«Не обслуживай свое заключение»

«Так что же такое чекист?» — задумался Берман (начальник ГУЛАГа, впоследствии зам. наркома). Его память не могла подобрать такого примера, с которым можно было сравнить неожиданно порученное ему дело. Со свойственным ему упорством Берман стремился додумать все до конца. И перед ним возник образ того, с чьим именем он привык отождествлять все, чем жили миллионы людей в неповторимые годы пятилетки, — Сталин!

«А как же с теми, что в лагерях?» — взволнованно, уже в новой связи подумал Берман. «Они у нас еще выйдут в люди», вспомнил он слова обо всех этих остатках бывшего мира. «И это дело поручено партией ОГПУ!» — просветлел и обрадовался Берман».

Берман читал донесения о побегах из лагерей. Побегов было мало. Зато чаще стали поступать известия, которых нельзя было читать, не волнуясь.

Одно пришло из Средней Азии. На кишлак наступали басмачи. Близ кишлака находился исправительный лагерь. Толпа заключенных пришла к начальнику лагеря. Из толпы выступил один вперед. Он сказал:

— Мы знаем, тут басмачи. Дай нам винтовки.

Начальник подумал и дал винтовки. Толпа сорганизовалась в отряд и ушла с винтовками. Через день отряд вернулся, притащив с собой пулемет. В стычке было убито пять человек. Из оставшихся в живых никто не убежал.

Берман ходатайствовал об их досрочном освобождении.

Второе донесение пришло из Соловков. Пароходишко, имея на борту команду, в которой не было ни одного вольнонаемного, но зато живописно был представлен «уголовный кодекс», вышел на промысел.

— Что-то ветер не тем пахнет, — сказал боцман Губа.

— Какой курс? — еще раз спросил Губа и прошелся кулаком снизу вверх, задев подбородок капитана. Капитан признался, что держит курс на Норвегию.

— Норвегия нам не светит! — хором крикнула братва. Судно было приведено в Мурманск.

Берман пошел докладывать коллегии.

«Кто вам обещал краснопутиловский пролетариат?»

Шагах в пятистах от железной дороги, у края оврага, уже стоит двухэтажный дом — Управление Беломорстроя. Здесь поместилось руководство. Сюда же въехал и производственный отдел. Чекисты Медгоры смотрят с уважением на это ученое племя, но все же им кажется странным: почему, читая жизнь и технику жизни на многочисленнейших языках, эти ученые не прочли самого главного, что только социализм способен переделывать, исправить, выточить новый мир, новую землю, черт возьми! Но не будем торопиться, товарищи, жизнь иногда замедляет объяснения многих странностей…

Инженер Маслов работает в отделении затворов. Разумеется, он ни в какой степени не верит в возможность создания гигантского канала где-то на краю света, при полном почти отсутствии механизмов, металла, квалифицированной рабочей силы. Но он — человек подневольный.

— У вас нет металла, говорите вы. Из чего же прикажете конструировать ворота и затворы для шлюзов? Уж не из дерева ли?

— Да, именно из дерева.

— А известно ли вам, что нигде в мире деревянные ворота и затворы для судоходных шлюзов никем и никогда не делались и что никаких расчетов для подобных сооружений в науке не имеется?

— Теперь, после вашего авторитетного свидетельства — известно. Попытайтесь сделать эти расчеты. Не бойтесь риска. В таком деле, как постройка в двадцать месяцев одного из величайших каналов в мире, без технического риска, без новаторства не обойтись. Вы можете любой свой вариант проверять на материале. Помните о темпах».

«— Иду и сам себе не верю, — удивляясь, сказал ему бритоголовый. — Прямо наваждение. Сами себя на работу ведем. Мыслимое ли это дело?

— Да, это тебе не каторга, — заметил Коган.

Пока шли до места, Коган рассказывал:

«Сидел я в кандалах, ручных и ножных. Встанешь и, как медведь, ходишь по камере. А режим был такой: живешь по звонку. Как только сложишь постель — сейчас начинаешь чистить посуду.

