Собственно, попыток было — три. О последней — пригожинской — говорить не буду по понятным соображениям. Но давайте вспомним август 91-го и сравним его со знаменитым Корниловским мятежом (тоже августа!) 1917 года. Сам, помню, писал в 1991-м, что страна счастливо избегла незавидной участи — хотя бы судя по тем, кто мятеж возглавил.
Кстати сказать, за оценку и сейчас не стыдно: мятежники были как на подбор (в отличие от 1917-го, оговорюсь справедливости ради).
Но что мы знаем о том, корниловском? Что изучали на уроках истории в средней школе? Реакционное офицерство во главе с верховным главнокомандующим, напуганное революцией, попыталось восстановить самодержавие, но потерпело фиаско. Наступающий на столицу кавалерийский корпус генерала Крымова («с целью потопить город в крови рабочих») был распропагандирован и рассеян, сам Крымов после встречи с Керенским попытался застрелиться, но его настигла карающая рука народа. «Через несколько часов в Николаевском военном госпитале под площадную брань и издевательства революционной демократии в лице госпитальных фельдшеров и прислуги, срывавшей с раненого повязки, Крымов, приходивший изредка в сознание, умер».
Это была единственная жертва мятежа.
Впрочем, про события в госпитале в наших учебниках не было ни слова; в детали учебники не вдавались: покончил жизнь самоубийством генерал Крымов — и все. Точка. Скоро в том же Петрограде произошли куда более важные события…
В советской историографии окончательно утвердились и основные направления изучения Корниловского выступления,
согласно которым рассмотрение конкретных событий шло с точки зрения альтернативы «Корнилов или Ленин», и доказательства того факта, что у России в сентябре-октябре 1917 года был выбор только между «корниловской военной диктатурой или же социалистической революцией большевиков».
В 2003-м Фонд А.Н. Яковлева издал два огромных тома документов Чрезвычайной комиссии, созданной Временным правительством для всестороннего расследования Корниловского мятежа. К сожалению, заслуживающего внимания двухтомник не привлек, хотя напрасно.
Много неожиданного можно увидеть на страницах этих двух томов.
От катастрофы к катастрофе
Надо сказать, от чтения документов охватывает чувство обреченности. Такое ощущение возникает, что к власти в России (неизменно и неотвратимо) прорываются не самые лучшие, не самые знающие, не самые умелые люди, а наоборот, — раз за разом при смене режимов и «социально-экономических формаций» все более и более неподготовленные, невежественные, подловатые. При этом — самодовольные, амбициозные, властолюбивые.
Началось все, следует отдать должное, с царского правительства, старательно (виртуозно, я бы сказал) избавлявшегося от всех, кто мог хоть что-то спасти. Пришли «временные», менее чем за год трижды менявшие состав на все более и более негодный.
Остановила их — октябрьская катастрофа.
И все — под неумолчные народные аплодисменты. В замечательной книге профессора Колоницкого («Товарищ Керенский») с подробностями описываются встречи населения с нежданно обожествленным министром-председателем… Через пару месяцев столь же восторженно (в буквальном смысле слова — на руках) будут носить его противника — Верховного главнокомандующего Корнилова. Потом — Ленина, Троцкого, Зиновьева… Потом — Сталина… Потом — Хрущева…
Кого из них — заслуженно? «Кто более матери-истории ценен?»
Офицеры приветствуют Корнилова. Фото: Википедия
А по стране тем временем будет все шире разливаться народная вольница с резней, массовыми убийствами, погромами, сожженными барскими усадьбами и крестьянскими хатами, свежеотстроенными заводами и гидроэлектростанциями…
А что? Ничего не жалко! Никто не дорог!
Крик души Антона Ивановича Деникина
Среди опубликованных документов есть показания генерала Лукомского, вспоминающего совещание в Ставке и выступление на нем Деникина.
Как видно из протокола совещания 16 июля, речь генерала Деникина в качестве главнокомандующего Западным фронтом заключалась в следующем. Генерал, вступив в командование фронтом, застал войска его совершенно развалившимися.
