Фото (скадрировано): Анатолий Жданов / Коммерсантъ
Не известные широким слоям населения, но от этого не менее вдохновенные и всегда азартные авторы регулярных откровений, приписываемых бывшему эрзац-президенту, нынче в особом ударе.
Сам же квази-демиург этих пламенных посланий вот уже которое время старательно выполняет порученную ему роль ястреба, выступающего в почтенном жанре «Держите меня семеро» и, по замыслу режиссера, наводящего ужас и страх на «другие народы и государства», которые «косясь, постораниваются» от неведомо куда скачущей по буеракам истории Птицы-тройки.
«Руководители гнуснейшей Польши, — в изумлении читает какой-нибудь простодушный и внутренне не готовый к такому повороту гражданин вроде нас с вами, — оскотинившихся скандинавских стран, милитаристской Японии, сумчатых животных из Австралии и Новой Зеландии и прочих чумных блох вроде Прибалтики — прямые и явные пособники нацистов. И отношение к ним нужно строить как к руководителям стран нацистской коалиции».
Согласитесь, неплохо. Вот только «милитаристская Япония», совсем не постижимым образом просочилась в этот пассаж из какого-нибудь 1939-го, допустим, года. Неужели авторы, — скорее всего молодые, — знакомы с довоенными советскими газетами или с лекциями тех же лет по международному положению?
А в остальном — ничего так, бодренько. А то обстоятельство, что брутально-задиристый, чтобы не сказать гаражно-хамоватый и нахрапистый тон слишком уж диссонирует с не слишком внушительным имиджем человека, от имени которого произносятся все эти, скажем так, инвективы, то это даже хорошо с чисто художественной точки зрения. А какая тут еще возможна точка зрения? Политическая, что ли? Идеологическая? Нравственная? Ну, ладно вам! (…)
Ох, бедные «пособники»! И никто-то их не успокоит, и никто-то им не объяснит, что в некоторых «суверенных» словарях некоторых не менее суверенных государств значения таких имен существительных, как «нацист», или таких прилагательных, как «нацистский», совсем не те, к которым они привыкли за многие последние десятилетия. Никто им не объяснит, что активное и повсеместное употребление общеупотребимых слов и понятий в самых произвольных, а часто и в прямо противоположных значениях давно уже является официально узаконенной практикой и даже, если угодно, конструктивным принципом государственной риторики. И это необходимо учитывать всем тем, кому по какой-нибудь эксцентрической причине захочется вдруг понять, о чем вообще говорит тот или иной политический деятель или труженик государственной пропаганды.
Заранее скажу: ни о чем! Это надо понять раз и навсегда, чтобы не тревожить лишний раз свои механизмы понимания и различения смыслов там, где их нет и быть по определению не может.
Ну, а наша пагубная привычка во всем искать и, как правило, находить интертекстуальные подтексты не может не отозваться как минимум парочкой классических цитат, в очередной раз свидетельствующих о том, что ничего нового не в силах изобрести даже такие гиганты политической мысли, как … ну, в общем, понятно.
Первым приходит в голову все тот же Гоголь. Куда же тут без Собакевича:
- «Я их знаю всех: это всё мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья».
Или же, например, из «Двенадцати стульев»:
- «Эти акробаты пера, эти виртуозы фарса, эти шакалы ротационных машин…»
Впрочем, — если опять же вернуться к упомянутой художественной точке зрения, —
академическая честность требует признать несомненный энергичный лирический заряд в этих «оскотиневшихся сумчатых блохах», в этих сочных, хотя и не съедобных плодах державных геополитических галлюцинаций.
И вообще, не дано нам, как было сказано, предугадать, как слово наше отзовется. И вообще, все не напрасно.
