Он подлежал реставрации и восстановлению. Государственными деньгами был оплачен проект. Но потом вышло постановление об изъятии земли под строительство метро. Удачно так все совпало.

Сначала в нем организуют замену коммуникаций. Затем ведут их с таким рвением, что не выдерживает одна из стен трехэтажного кирпичного дома. Дальше уже мелочи — завесить руины защитной сеткой, анонсировать реставрацию и оставить все как есть. Расселенный дом будет приходить в упадок сам собой.

Другой вариант — снять охранный статус. Именно это 10 лет назад случилось с особняком купца Кожевникова (горожане называют его «Домом с часами»). Ценность одного из самых известных в городе памятников деревянного зодчества пришлось доказывать в суде. Экспертиза, как и в случае с Домом просвещенцев, проводилась «на удаленке», не глядя. Видимо, для чиновников исторические дома — обуза. Местная власть и правда не понимает ценности деревянного фонда? Или просто не хочет тратиться? Ирина Фишман считает, что все дело в уровне культуры.

Ирина с мужем как раз из таких заинтересованных горожан. Они выкупили старый дом в историческом центре, вложились в его реставрацию и модернизацию.

Теперь в здании разместилось архитектурное бюро, предложившее проект для 129-го квартала — его образуют самые проходные улицы Самары. Проекту предшествовал соцопрос, и абсолютное большинство респондентов высказалось за сохранность деревянного фонда в историческом центре. Поэтому авторы предусмотрели снос лишь внутридворовых построек. В самих же домах предложили разместить мастерские — что-то вроде современного Дома быта. А центром квартала сделать винтажный маркет или «блошиный» рынок европейского формата — кому как больше нравится. Такое место может стать точкой притяжения туристов (проверено не одним городом).

На реализацию проекта требуется 246 миллионов. Средний срок окупаемости — около пяти лет.

Есть в Самаре и другой, уже реализованный проект — дом купца Маштакова. Здание, построенное в начале прошлого века, в советское время было отдано под коммунальные квартиры. В 1993-м их расселили. В заброшенном состоянии особняк, имеющий статус ОКН регионального значения, на одной из главных улиц города простоял почти три десятилетия.

А потом оказалось, что и невозможное — возможно.

— Центральный ВООПиК написал заявку в Президентский фонд культурных инициатив на получение поддержки, — рассказывает историю невероятной реинкарнации Нина Казачкова. — Комиссия обычно поддерживает не реставрацию, а приспособление объектов для современного использования. В 2021 году самарский проект выиграл грант. Почти 20 млн выделил фонд, 60 млн — губернатор Азаров и 20 млн нашли инвесторы. На средства городского бюджета благоустраивалась прилегающая территория и подводились коммуникации.

— То есть все работы уложились в 100 миллионов?

— Да, «под ключ». Мы же ругаемся постоянно с чиновниками. А здесь шли в ногу: есть объект, давайте соберем все силы и сделаем по максимуму.

— Значит, все-таки возможно?

— Сделали за полтора года — это очень быстро! Реставрацию курировал известный российский специалист по деревянному зодчеству, реставратор Андрей Бодэ. Специально прилетел из Москвы.

А сами работы проводили местные реставраторы — компания «ВЕГА ГРУПП РЕГИОН». Стоит добавить, что это первый деревянный дом в Самаре, где прошла научная реставрация. Для наглядности и понимания внутреннего устройства здания оставлены фрагменты дранки. А часть крыши открыта изнутри. По словам Андрея Бодэ, в России это, скорей всего, первый случай применения подобного метода демонстрации.

Находясь внутри, посетители могут увидеть, как 100 лет назад укладывались балки и стропила. Не случайно же Бодэ высказал желание показать коллегам-реставраторам со всей страны, как на самарском проекте сделано раскрытие кровельной зоны и представлены подлинные элементы устройства потолка.

К началу работ сруб дома сохранился на 80%. Это очень высокий показатель. Теперь в возрожденном здании разместился музей-галерея «Заварка», проект которого выполнил известный самарский архитектор Дмитрий Храмов. Современные фермы для экспозиций, демонстрационные экраны — все по последнему слову. Плюс — замечательные находки. Например, голоса людей, живших здесь когда-то: их можно услышать, проходя по комнатам. Или уловить звуки чего-то совсем обыденного — как заваривается чай, например.

Сейчас в галерее проходит выставка «Деревянная Самара, которую мы не знаем». В экспозиции — более 40 фотографий первого десятилетия прошлого века. В одном из залов можно посмотреть здания, сгоревшие, снесенные или перестроенные за последние 20 лет.