Когда пришла пора исполнять свой долг, когда был дан приказ о занятии исходного положения для наступления, до десяти дивизий не становились в исходное положение.
В полках по восемь-десять самогонных спиртных заводов; пьянство, картеж, буйство, грабежи, убийства… Все, что было возможно в отношении нравственного воздействия, было сделано.
«Но г. Верховный главнокомандующий (тогда — Брусилов) не знает, что митинг 1-го Сибирского корпуса, где его речь принималась наиболее восторженно, после его отъезда продолжался… Выступали новые ораторы, призывавшие не слушать «старого буржуя» и осыпавшие его площадной бранью. Их призывы также встречались громом аплодисментов».
Деникин так характеризует комиссаров Западного фронта.
- Один, быть может, хороший и честный человек, но утопист, совершенно не знающий не только военной жизни, но и жизни вообще. О своей власти необычайно высокого мнения.
- Другой — с таким же знанием военной жизни — социал-демократ, стоящий на грани меньшевизма и большевизма, тот развал, которой был внесен в армию декларацией, счел недостаточным и требовал дальнейшей демократизации, отвода и аттестации начальников, отмены второй половины §14, предоставлявшей начальникам право применять оружие против трусов и негодяев, требовал свободы слова не только во внеслужебное время, но и на службе…
- Третий — нерусский — по-видимому, с презрением относящийся к русскому солдату, подходил к полку обыкновенно с таким градом отборных ругательств, к каким никогда не прибегали начальники при царском режиме. И странно: сознательные и свободные революционные воины принимают это обращение как должное, слушают и исполняют. Комиссар этот, по заявлению начальников, приносит несомненную пользу.
Другое разрушающее начало — комитеты. Генерал Деникин не отрицает прекрасной работы многих комитетов, всеми силами исполняющих свой долг, но утверждает,
что принесенная ими польза ни в малейшей степени не окупит того огромного вреда, который внесло в управление армией многовластие, многоголовие, столкновения, вмешательство, дискредитирование власти, и иллюстрирует свою мысль рядом примеров.
Антон Иванович Деникин. Фото: Википедия
Учесть все то зло, которое внесено было комитетами, трудно. В них нет своей твердой дисциплины. Вынесенное отрадное постановление большинством голосов — это мало. Проводят его в жизнь отдельные члены комитета. И большевики, прикрываясь положением члена комитета, не раз безвозбранно сеяли семена смуты и бунта.
Дальше генерал Деникин описывает предпринятое наступление по донесениям начальников, сообщающих о трусости и недисциплинированности некоторых частей, доходивших до паники, до огромного размера самовольной утечки солдат и т.д. Генерал Деникин констатирует, что никогда еще ему не приходилось драться при таком перевесе в числе штыков и материальных средств. Никогда еще обстановка не сулила таких блестящих перспектив. На фронте протяженностью в 19 верст у него было 184 батальона против 29 вражеских; 900 орудий против 300 немецких; 138 батальонов было введено в бой против перволинейных 17 немецких. И все пошло прахом.
Генерал Деникин говорит:
«У нас нет армии, и необходимо во что бы то ни стало создать ее. Новые законы правительства, выводящие армию на надлежащий путь, еще не проникли в толщу ее, и трудно сказать поэтому, какое они произвели впечатление. Ясно, что одни репрессии не в силах вывести армию из того тупика, в который она попала».
Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, он, генерал Деникин, протестует. Армию развалили другие, а «большевики лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма. Развалило армию военное законодательство последних четырех месяцев».
И что же дальше?
По обвинению в поддержке заявления своего верховного главнокомандующего Корнилова в августе того же 1917 года главнокомандующий фронтом Деникин был арестован комиссаром фронта Иорданским. Была сделана попытка судить его «революционным народным судом» (военно-полевым) и без лишних разговоров расстрелять вместе с пятью подельниками-генералами.