— Ну, сибирская душа, — перебил бритоголовый, — по такой жизни ты здесь блаженствовать будешь. Тут тебе советская власть и масса удовольствий. Жалко, ты не урка — мы бы тебя по опытности в паханы произвели.

— Нет, куда уж мне, — скромно сказал человек в валенках. — Я и так начальник Беломорстроя».

Нет, все-таки Коган — романтик. Кажется, и сам верит, что каждый из его каналармецев «ходит в баню, одет в чистую рубашку, в телогрейку и питается сытно. Не может быть, чтобы человека не увлекло такое большое дело». Или — не верит?

Быть сталинцем

«К заключенному Руденко, заведующему мехбазой, пришел заключенный Слива, бывший кулак. Он предложил построить вагранку для выплавки металла. Долго на это не решались. Но тачечные колеса очень нужны. Наконец решили все-таки попробовать.

Первую беломорскую вагранку назвали «вагранка типа времен Петра Великого». Вагранка сейчас находится на Москва-канале, не в музее, а на производстве. Это кусок трубы высотой с два с половиной метра, диаметром восемьсот миллиметров. Внутри она футерована огнеупорным кирпичом. Эта труба насажена на кладку, в нижней части которой устроены формы.

Вагранка Сливы — нечто среднее между старыми горнами и настоящей вагранкой. Эта вагранка работала неплохо, она отливала тачечные колеса».

«Эти беломорстроевской выучки инженеры, техники, конструкторы нарушают порядок, Орест Валерьянович полагал, что настоящий инженер получается только в третьем поколении, как английский газон через двести лет.

Год тому назад он сомневался, идти ли бригадиром проектировать Маткожню, а теперь он лепит сооружения руками воров и проституток, и ничего — выходит. Да, канал будет построен. Даже если не в срок, то все же с быстротой, которая ошеломит инженеров и техников всего мира».

«— А где Тучков? Сашка где?

Секунда молчания. Толпа метнулась к шлюзу. Широко раскинув руки, с лицом, измолотым камнями, лежал Тучков.

— Бурка взорвалась раньше времени.

— Кто виноват?

— Несчастный случай, — тихо, но внятно ответил начальник подрывных работ старик-штейгер, раньше всех спустившийся в котлован.

— А ты что смотрел?

— Тебя за главного к этому делу представили, тебе и отвечать!

Воздух накалился…

— Поломать старую суку на макароны!

Вошел и остановился у трапа начальник участка.

— Тучкова убило… двух поранило… какая это работа… — зашумели кругом.

— Работа не легкая, — отчетливо сказал начальник, — трудная для настоящих людей. Тучков был настоящий… А вы…

Начальник обвел взглядом вокруг себя.

— А вы настоящие… как будто настоящие… а вот на старика полезли. А зачем вам старик? Злобу сорвать?

Начальник посмотрел на накрытого бушлатом Тучкова. Круто поднял голову:

Затем, после паузы:

— Отнесите Тучкова наверх и положите на край котлована. Похороним после работы.

В полночь Тучкова хоронили. Могила была вырыта на горе под соснами. Играла музыка. Впереди шли запальщики. Они держали палки с зажженными бикфордовыми шнурами. Когда гроб опускали, в котловане подожгли восемьдесят бурок. Земля заколебалась и словно сдвинулась с места. Густые стаи камней взвивались к небу и рушились».

Это — единственный описанный в книге (616 страниц) случай смерти каналармейца!

«Уже на весь мир прозвучал доклад Сталина об итогах первой пятилетки. Он продолжает обсуждаться на Беломорстрое — так же, как изучают его десятки миллионов трудящихся. О докладе Сталина говорят на трассе, в лесу, в бараках. Доклад Сталина неустанно разъясняют чекисты. И доклад Сталина отвечает на все вопросы колеблющихся, с неслыханной силой ускоряя темпы и глубину перековки тысяч заключенных. Большевистская воля побеждала в лагере, потому что большевики окончательно и навсегда победили в стране. Чекисты оказались победителями, потому что они были верными ленинцами — верными сталинцами, ибо сегодня быть большевиком, пролетарским революционером-ленинцем — значит быть сталинцем».

