Школа засыпает, просыпается государство

Конец года и лето, когда учителя, ученики и родители сначала носятся, как угорелые, с экзаменами и итоговыми оценками, а потом с восторгом забывают о школе до сентября, — горячая пора для тех, от кого зависит судьба школы в следующем учебном году. Школа засыпает, просыпается государство. И начинает в спешном порядке выдвигать инициативы, которые потом придется расхлебывать весь учебный год.

Так прошлым летом нас осчастливили «Разговорами о важном» и линейками с подъемом флага, впопыхах сочинили единые федеральные программы по общественным дисциплинам, решили сократить федеральный перечень учебников. Некоторые документы, оформляющие все эти инициативы, были подписаны только в ноябре, но гениальные идеи по введению единомыслия в России окончательно оформились прошлым летом.

(Всероссийское движение школьников, ныне «Движение первых», тоже оформилось прошлым летом, а потом уже президент Путин сказал, что нам от пионерии никуда не деться). К выносу знамени и знаменным группам. К единственно верному учению и единственно правильным учебникам. К начальной военной подготовке (надо вернуть) и бесконечно длинным романам о войне в программе по литературе. К единым спискам летнего чтения, политинформациям по утрам, к военным играм и конкурсам строя и песни. К выразительному чтению старых советских стихов.

Теперь, когда направление «полный назад» окончательно задано, каждый желающий может подсуетиться и предложить свою блестящую идею. Роднит эти идеи только одно: за ними не стоит никакого видения будущего, никакого образа школы, никакого понимания, зачем все это завтрашнему выпускнику и завтрашнему обществу. Впрочем, у кого оно вообще сейчас есть: понимание того, каким будет завтрашний день, завтрашнее общество, завтрашний выпускник, — да и будет ли вообще хоть какое-то завтра.

Как гнуть налимов

Поэтому все инициативы в области образования окончательно превратились в хаотичные вбросы рандомных идей. Главное, что они делают, — это создают безумные новостные поводы. Они немножко отвлекают от серьезных новостей. Каких? Вот, например, таких: «Родители 60% школьников подконтрольной РФ части Запорожской области отказались от изучения их детьми с 1 сентября украинского языка, который в этом учебном году был обязательным предметом в школах региона, и выбрали дополнительные занятия по русскому языку».

Родители могли или оставить ребенку три часа украинского языка в неделю при шести часах русского, или взять дополнительно три часа русского языка. 40% выбрали украинский, 60% — русский. О чем это говорит? О желании быть вместе с Россией? Об административном давлении? О языковой политике России на подконтрольных ей территориях?

Депутат от ЛДПР Алексей Диденко предложил изучать в школе «Домострой» в качестве руководства по быту и семейной жизни и объяснил свое предложение тем, что «Сегодня ценность брака в России практически нулевая. Это приводит к убыли населения и кризису института семьи. Возвращение «Домостроя» поможет преодолеть проблему».

Трудно сказать, читал ли Алексей Диденко творение протопопа Сильвестра и чем продиктовано его желание внушить современным детям представления не только о том, «как веровати» и «как царя чтити», но и о том, как давать наказ ключнику, как слугам велеть не болтать лишнего, как сохранять остатки и обрезки, как подворное тягло платить или с лавки позем или с деревни подать; как сытить меды всякие.

Считается, что «Домострой» — пособие по тому, как муж должен бить жену; это не совсем так:

Трудно сказать, насколько это актуально для сегодняшнего школьника. Может, они и в самом деле проникнутся гуманизмом и не станут бить посохом слуг. Не менее актуальны для сегодняшнего школьника и предложения закупать копченую осетрину в бочках на весь год и хранить в леднике, в амбарах держать корыта, желобы, извары и корцы, а в клетях и подклетях — пищали, узды и оброти, кисти, лысины и пахвы, и остроги, и плети, и кнутье, и вожжи моржовой кожи. Школьники, возможно, и порадуются предложению подавать к столу с Пасхи в мясоед цапель и заячьи пупки, а после Петрова поста говяжье вымя и каких-то налимов гнутых…

Но пусть все-таки сначала депутат Диденко выяснит, как гнуть налимов, а потом уже тащит «Домострой» в школу в качестве учебного пособия, а не памятника литературы XVI века, который он никогда не читал.