Газета «Русские ведомости» о «Бердичевском инциденте» 27 сентября 1917 года сообщала об этом так:
«Быть может, завтра, послезавтра мы уже прочтем в газетах краткое телеграфное известие: «Киев. В Бердичеве военно-революционный суд приговорил генерала Деникина и других, в числе восьми человек, к смертной казни через расстреляние; приговор приведен в исполнение». Суд уже «сформирован» при 126-й дивизии из трех офицеров и трех солдат; назначен уже и «общественный обвинитель».
Там, в Бердичеве, спешат. Там не дожидаются, пока назначенная Временным правительством Чрезвычайная комиссия закончит свое ответственное дело по обследованию всего дела в его целом…»
Речь, обращаю внимание, лишь о том, чтобы арестованных на Юго-Западном фронте передать Чрезвычайной комиссии — для расследования дела всех обвиненных в мятеже вместе в главной Ставке. Причем Чрезвычайная комиссия была назначена министром-председателем лично из числа ему знакомых, казалось бы, верных людей. Керенский вертелся как мог:
с одной стороны — Комиссия получила невиданные полномочия, и все были обязаны исполнять ее приказы. С другой — Совет депутатов фронта и (назначенный Керенским же!) комиссар желали лично расстрелять своих генералов.
Этим делом занималось не только Временное правительство. Но и ВЦИК Советов депутатов. И ВЦИК тоже встал на сторону Комиссии. Но комиссар пугал оппонентов солдатскими волнениями. И все начиная с премьера боялись.
Председатель Комиссии Шабловский отвечал с подчеркнутой официальностью:
«Господин министр-председатель. Я не представляю себе, чтобы все солдаты всего Юго-Западного фронта не только требовали военно-полевого суда в Бердичеве, но даже чтобы они знали толком о существовании этого процесса. Кроме того, я думаю, что на комиссаре лежит обязанность не плыть по течению за неразумной толпой, а образумить ее, чего, по-видимому, г. комиссаром фронта сделано вовсе не было».
Иосиф Шабловский. Фото: Википедия
В результате Комиссия своего добилась. «Юго-западные» генералы выжили и были переведены к остальным, в тюрьму города Быхов.
«Деникин выразился, что какие бы тяжкие обстоятельства ни произошли в будущем в его жизни, они не будут горше тех двух часов, в течение которых он шел в Бердичеве под гам, неистовые крики, ругательства и оскорбления с бросанием камней толпы солдат, разнузданных, искусственно озлобленных, подстрекаемых к насилию, самосуду».
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Игры со списками
Но — вернемся к «мятежу».
«Чрезвычайная комиссия для расследования дела о бывшем Верховном главнокомандующем генерале Л.Г. Корнилове и его соучастниках» была назначена 29 августа 1917 года, и можно с уверенностью сказать, именно она дала образец профессионализма и принципиальности, коих в окружающей действительности наблюдался очевидный дефицит. Думаю, надо перечислить тех, кто в неописуемо трудных условиях за два месяца провел и закончил это дело. Председателем стал главный военно-морской прокурор Иосиф Шабловский, секретарем — помощник военного прокурора Петроградского военно-окружного суда полковник Николай Украинцев, члены: военный следователь, состоящий при Чрезвычайной следственной комиссии, полковник Роман Раупах, и судебный следователь Петроградского суда по особо важным делам Николай Колоколов.
Хорошо бы не забыть их имена.
Тем временем стремительно ухудшались отношения между главой правительства и только что назначенным Верховным главнокомандующим. В конце августа зам военного министра (и главный, судя по всему, интриган) Борис Савинков поехал в Ставку, в Могилев, где вроде бы искал и нашел компромисс.
…24 августа Б.В. Савинков в третий раз имел беседу с генералом Корниловым. Разговор, начавшийся с положения о комитетах и комиссарах, Б.В. Савинков свел к изложению двух просьб: чтобы конным корпусом командовал не генерал Крымов и чтобы вместо Туземной дивизии в Петроград была отправлена регулярная кавалерия. Генерал Корнилов спросил Савинкова, что он имеет против Крымова, на что тот ответил:
«Я знаю, это доблестный генерал. Но согласитесь, Лавр Георгиевич, что было бы нежелательно, в случае возмущения в Петрограде, чтобы это возмущение было подавлено именно генералом Крымовым. С его именем общественное мнение свяжет, быть может, те побуждения, которыми он не руководствуется». — «Хорошо, я не назначу Крымова».