Между тем за окном по соседству уничтожается то, что еще можно увидеть и в реальности. В личном фотоархиве нашла несколько каменно-деревянных зданий, снятых позапрошлым летом. Сегодня их уже нет.

Добавлю, что речь не про одноэтажные развалюхи. Под бульдозер идут дома из дерева и кирпича с хорошо сохранившимися фасадами, двух-трехэтажные. Небольшой, но едва ли не самый существенный нюанс: с площадки, где расположены четыре сносимых дома, открывается просто потрясающий вид и на город, и на Волгу… Лакомый кусок.

Есть такой термин «приспособление для современного использования», на что, собственно, и выделяются гранты. При желании и умении деревянный дом можно приспособить подо что угодно, считают наши собеседники, и рассказывают о частном инвестировании и джентрификации — реконструкции пришедших в упадок городских кварталов путем благоустройства и последующего привлечения более состоятельных жителей. В результате джентрификации происходит повышение среднего уровня доходов населения района за счет замены жителей с низкими доходами на более состоятельных.

В России уже накоплен опыт, и вполне успешный, облагораживания предприятий и бывших промышленных районов в крупных городах. Дизайн-завод «Флакон», арт-кластер «Хлебозавод», центр городской культуры ЗИЛ в Москве. «Новая Голландия» и культурно-деловое пространство «Севкабель Порт» в Санкт-Петербурге. Центр труда и отдыха «Станкозавод» в Самаре. Это лишь некоторые из успешных проектов.

Джентрификацию, как правило, запускает креативное сообщество. И начинается она с организации творческих кластеров, создания арт-объектов, привлекательных для горожан и туристов. Дальнейший алгоритм понятен. Так почему же самарские власти не пошли по пути аукционных продаж или предоставления ЦГФО в долгосрочную аренду? На определенных, естественно, условиях. Оказалось, проблема не в том, чтобы найти желающих, а в отсутствии гарантий для них. Даже покупка и реставрация не гарантируют, что здание останется за тобой навсегда.

— Смотрите, какая история, — объясняет Нина Казачкова, — купила я дом, а потом город говорит: мы здесь будем метро проводить, забираем землю на госнужды. У нас доверия к власти нет. Зачем вкладывать деньги, если сегодня один чиновник говорит «мы не будем сносить», через год заступает другой и сообщает о сносе. Дом, где я живу, мы сами ввели в ОКН, огромную проделали работу! Нас ведь тоже сносить собирались. Это абсурд! Ты вроде как владеешь, но вроде как не твое.

И это может случиться в любом квартале! Ты никогда не угадаешь, где и что будут изымать для госнужд. У нас же стихийно все. Кто, например, думал, что метро потянется по Самарской, а по Галактионовской будут расселять дома (это две центральные улицы города. — О. П.)? Мы сейчас в России вышли на первое место по сносу аварийных домов.

— Как оценивать этот показатель?

— Для них (чиновников) — он хороший. Они деньги осваивают. Но мы так весь фонд исторический снесем. Понятно, что столетний дом не может быть нормальным. Но этими домами надо заниматься. У нас для чего капремонт существует? Текущий ремонт для чего? Все это должно работать! А у нас не работает!

Так может, отказаться от обязывающего статуса исторического поселения? Признаться: погорячились в свое время, не потянули, да и интерес потеряли — так, во всяком случае, честнее будет.

Не согласна! — возражает Ирина Фишман. — Честнее было бы наделить город статусом ИП федерального значения. Это же смешно и убого — историческое наследие такого качества считать важным только для региона. При этом федеральные эксперты единогласны во мнении, что исторический центр Самары — уникальное явление в масштабах всей страны. Город-миллионник с таким процентом сохранности исторической застройки. Надо добиваться повышения статуса ИП Самары до федерального. Региональный статус был принят властями только затем, чтобы манипулировать интересами застройщиков.

Чем дольше тянется эта история, тем меньше остается объектов, которые надо охранять. Так может, в этом и есть сакральный смысл бездействия местной власти? Тем более у нее появился новый интерес, перспективный — «Концепция устойчивого развития исторического поселения Самары». На разработку документа выделено 27 бюджетных миллионов. Подрядчик уже известен. Реализовать концепцию планируют до 2030 года.

А теперь самое парадоксальное: в техзадании определены 8 этапов работ. Среди них анализ ключевых проблем ИП. Но кому еще не ясно, что главная его проблема сегодня — отсутствие подписи чиновника на пакете документов. Чтобы понять это, глубокого анализа за 27 бюджетных миллионов точно не требуется.