«А по-человечески нельзя?»

Монументальное здание Самарского театра оперы и балеты в духе сталинского классицизма — одно из знаковых в городе. Правда, ожидая свою первую собеседницу, я наблюдаю его не с парадного входа, а со стройплощадки на задворках. Здесь мы и встречаемся с Еленой — жительницей Самары в третьем поколении. Женщина уверенно лавирует между строительной техникой. Грохот и пыльная взвесь — привычный теперь фон для здешних мест. В таких декорациях и начинается наш разговор.

Пытаюсь понять, в каких условиях живут люди, оказавшиеся на стройплощадке. На Галактионовской, 123, находится один из двух стартовых котлованов, здесь же смонтирован механизированный проходческий комплекс. Когда начали забивать сваи, дома ходили ходуном. А власти отправили по квартирам, попадающим в зону строительства, оценщиков. Расселение, если верить чиновникам, — это забота о здоровье граждан.

— Нас всего около 600 человек, выселяемых, — говорит Елена. — Судится, наверное, половина. А половина подписала договоры. Кто-то и деньги уже получил. Мы ведь все время говорим, что не против власти и не против метро. Но почему нельзя расселить людей по-человечески? Закон ведь сработал не в нашу пользу.

— А как должно быть по закону?

— Должны были произвести межевание земли — это основное. У меня есть план, где вот этот участок (показывает на часть двора) даже номера кадастрового не имеет. Но исторически это всегда была территория нашего дома — по кадастровому делу, 739 метров земли. У меня документ есть. Только нам не хотят платить за нее. Я понимаю, наши квартиры не имеют такой ценности, как новое жилье в центре. Но земля-то здесь золотая (эту фразу от разных людей я услышу еще не раз. — О. П.). У меня двухкомнатная изолированная квартира. Я покупала ее 22 года назад и не планировала отсюда уезжать, меня все устраивает.

Подходим к двухэтажному кирпичному дому. Елена показывает собственный палисадник. В двух шагах отсюда — одна из центральных площадей, а города почти не слышно. Если бы не стройка…

Неучтенка и неадекват

— Во-вторых, у нас должны были перемерить площади, — продолжает Елена. — Вместо этого появилось объявление, что будут сносить дома, придет какая-то компания от областного минстроя их оценивать. Это дома, которые в свое время уплотнялись. Документы в единой базе не соответствуют реальности. Я сама пригласила специалиста, начали перемерять квартиру, вышло 38 метров — больше, чем по документам. Но никто не хочет принять это во внимание. Коридор мне не посчитали вовсе. Лестницу (в многоквартирном доме у Елены свой отдельный вход на второй этаж. — О. П.) тоже. По закону, если лестницей пользуется только моя семья, то она включается в площадь квартиры.

Говорят, что мы деремся за каждый сантиметр, но у меня неучтенных получается четыре квадрата. Даже если по 90 тысяч за один, я существенно теряю. Мою квартиру оценили в 2,8 миллиона. Мы делали свою оценку год назад, вышло 4 миллиона. Такая же квартира на ул. Арцыбушевской — это буквально в квартале от нас — стоит 4,8 млн. Когда у некоторых прошли суды, оценка жилья оказалась намного выше.

По факту площадь не перемерили, с земельным участком не разобрались, общедомовое имущество не учли. Но деньги за оценку исполнитель госконтракта № 06-030 взял суровые.

В распоряжении редакции есть прелюбопытный документ — смета на выполнение работ по государственной регистрации прав Самарской области на объекты недвижимого имущества, подлежащие изъятию для государственных нужд. Юрист Андрей Морозов, он в двух десятках судебных процессов представляет переселенцев, дал комментарий:

— Есть очень интересные вещи. Допустим, пункт 4 «оценка»: за один объект 69 тысяч рублей (такая сумма берется за определение размера возмещения). Для сравнения: судебная экспертиза стоит сейчас 50 тысяч, внесудебная оценка — в районе 20 тысяч. А эти (исполнители) по госконтракту получили по 69 тысяч.

Дальше еще интересней: каждому собственнику надо направить копию решения об изъятии (п. 5). Три заказных письма на квартиру оценены в 25 тысяч рублей.

— И на это, как следует из документа, выделено 3 млн 755 тысяч?

— Именно! Причем сами письма готовит Минстрой. А эти лишь отправляют. У них 150 объектов, следовательно, только на письмах заработали почти 4 миллиона. Еще в смете есть строка «подготовка проектов соглашений об изъятии земельных участков». Проекты эти стандартные, в них меняется только сумма, адрес и ФИО. Однако на оформление каждого выделено 40 тысяч рублей.