Борис Викторович Савинков. Фото: Википедия
Излагаемая беседа Савинковым записана в форме диалога.
«Савинков: Александр Федорович (Керенский) хотел бы, чтобы Вы назначили генерала Дитерихса.
Генерал Корнилов: Александр Федорович имеет право отвода, но не может мне указывать, кого назначить.
Савинков: Александр Федорович не указывает, а просит.
Генерал Корнилов: Я назначу Дитерихса начальником Штаба.
Савинков: А Туземная дивизия?
Генерал Корнилов: Я заменю ее регулярной кавалерийской.
Савиков: Разрешите вернуться к вчерашнему разговору. Каково Ваше отношение к Временному правительству?
Генерал Корнилов: Я прочел законопроект о военно-революционных судах в тылу. Я Вам верю, что правительство вступает на решительный путь. Передайте Александру Федоровичу, что я буду его всемерно поддерживать, ибо это нужно для блага отечества».
Выехал Савинков из Ставки в убеждении, что поручения, данные ему Керенским, выполнены и удовлетворенный заявлением генерала Корнилова. Вместе с тем, однако, «общее настроение Ставки» ему показалось напряженным».
О своей поездке Савинков 25 августа докладывал два раза: один раз Керенскому и другой — Временному правительству по требованию министра путей сообщения Юренева. В тот же день он дважды представлял Керенскому на подпись законопроект о мероприятиях в тылу, по его же приказанию изготовленный, но оба раза Керенский отказывался его подписать. На следующий день снова дважды представлялся законопроект на подпись, и опять-таки не был подписан, и лишь при представлении его наедине в третий раз, когда Савинков «умолял» не отвергать этот законопроект, по его глубокому убеждению единственно спасительный для страны, Керенский дал обещание внести его во Временное правительство.
То есть обратите внимание: рейд генерала Крымова был инициирован самим правительством. Которое, в свою очередь, планировалось «переформатировать».
«Окончательный список состава Совета Министров был таков:
- председатель Совета Министров и Верховный главнокомандующий — генерал Корнилов,
- заместитель председателя — А.Ф. Керенский,
- министр военный и морской — Б.В. Савинков,
- управляющий Военным министерством — сделать предложение генералу Алексееву и в случае его отказа — генерал Лукомскому,
- управляющий Морским министерством — адмирал Колчак,
- министр иностранных дел — М.М. Филоненко,
- министр без портфеля для общей связи — А.Ф. Аладьин,
- продовольствия — B.C. Завойко,
- труда — Плеханов при товарище А.И. Белоножкине,
- почт и телеграфов — предложить Церетели,
- юстиции — Малянтович или Н.Н. Таганцев,
- финансов — Путилов или Батолин,
- торговли и промышленности — С.Н. Третьяков,
- путей сообщения — Тахтамышев или Шуберский,
- вероисповедания — Карташев,
- народного просвещения — граф Игнатьев,
- земледелия — Пешехонов или Г.Е. Львов,
- внутренних дел — называлось несколько имен, но выбор не был остановлен ни на ком.
В заключение было решено целый ряд министерских постов, за исключением перечисленных, оставить с условными кандидатами, и выбор лиц для замещения их отложить до времени приезда в Ставку Керенского, Савинкова и прочих общественных деятелей, вызванных также к этому времени…»
Вместо этого Керенский послал Корнилову телеграмму о его отставке. Кадеты в знак протеста вышли из состава правительства.
Корнилов, как было сказано, «взбесился». Все тяжелые переговоры были, оказывается, ни к чему. Телеграмму о его отставке отправили с процессуальными нарушениями. Преемника не было…
Уходить в отставку он отказался. Корпус Крымова тем временем шел к Петрограду — «на случай выступления большевиков». Но большевики после неудачи с попыткой путча в начале июля, ареста одних вождей и бегства других выступать не могли и не собирались, зализывали раны.