Принудительное трудолюбие

Но, в общем, все совсем не смешно.

В конце апреля на Совете законодателей в Петербурге Владимир Путин объявил, что в России сформирована «суверенная система образования».

Суверенная система образования, подозрительно напоминающая об идеях чучхе, предполагает, по-видимому, «единое образовательное пространство» (то есть общие учебники и программы для всех школ страны) и опору на все лучшее, что было в советской системе образования.

Вообще-то советская система образования была неоднородна, школы в ней сильно отличались друг от друга, школьный опыт москвича мог радикально отличаться от школьного опыта жителя Новокузнецка или поселка под Курском. Но то ли законодатели и чиновники впали в детство золотое, то ли ресентимент и реваншизм дают о себе знать, однако идея, что сегодняшним школьникам до зарезу нужны образовательные и воспитательные практики, устаревшие еще во времена их дедушек и бабушек, никем во власти не оспаривается.

Раз в две недели подходила очередь мыть класс, раз в две недели — очередь мыть школу, а по субботам была генуборка.

В августе — мыть школу после ремонта (помню, как отмывала столовские окна от известки; никто не предупредил, что надо взять перчатки, и известка разъела пальцы до крови). В октябре — затыкать щели в окнах ватой и заклеивать бумагой, натертой хозяйственным мылом. В апреле — субботник: раскидываем снег лопатами, собираем мусор. В июне — «практика»: без конца моем школу, таскаем туда-сюда мебель, что-то копаем на пришкольном участке, смысла копки не знает никто: копать отсюда и до обеда. Это так непохоже на вдохновенную работу по созданию школьного сада, о которой я читала в старых советских книжках. У нас шелушились руки от хозяйственного мыла, от вонючей «пасты», с которой оттирали стены и столы, от грязной воды и вонючих тряпок. Но мы отлично мыли полы, да.

Потом, когда я в студенчестве подрабатывала уборщицей, я очень уверенно махала шваброй, не боялась ни скользкой плесени в общажных душевых, ни волосяных пробок, ни вечно затопленных сортиров. Но когда я думаю о том, сколько времени я потеряла за десять школьных лет, по два-три раза в неделю, по два-три часа в день размахивая шваброй и ползая с тряпкой, приобретая не особенно мне нужную квалификацию клинера, — я думаю, что могла бы за это время выучить еще один иностранный язык, например.

Зачем эти воспоминания? А вот: группа депутатов Госдумы предложила проект изменений в Закон об образовании, касающийся привлечения детей к труду.

Изменения не только обязывают школьников «участвовать в общественно-полезном труде, предусмотренном образовательной программой и направленном на формирование у обучающихся трудолюбия и базовых трудовых навыков», но и исключают из закона норму о запрете привлекать детей без их согласия и согласия их родителей к труду, который этой образовательной программой не предусмотрен.

Швабра, тряпка и лопата отлично формируют трудолюбие. Или ненависть к принудительному труду, это уж кому как повезет.

Уроки труда тоже надо ввести, считают думцы. Ну да, в программе и во ФГОСах есть какая-то «технология», но нет — должен быть именно «труд», он сделал из обезьяны человека. И тут Минпросу приходится выкручиваться, прямо как с предложениями вернуть в школу начальную военную подготовку, а в программу по литературе «Донские рассказы» Шолохова. Непросвещенные авторы инициатив до такой степени не освоили матчасть, что даже не узнали заранее: модуль по НВП есть в рамках ОБЖ, а «Донские рассказы» и так включены в программу, хотя и по выбору.

И автомат Калашникова

Но для Минпроса это дело привычное: партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть». Вот прямо на минувшей неделе издательство «Просвещение» уже представило учебник ОБЖ для 10-го класса с модулем НВП: «Модуль начинается с параграфа, посвященного строевой подготовке и воинскому приветствию. Также включены параграфы, направленные на изучение правил обращения с пехотным окружением, действий в общевойсковом бою, а также оказанию первой помощи в бою. Кроме того, учебник включает в себя модуль по основам обороны государства, в рамках которого планируется изучение правовых основ подготовки к воинской службе, а также модули по военно-профессиональной деятельности и основам противодействия экстремизму и терроризму», — рассказывает ТАСС.