— А кто отрабатывал все эти деньги?

— Здесь вверху [на смете] есть номер контракта. Этот же номер стоит на всех отчетах об оценке, которые подготовлены ООО «Центр оценки и судебной экспертизы». 140 млн отгребло ООО, исполняющее госконтракт (копия есть в редакции. — О. П.) и очень близкое к Минстрою.

Зарабатывая на этом, они, естественно, занижали все оценки. Во-первых, почему-то считали, что стоимость земельного участка уже входит в стоимость квартиры. Во-вторых, не оценивали компенсацию за непроизведенный капремонт. Хотя Верховный суд еще в 2009 году сказал, что такая компенсация в подобных случаях должна быть. А сейчас люди из этой компании ходят в суды. Последняя строчка в смете — «представление интересов Заказчика в судебных органах». Так они за это берут в два раза больше, чем я (а именно: 60 тысяч рублей за один объект. — О. П.).

Только по этой смете (всего 7 пунктов) ЦОСЭ освоил 30 999 380 рублей. И «получил» в ответ заявление о должностных преступлениях, с которым одна из жительниц Самары в начале августа обратилась к прокурору области. Она просит возбудить уголовное дело по подозрению в хищении из областного бюджета.

Изложенные основания стоит привести дословно: «12.04.2023 была размещена информация о торгах на строительство станции метро «Театральная» и перегонных тоннелей. Начальная цена 11,7 млрд рублей. В конце апреля арестовали министра строительства Самарской области Плаксина. В начале мая торги отменили. 06.06.2023 повторно размещена информация на этот объект. Начальная цена 20 млрд рублей. Уменьшилась на 9,7 млрд рублей. Проект строительства станции и тоннелей не прошел государственную экспертизу. Цена контракта, размещенного в апреле, завышена на 9,7 млрд».

Стоит добавить, что

Председатель СК РФ Бастрыкин поручил проверить законность расселения. А в апреле всплыли нарушения при исполнении госконтракта. Управление капитального строительства было оштрафовано.

Елене при всей неравноценности независимой и государственной оценок предложили подписать договор с Минстроем и освободить жилплощадь. Деньги обещали перевести на лицевой счет. Вместо подписания женщина уже год оспаривает в суде заниженную стоимость изымаемой квартиры — это ее единственное жилье. Деньги на счет придут, а выезжать-то куда? При этом ясно, что съезжать придется.

…Во время нашего разговора я сижу напротив окна. Рабочий процесс отсюда можно наблюдать крупным планом. Ощущение, что ковш экскаватора в любой момент может зачерпнуть и часть квартиры.

Минут через 20 к разговору подключается Ирина. В квартиру она входит без звонка. Женщины хорошо знакомы.

Ирина — мать пятерых детей. На Галактионовской, 117, живет 15 лет. Ловлю себя на мысли, что правильней теперь говорить «жила». Вопрос с изъятием квартиры практически решен. А она у Ирины небольшая — 30 кв. метров. Как говорит сама хозяйка, что могли, то и купили. Шесть метров оценщики от Минстроя не учли. Это уже не удивляет.

— У меня дочь балерина, поэтому жилье специально искала именно здесь — поближе к театру, — рассказывает Ирина.

— То есть за это время вы должны купить квартиру?

— Да! Но это же невозможно!

— Вы тоже считаете, что вашу квартиру оценили неадекватно?

— Неадекватно — мягко сказано! У меня пятеро детей, все собственники. Суд за мою долю начислил 297 тыс. рублей. Самое интересное: 153 тысячи дают каждому собственнику на переезд. Позаботились о том, чтобы я перевезла свои вещи. А куда — это никого не волнует.

— Может быть, это просто математика: если все шесть долей сложить, то получается что-то более серьезное?

— Даже если мы складываем, получается в совокупности чуть больше двух миллионов, на которые я ничего не куплю. А брать старое жилье нельзя: завтра могут прийти и начать так же мотать нервы.

Разделить и властвовать?

По официальным данным, в зону строительства станции попали 78 жилых помещений, находящихся в муниципальной собственности, и 166 частных. Только 32 человека из числа собственников дали согласие на расселение в сентябре прошлого года. По сути, между ними и нанимателями в процессе изъятия бы вбит клин. Люди оказались в чудовищно неравных условиях.