И все — все! — генералы в Ставке, политики в Петрограде, депутаты в Советах — суетились, совершали глупости, ссорились друг с другом, делали противоречивые и абсолютно безответственные заявления…
И только Ленин писал товарищам из Разлива свои письма.
Да! Забыл упомянуть: ШЛА ВОЙНА!
«…Во время погрузки на ст. Дно подполковник кн. Дадиани вел агитацию против министра-председателя в том смысле, что Керенский морфинист, кокаинист, женат на немке, не пользуется доверием большинства населения и потому не может управлять страной…»
Описание мятежа в газетах того времени. Фото: Википедия
«Спасибо за хорошую охрану»
Через 20 лет Украинцев напишет в своих воспоминаниях:
«Завойко, будучи ординарцем генерала Корнилова, не был простым солдатом. Это был уже пожилой человек, с образованием и стажем общественной службы. Керенский с особой пренебрежительностью отзывался о нем, между тем пренебрежительность эта была мне непонятна. Завойко имел одинаковое с Керенским образование, служил, как и Керенский, по выборам и по службе этой выделился актом определенно революционным. В 1905 году, будучи уездным предводителем дворянства, он отказался от дворянского звания, открыто демонстрируя в пользу принципа равенства.
Вызывая пренебрежительное к себе отношение со стороны Керенского, Завойко, однако, не пользовался симпатиями и со стороны членов Штаба, так что положение его в Ставке определялось исключительно личной близостью к генералу Корнилову…
(Завойко намечался кандидатом в министры.) Из того, что в Ставке (разумелось у Корнилова) был свой список министров, он не делал никакого секрета. Он говорил: «В то время, когда у каждого в кармане был свой список министров, было бы странно, если его не было бы здесь».
После «победы Октября» работа Комиссии замерла.
«…Подумав-погадав, решили мы с Раупахом попытаться пробраться к шкафу с делом Корнилова в кабинете главного военно-морского прокурора в Адмиралтействе. Придя туда, мы были встречены матросом, который нам объявил, что помещение занимает Чрезвычайная военно-морская судебная или следственная комиссия, представляющая высшую военно-морскую судебную власть, что дело Корнилова находится под запором и допустить нас к нему он мог бы только с разрешения морского комиссара Дыбенко.
Мы отправились к Дыбенко. Этот прославленный — не знаю, кем или чем в то время больше: революцией или госпожой Коллонтай, — герой принял нас холодно, но не враждебно… Мы ему представили дело так. Если восстание генерала Корнилова даже и было, то было оно против власти Bpеменного правительства. Так как Bp. правительства больше нет, то нет и преступления. По делу имеются арестованные лица, никакой связи с мятежом генерала Корнилова не имеющие. Об этих арестованных велась переписка, которая должна быть закончена. Дело, само по себе представляющее большой исторический интерес, не систематизировано, не приведено в порядок и в таком виде легко может погибнуть.
Наша просьба сводится к тому, чтобы нас допустили привести дело в порядок и дали закончить заведенную переписку. Мы принимали на себя обязательство никаких документов из помещения не выносить и никаких актов следственного характера не производить. Дыбенко выслушал нас без большого интереса, посмотрел на нас, как на странных людей, занимающихся какой-то ерундой, и согласие дал без всяких уговоров».
Павел Дыбенко. Фото: Википедия
Но итоговое заключение Николай Украинцев все-таки написал.
«…Заключение мое сводилось к следующим выводам: обвинение в мятеже генерала Корнилова и других, возбужденное Bp. правительством, не доказано; покушение на восстание и оскорбление высшей государственной власти, выразившееся в событиях между 27 августа — днем устранения генерала Корнилова от должности, и 31 августа — днем подчинения им в лице генерала Алексеева Bp. правительству, заключало в себе признаки таких-то и таких-то статей, преступления эти, однако, ввиду прекращения существования той власти, в отношении которой были они учинены, подлежат прекращению. Я думаю, что заключение с такого рода мотивировкой в анналах российских судебных установлений останется навсегда единственным в своем роде».