Ничего принципиально нового не произошло: 37-й параграф учебника — это памятный всем позднесоветским школьникам автомат Калашникова, не то копипаст, не то новый пересказ. Разбудите меня среди ночи — и я вам расскажу про четыре функции затвора в АК: досылает патрон в патронник, запирает канал ствола, разбивает капсюль и извлекает стреляную гильзу; бог знает, зачем я это помню, лучше бы я так помнила, куда положила свои очки.

Все «новое» — еще не забытое старое. Вопрос «зачем» никому в голову не приходит: надо готовить детей к войне, пусть зубрят средства индивидуальной защиты и первую помощь в бою.

Глас народа

Что вам еще запретить? Что вам еще вернуть? Ну вот решили внезапно вернуть черчение. В основной школе (то есть в средних классах) — всем, а в старшей — в профильных классах. Вроде бы чертежники сейчас уже делают чертежи на компьютере, даже 70–80-летние инженеры, оставшиеся в издыхающих проектных институтах, давно освоили Autocad. Зачем же черчение? Особенно гуманитариям? Или биологам?

А президент велел. Почему он велел? Потому что губернатор Тульской области Алексей Дюмин к нему обратился от имени «конструкторов, инженеров, технологов». И с той же просьбой обратилась зампред комитета Госдумы по образованию Яна Лантратова, один из самых активных генераторов глупостей по части «вернуть» и «запретить». Именно ей принадлежат инициативы запретить в школах сотовые телефоны, цензурировать компьютерные игры, запретить «Гриффинов», переформатировать ЕГЭ, создать единый учебник по истории Великой Отечественной войны для всех стран бывшего СССР, отменить рекламу в памятные дни, посвященные Великой Отечественной, ввести в законодательство понятие «русофобия» и назначить за него наказание — и это только за последние три-четыре месяца.

А министр просвещения Сергей Кравцов опять вертится ужом: уточняет, что черчения нет отдельным предметом, но оно есть в рамках курса «Технология».

Вот так и появляются инициативы в области образования. Ясное дело, их полно у каждого соотечественника, от рядового первоклассника до самого что ни на есть президента. У каждого охранника и каждой пенсионерки. И депутатское, а то и президентское ухо чутко внимает гласу народа. Вот депутату от фракции «Новые люди» Владиславу Даванкову глас народа был явлен в лице собственного сына. Отмени, папань, домашки, сказал глас народа. И вся Госдума, и вся пресса, и весь народ дружно обсуждают эту инициативу. Спросить профессиональное сообщество, как обычно, никому в голову не приходит.

Свобода единомыслия

Ну ничего, будет вам и белка, будет и свисток, и черчение отдельным предметом, и что там еще захотят вернуть. Что еще не вернулось? Личный комплексный план? Ленинский зачет? Комсомольские собрания по три часа? Пионерские сборы? Макулатура и металлолом? Тимуровская работа? Что еще выскребут со дна своей памяти не первой молодости люди, бесконечно вздыхающие по белым бантикам и красным галстукам? Агитбригады? Ярмарки интернациональной солидарности? Смотры политпесни и политплаката? В моей френд-ленте идеи типа «что они еще удумают» принято встречать коллективным воплем «не подсказывай!».

Наверное, самая забавная новость за последние дни на этом фоне — предложение Путина на встрече глав правительств стран СНГ и Евразийского экономического союза не «талдычить какие-то постулаты 30-летней или 50-летней давности» и не возвращаться к советской системе образования, а «опираться на фундаментальные основы нашей системы образования, но смотреть вперед, двигаться вперед, брать самое лучшее, что есть в мире, и создавать свое».

Наконец, Владимир Путин предложил на этой встрече дополнить четыре «свободы» в рамках союза (свободное передвижение товаров, услуг, капитала и рабочей силы) пятой свободой — знаний. На практике это предполагает вовсе не многообразие научных школ и конкуренцию пособий, а «внедрение общих принципов и стандартов, координацию научных программ, создание единых учебников». То есть идея единомыслия должна охватить еще и постсоветское пространство.

И это уже опять не смешно.