Квартира, которую государство выделяет по договору соцнайма, по-прежнему принадлежит ему. Бюджет в этом случае практически ничего не теряет. А собственникам из этого же бюджета выплачивают реальные деньги, поэтому давать лишнее никто не заинтересован. Однако условия расселения могут быть и иными — если в регионе принята соответствующая адресная программа. Надо сказать, что есть в этой истории и абсолютно довольные. Например, отдельные граждане, получавшие в свое время жилье от города. Ирина рассказывает о соседе, который давно нигде не работает, в коммуналке имел шесть метров. Эти метры были его единственным жильем. А потому сосед стал счастливым обладателем однокомнатной квартиры.

— Потому что у него муниципальное жилье, а мы — собственники, — комментирует Елена. — Мы чем провинились-то, я не понимаю? Конституционный суд принял постановление (№ 20-п от 25.04.2023) о том, что не должны делать разницу между собственниками и нанимателями. Только там опять «но» — ты должен считаться малоимущим.

— Нас на три категории разделили, — подхватывает Ирина, — муниципалы, собственники-аварийщики и просто собственники. Первые получают примерно одинаково, нормально получают. А мы… Я когда была в минстрое, задала вопрос: дети все совершеннолетние, живут отдельно. Конкретно я на что могу рассчитывать? Оказалось, только на сумму за мою долю. Какая-то дикая ситуация! Я говорю, вы мне дайте хотя бы соцвыплату, чтобы я могла от чего-то оттолкнуться. А от чего отталкиваться, если дают 297 тысяч? Когда мы получим эти деньги с учетом всех инфляций-девальваций, можем остаться с батоном колбасы. И кто будет в ответе?

Свои резоны

Вместе с Еленой отправляемся на Ульяновскую улицу. Минутах в десяти ходьбы находится еще один из определенных под изъятие домов, где нас уже ждут.

На Ульяновской все тихо-мирно, никакого намека на стройку. Своей обычной жизнью живет большой торговый центр напротив.

Заходим во двор двухэтажного дома. Он выглядит основательно. Фундамент и цоколь — кирпичные. На окнах второго этажа — резные деревянные наличники. Двор — просторный и зеленый. Во дворе гараж, большой стол под навесом, роскошные кусты гортензии, даже палатка для гостей.

При иных обстоятельствах я бы сказала: роскошь какая в центре города! Но я уже видела элитные коттеджи в несколько этажей на одной из самых старых улиц города. Они вряд ли попадут под изъятие для государственных нужд.

… Екатерина — хозяйка квартиры на Ульяновской, мама троих детей, живет здесь уже второе десятилетие. Приглашает нас за стол, приносит чай. В Самаре +34, а здесь, в тени деревьев, вполне комфортно. Заслышав гостей, приходит лохматая собака внушительных размеров и привычно пристраивается под столом.

— Пойдемте покажу квартиру, — предлагает Екатерина. — У нас тут все удобства: газовая колонка, ванна. Это кухня: с одной стороны — наша, с другой — соседей. Соседи — интеллигентнейшие люди.

— Получается у вас полукоммуналка?

— У нас странная такая коммуналка, она в долевой собственности, соседи — муниципалы. Это наш общий коридор. У соседей три огромных комнаты — 54 кв. метра. — Екатерина показывает на дверь. — У меня две на 31 метр, еще есть свой коридор. Полы ровные, окна большие. И, видите, какая лепнина на потолке.

— С живностью у вас тут тоже все в порядке (вокруг нас крутится кошка).

— У меня большая собака — инвалид трехлапый и кошки. Я поэтому дом и выбрала, чтобы все они могли гулять по двору спокойно.

Мы с другими жителями объединились, записали видеообращение к президенту: обратите на нас внимание, мы и наши дети будем бомжами. Когда разместили его в ноябре 2022-го, оно сразу разлетелось по соцсетям. И нас услышали. Несколько человек привезли на встречу к губернатору. Он много чего не знал. Я ему рассказала, что за свои метры плачу около 4500 — это очень много.

Причем платила Екатерина за метраж больший, чем посчитали при оценке. Выходит, все эти годы она государству переплачивала? Вопрос этот хоть и был задан чиновникам, сразу перешел в разряд риторических. А выяснение отношений — в зал судебных заседаний. Изначально квартиру Екатерины оценили в 1,2 млн. Как будто не было у нее ни части в общей площади, ни коридора. Возмещение по земле и за непроизведенный капремонт тоже опустили.