Арестованных генералы и офицеры во главе с Корниловым в период Быховского заточения. Осень 1917 года. Фото: Википедия
Из воспоминаний участника корниловского выступления, секретаря Главного комитета Союза офицеров армии и флота капитана С. Ряснянского о пребывании в Быховской тюрьме:
«С освобождением надо было торопиться, так как к Могилеву приближались большевистские войска под командой нового главковерха прапорщика Крыленко. С часу на час нужно было ожидать падения Ставки, а затем и появления большевиков в Быхове.
Сначала решено было всю Ставку перевести на Юго-Западный или Румынский фронт, потом под давлением совдепа это было отставлено, и в результате ужасная смерть самого Духонина и захват Ставки большевиками.
Генералам нужно было спасаться самостоятельно. 19 ноября утром на паровозе, присланном из Ставки с подполковником Генерального штаба Кусонским, уехали на юг г.г. Марков в солдатской шинели и Романовский в форме саперного прапорщика. Под вечер уехали в штатском г. Деникин и Лукомский, оба они изменили свои лица, сбрив усы и бороду.
В Быхове остался один г. Корнилов.
Наступил вечер, близилось время отъезда и последнего быховского узника, нашего вождя и руководителя.
Генерал Корнилов получил записку от г. Дитерихса о необходимости ему ускорить свой отъезд из Быхова. Генерал Корнилов приказал Текинскому полку готовиться к выступлению. Собрав маленький сверток необходимых туалетных принадлежностей, свечи и карты, г. Корнилов помолился и вышел из здания гимназии. В сопровождении дежурного офицера он прошел в комнату, занимаемую караулом Георгиевского батальона. Это был наиболее критический момент выезда, хотя и мало было вероятности, но все же георгиевцы могли попробовать оказать какие-нибудь попытки к сопротивлению.
Генерал Корнилов был спокоен, в лице было что-то такое решительное, что не допускало возражений. При виде генерала георгиевцы вскочили и дружно ответили на приветствие генерала: «Здравие желаем, Ваше Высокопревосходительство», — совсем по-старому. Затем г. Корнилов сказал им следующее: «Спасибо, молодцы, за добросовестную службу и хорошую охрану, я этого не забуду. Я сам солдат, но меня очернили и предали, как предают сейчас Родину… А пока прощайте, даст Бог увидимся, служите Родине верой и правдой, как служили раньше. От меня примите в награду 1000 р.». «Рады стараться. Счастливого пути. Дай Бог успеха», — кричали солдаты, забыв в этот момент о контрреволюции и видя в нем своего старого вождя. Внушаемая им ненависть к нему растаяла.
Корнилову подали лошадь. Он легко вскочил в седло. Снял шапку, перекрестился широким крестом на восток и дал знак к движению. Длинной темной лентой вытянулся полк за своим вождем, спустился к Днепру, перешел мост и рысью двинулся на юг.
Быховская тюрьма опустела…»
Конец Корниловского мятежа. Солдаты сдают оружие. Фото: rg.ru
***
Ну и последнее. Непосредственные результаты мятежа.
В опасении взятия Петрограда корпусом Крымова были вооружены рабочие, после «победы» сорок тысяч винтовок, конечно, не сдавшие. Таким образом, совершенно легально была создана Красная гвардия.
Были освобождены большевики, сидевшие в «Крестах» после неудачи в начале июля. Троцкий, выйдя на свободу, возглавил Петроградский совет и создал Военно-революционный комитет.
Украинцев:
«Я хорошо помню, как не раз мне приходилось слышать от молодых гвардейских офицеров отзывы вроде следующего: «Большевики будут, ну и отлично, все равно они больше двух недель не продержатся». Когда я выражал сомнение, как бы хуже не было, отвечали: «Так что же, за Керенского, по-вашему, что ли, голову подставлять?»
Ну и состоялась Великая Октябрьская социалистическая революция. Правда, так ее тогда еще никто не называл.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