Что с того, что первая пятилетка скандально провалена? Сталин же об этом не сказал.

«Стала работать на тачках. Откосы высокие. Тачка жилы вытягивает. Даже пальцы на руках белеют. Первые дни, казалось, ляжешь грудью от усталости и заплачешь. Но держалась — не хотела, чтобы на женскую бригаду пальцами тыкали.

Потом поняла, что не сила нужна. Можно так тачку грузить, что самый здоровый через полчаса задохнется. Если камни к рукояткам наваливать — весь груз на весу везешь. Так можно грыжу получить. А чем ближе к колесу, тем легче.

Сначала я поняла тачку, а потом начала понимать, что вокруг. Толкаешь тачку на гору и видишь: лежит в лесах канал. Днем на корыто похож. А вечером весь в электричестве, точно Тверская. Стелется дым, паровозы кричат. За поворотом аммонал ухает. А на дне, по откосам, в лесу тысячи людей копошатся… Черным-черно! Ужасная сила. Я таких картин даже в кино не видела. И все преступники! Все соцвреды!»

Михаил Зощенко стал единственным, кто написал собственную главу: «История одной перековки».

«Прекратить волчий вой и свинячье хрюканье»

И наконец первый пароход («Чекист», что, конечно же, символично) проходит по только что построенному каналу. На борту — почетные гости.

«Партия и наш удивительный Сталин постоянно требуют, чтобы в первую очередь, раньше всего, не успокаивался никто на малом, никогда не испытывал веселья и довольства от малого. Очень часто довольство малым переходит в равнодушие, когда человек пресыщается, ему надоедает его маленький, крошечный мир — и тут-то его охватывает скука, этот гнев маленьких людей, которые не способны уничтожить свой крошечный мирок. Вот почему новый человек, подлинный пролетарий, не понимает скуки.

Они не только идут рядом, нога в ногу, но и предугадывают каждый новый шаг. Сказано замечательно крепко: «Вместе с классом — и впереди класса», вместе в том великом марше будущего, где с неимоверной силой умеют освобождаться от чувств, хоть как-нибудь мешающих понимать истину, неотступную бессонную идею: идею диктатуры пролетариата, ее неизбежность во всем мире.

Палуба легонько покачивается, неустанно бежит волна.

Трое людей из Политбюро (приехавшие на канал Сталин, Ворошилов, Киров) шутят, курят, беседуют».

Постановлением Центрального исполнительного комитета Союза ССР к моменту окончания строительства Беломорско-Балтийского канала имени тов. СТАЛИНА органами ОГПУ Союза ССР уже полностью освобождены от дальнейшего отбывания мер социальной защиты 12 484 человека, и сокращены сроки отбывания мер социальной защиты в отношении 59 516 человек, осужденных на разные сроки и проявивших себя энергичными работниками на строительстве.

За самоотверженную работу на строительстве была снята судимость и восстановлено в гражданских правах 500 человек по представленному ОГПУ Союза ССР списку.

Наградить орденом ЛЕНИНА:

1. ЯГОДУ Генриха Григорьевича — зам. председателя ОГПУ Союза ССР (расстрелян в 1938 г.).
2. КОГАНА Лазаря Иосифовича — начальника Беломорстроя (расстрелян в 1939 г.).
3. БЕРМАНА Матвея Давидовича — начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ (расстрелян в 1937 г.).
4. ФИРИНА Семена Григорьевича — начальника Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря и зам. начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ (расстрелян в 1937 г.).
5. РАПОПОРТА Якова Давыдовича — зам. начальника Беломорстроя и зам. начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ (генерал-майор, умер в 1962 г.).
6. ЖУКА Сергея Яковлевича — зам. главного инженера Беломорстроя (генерал-майор инженерно-технической службы, Герой Социалистического Труда, академик АН СССР. Умер в 1957 г., его прах захоронен в Кремлевской стене на Красной площади, а имя присвоено институту «Гидропроект»).