Мои собеседницы вспоминают обещания «персонального подхода». Их щедро раздавали губернские власти. «Каждый случай мы рассмотрим индивидуально. Правительство региона принимает беспрецедентные меры. Мы детально прорабатываем все проблемные вопросы», — заявлял министр строительства Плаксин еще в феврале. А в апреле был арестован и отправлен в СИЗО. Подозревается в превышении полномочий.

К слову, Плаксин — выходец из структур ГК «Волгатрансстрой», стабильно получающих солидные госконтракты в Самарской области. Строительство «Театральной» — один из них.

Соль — в земле

Земельные участки — едва ли не самый серьезный камень преткновения в истории с расселением. Землю при изъятии почему-то решили считать только под контуром дома. Подобный порядок предусмотрен для ветхих и аварийных строений. Дом на Ульяновской (как и многие другие) таковым не является, о чем было сказано в судебном заседании. Тем не менее, суд и собственники оперируют цифрами, отличающимися в разы.

При проведении любых комплексных кадастровых работ, — поясняет Андрей Морозов, — органы госвласти и местного самоуправления обязаны не только сформировать участки, но выявить правообладателей и поставить на кадастровый учет. Причем, формируется участок не по хотелкам чиновников, а в соответствии с исторически сложившимся двором. Они этого не сделали. Оформив земельные участки по стенам домов (это называется «пятно дома на земле»), власти фактически совершили хищение имущества граждан. Ведь размер денежного возмещения рассчитывается, исходя из этих маленьких кусочков земли.

При этом большая часть домов изымается, не имея под собой участков на кадастровом учете. Складывается очень странная ситуация:

…Наталья — она подъезжает на Ульяновскую в самый разгар беседы — именно тот человек, которому в свое время не удалось должным образом оформить земельный участок. Точнее — не дали. Наталья живет в доме на трех хозяев с большим двором на Самарской, 236.

— Сначала мои документы якобы потеряли. Стала собирать снова, и началось: то одной бумажки не хватает, то другой. А теперь говорят, что 3,5 сотки, прилегающие к дому, нам не принадлежат. Но эта земля числится за домом больше 100 лет, и в БТИ все зафиксировано.

Естественно, нас оценили по минимуму. Мне по суду насчитали 1,5 млн рублей за мои 24,5 кв. метра (рыночная цена квартиры такого метража в среднем 2,5 млн. — О. П.). Может, наши деревяшки столько и стоят. Но борются-то с нами не за них, а за землю. Земля под нашими домами стоит очень дорого. А им (властям) всего-то и нужно — изъять у людей жилье, отдать им копейки: мы расселены, они получают землю.

— А какова реальная стоимость ваших 3,5 сотки?

— По кадастровой стоимости 7 миллионов одна сотка. А если по рыночной, даже представить себе боюсь.

Сносить нельзя оставить

— Первый суд признал распоряжение об изъятии законным, — продолжает Екатерина. — Но на нем даже не была представлена техническая экспертиза — выдержит наш дом или нет. Я губернатору на встрече сказала: я вас, Дмитрий Игоревич, поддерживаю, но не понимаю, чем мой дом мешает метро?

— Вы считаете, он может быть сохранен? Или дом не попадает в зону строительства?

— Одна часть дома идет под метро, а другая — нет. Я подала заявление на формирование земельного участка. Мне ответили: ваша земля уже изъята. Но это не так. Суды по отмене решения об изъятии еще идут. Мне кажется, все дело в самой этой территории, кому-то она понадобилась. Наш дом на Ульяновской, 27, даже не входил в список зданий, на которые собирались ставить датчики (для наблюдения за конструкцией во время строительства. — О. П.). Юристы говорили: докажите, обоснуйте, что конкретно этот дом на Ульяновской, который стоит в стороне от строительства, не выдержит. Никаких доказательств получено не было.

Во двор тем временем (я уже начинаю думать, что он резиновый) заезжает очередная машина. К столу подсаживаются вновь прибывшие. Татьяна, проживающая на Самарской, 247, мгновенно подхватывает разговор.

— Мы уже больше года бьемся и не увидели ни одного документа, который бы подтверждал, что метро строится по утвержденному проекту, а наши дома действительно попадают в зону строительства и потому подлежат изъятию.

— Но я слышала, что была экспертиза по оценке устойчивости зданий, оказавшихся над метро и рядом.

— «Волгатрансстрой-метро» якобы проводило ее буквально по каждому зданию, а результаты лежат в Следственном комитете, — отвечает Татьяна. — Я видела эту экспертизу по своему дому. Там такие изыскательские работы провели — чуть ли не раскопки. Я следователю говорю, вы понимаете, что это филькина грамота абсолютная? Здесь написано, что у меня дома нет ни воды, ни слива, а сам дом — сарай, который завтра рухнет. На основании этого приняли решение дом сломать.

Другая экспертиза пишет, что у меня и ванна есть, и слив, и вода, и электричество, и газ. А еще господин Осеев, который сейчас у нас и.о. министра строительства, прислал мне 17 июля очень интересное письмецо: «…содержится исчерпывающий перечень объектов, подлежащих демонтажу до начала строительства, в том числе и Самарская, 247». То есть мой дом должны были демонтировать до начала стройки, понимаете? Половину метро уже выкопали, а дом стоит.

Снова тот же вопрос: какое количество домов реально попадают в зону строительства? И вот здесь начинается самое интересное.

— Процедура изъятия жилья для государственных нужд, — отвечает Андрей Морозов, — используется якобы для строительства метрополитена.

— «Якобы» вы употребили не случайно?

— Да. Во-первых, по ст. 49 Земельного кодекса изъятие для госнужд происходит только в том случае, если физически нет возможности построить объект [в нашем случае — метро] без изъятия этой недвижимости. На практике областное правительство ни в одном из судов до сих пор не предъявило доказательств того, что эти дома действительно мешают строительству. Более того, по итогам технических обследований изъятию подлежат всего 66 домов. А изымают 150. Соответственно, больше половины домов изымаются без каких-либо законных оснований. Их собственники просто «мешают» властям.

— Про фарс прокуратуры на наших судах — отдельная история, — Татьяна затрагивает еще одну болезненную для всех тему. — Я обязательно найду людей, кто поддержит, и напишу жалобу в Генпрокуратуру на всех прокуроров, которые участвовали в этих гражданских процессах. С первого заседания было очевидно, что они на стороне Минстроя.

Изъятию подлежит

Дом на Галактионовской является Объектом культурного наследия (ОКН). Порядок работы с ним регулируется законом № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия РФ». В отношении подобных зданий существует и особый порядок изъятия.

— Иск об изъятии может подать только специализированный орган, у нас это областное управление государственной охраны ОКН, — поясняет Андрей Морозов. — Соответственно, ни для каких государственных нужд эти объекты изыматься не могут в принципе.

— Даже если они доведены до аварийного состояния?

— Да будь он сто раз аварийным, его нельзя изымать таким образом.

— А как поступать, если ОКН попадает в зону строительства?

— По закону, если метро создает угрозу целостности такого дома, то надо либо дом реставрировать и укреплять, не нарушая предмет охраны. Либо метро должно пройти по-другому.

Это же ОКН регионального значения. Представьте, кому-то захотелось метро прямо под оперным театром проложить. В нашей правовой реальности все, что власти могли сделать, хотя бы прикинувшись уважающими закон, это лишить дом статуса ОКН. Или принять решение о том, что он не подлежит восстановлению. Самое-то интересное, что его хотят восстанавливать.

…Едем к дому на Галактионовской. Уже на месте моя собеседница Снежана рассказывает, что под фундаментом при замене труб вырыли котлован такой величины, что в него без труда заезжал мини-экскаватор, продолжая подкоп. Стены при этом не укрепляли. Одна из них, повисев в воздухе без опоры, просто рухнула. Чтобы обрушить стену такого дома, надо сильно постараться. Признаков износа, во всяком случае, визуальных, он не подает совсем. Уцелевшая стена совсем без повреждений, кирпич — из тех, что на века. Но общий вид — грустный.

Продолжая тему, мы попросили председателя самарского отделения ВООПиК Нину Казачкову ознакомиться со списком из 66 домов, которые изымаются для госнужд. Интересная выяснилась вещь:

Чем ближе к финалу разговора, тем очевидней понимаю, что не меньше денежной составляющей людей волнует социальная привязка к району. Как, скажем, подростку, у которого здесь сосредоточена вся жизнь, разом поменять абсолютно все? Или как в предпенсионном возрасте искать новую работу? Ведь с окраины в центр по самарским пробкам не наездишься. А метро, увы, далеко не всем в помощь. Губернские власти, конечно, обещают, что открытие новой станции соединит центр с окраиной, а пассажиропоток увеличится на 30%. Только у горожан свой ответ на это: строили — знаем. Одним словом, метро копается, люди судятся, деньги утекают…

Самара