<…>

Москва, Кремль, 4 августа 1933 г.

«Высшая гуманность сделана чекистами»

Суть книги кратко и емко выразил писатель Леонид Леонов.

Леонову вторит Михаил Козаков.

Между тем из всех «приглашенных к участию» только Вячеслав Шишков наотрез отказался что-либо писать о Беломорканале.

В книге «История ГУЛАГа в 1918–1958 гг.» ее автор Галина Иванова пишет:

При всей победной пропаганде этот эксперимент, как кажется, не полностью удовлетворил режим: необходимость работ по ремонту и расширению встала уже при открытии канала, и для посвященных не было секретом, что русло канала оказалось слишком мелким и мало подходило для военных судов. Поэтому концепция строительства канала Москва—Волга, к которому приступили еще до завершения Беломорканала, была иной.

Также уже не заходила речь о рекордных сроках: хотя канал Москва—Волга (длиной 128 километров) был наполовину короче Беломорканала, его строительство длилось вдвое дольше, с 1932 по 1937 год.

Аплодисменты иностранных зрителей

Среди участников писательской поездки был Николай Погодин, журналист «Правды» и драматург. В списке авторов книги о Беломорканале его имя отсутствует, но уже до начала поездки он пишет своей жене:

Один современник говорит о «добром десятке» пьес, написанных о Беломорканале. От самого Погодина слышим другую цифру: цензурное учреждение по театрам (Репертком) сообщило ему, что на тему Беломорканала поступило «до двухсот пьес». По-видимому, авторы этих пьес были участниками прошедшего в эти годы драматического конкурса, для которого было написано в общей сложности 1200 текстов.

Погодин написал пьесу «Аристократы».

Премьера спектакля состоялась 30 декабря 1934 года в Реалистическом театре в Москве. Его инсценировка описывается как «радостная» и «легкая»; сам режиссер Охлопков говорит о «спектакле-карнавале». У критиков его постановка находит самое широкое признание. Комедия Погодина имела успех также у зарубежной аудитории. На международных театральных фестивалях 1935, 1936 и 1937 годов, проходивших в Москве, она вызывала аплодисменты иностранных зрителей. Известны переводы пьесы на английский и итальянский языки; упоминаются переводы на китайский, чешский и норвежский. Пьеса шла в Париже, Лондоне и Осло.

Об успешном «втирании очков» много позже напишет актриса Тамара Иванова, сопровождавшая своего мужа, Всеволода Иванова, во время путешествия по Беломорканалу. В газетной статье 1989 года она вспоминает:

Один из заключенных был узнан экскурсантами — это был поэт Сергей Алымов. Посреди разговора с бывшими коллегами он разрыдался. Вездесущий начальник лагеря Фирин и тут оказался рядом. Один из литераторов попросил его ходатайствовать о сокращении срока заключения Алымова. «Уже скостили, — ответил Фирин. — Скоро Алымов вернется в Москву». Алымова действительно освободили и даже предоставили ему возможность участвовать в создании истории строительства канала — в списке авторов есть его имя.

Что происходило в душе Алымова, когда он вместе с другими авторами работал над официальной историей Белбалтлага? А Шкловский? Он знал, что одним из заключенных Белбалтлага был его брат, филолог Владимир Шкловский. По словам дочери, Шкловский согласился войти в авторский коллектив только потому, что хотел спасти жизнь брата. Он и выказывает особое рвение: как видно по оглавлению книги, Шкловский принял участие в большем количестве глав, чем кто-либо из авторов. Что же касается его брата, то в 1933 году он был действительно освобожден, но в 1937-м вновь арестован и вскоре расстрелян.

***

Александр Солженицын как-то заметил:

По официальным данным, во время строительства умерло 12 300 заключенных, в том числе в 1931 году — 1438, в 1932-м — 2010, в 1933 году — 8870, что было обусловлено сокращением снабжения из-за голода в стране и авралом перед завершением стройки. Неофициальные же оценки «потерь» начинаются с 50 тысяч и доходят до 86 тысяч.