Дар культуре

В первый день мая произошла попытка поменять повестку — на фоне драматических событий создать радость, причем всероссийского масштаба. Во Владикавказе открылся дом-музей Евгения Вахтангова. «Путь домой» для мастера занял сто лет.

Предыстория подарка российской культуре от меценатов и вахтанговцев похожа на сказку (излюбленный жанр режиссера). Дом, в котором Вахтангов родился, после революции быстро стал коммунальным и много лет тихо ветшал. Городские власти собирались его снести, но случились гастроли вахтанговцев и огромный успех Юлии Борисовой. Во время оваций звезда прямо со сцены обратилась к властям, присутствовавшим в зале:

Но если бы в театр вскоре не пришел работать Кирилл Крок, ставший с годами лидером директорского цеха всея Руси, дом бы скорее всего разрушился сам. Крок взялся за дело с кипучей энергией: убедил спонсоров (в том числе тогдашнего главу банка «Открытие» Михаила Задорнова), обольстил грядущими перспективами городских чиновников, настроил собственный штат на создание музея. Тринадцать квартир были выкуплены у собственников (процесс, потребовавший всех дипломатических навыков дирекции). Лишь только дом опустел, началась работа. Реконструкцией и созданием экспозиции занимались почти два года. Помогали и участвовали местные строители, службы города, руководство края; трудились сотрудники московского музея-квартиры Вахтангова в Денежном переулке.

На удачу, Вахтанговский «располагает» Максимом Обрезковым. Не всякий сценограф, даже и очень сильный, смыслит в музеефикации. Обрезков явил пример.

В обновленных стенах с первых же часов зазвучала, запульсировала жизнь, минувшая и наступившая. Художник и декораторы здесь работали исключительно на права красоты: все чуть совершеннее, чем могло быть в жизни, как в счастливом сбывшемся сне. Всюду гроздья любимой Вахтанговым сирени, на стенах-экранах в центральной гостиной идет документальный фильм, на крышке черного рояля лежат красные розы, в детской над окнами, выходящими на армянскую церковь, колышутся невесомые занавески; типичные вещи времени деликатно смешаны с подлинными предметами, на первом этаже дома — артистическое кафе и сцена.

Утром артисты, чиновники, все причастные под дождем сажали вокруг дома кусты сирени, вечером был четырехчасовой уличный концерт. Для него построили сцену, на которой стояла знаковая декорация:

А над площадью, забитой зрителями, на огромных экранах чередой восходили исторические лица, каждое из которых знаменовало эпоху: от основателя и его учеников — к Рубену Симонову, Михаилу Ульянову, Римасу Туминасу. В финале концерта на сцену «вышел» памятник мастеру, установленный на Арбате перед театром, и артисты сложили к его ногам цветы.

Все три дня, пока во Владикавказе шла программа «Вахтангов. Путь домой», сеялся холодный дождь и буйствовала весна — тюльпановые радуги, сизые облака Иудиных деревьев. Точная рифма событий: среди исторического разрушения акт созидания — совсем как в биографии Вахтангова.

Театральное дело-2

Дело было открыто 5 мая. Обвинение драматургу Светлане Петрийчук и режиссеру Евгении Беркович утвердило новую норму:

Впервые в основу обвинения положена так называемая деструктологическая экспертиза. И вот что тут беспрецедентно.

• Первое: в мире нет такой науки, как деструктология.
• Второе: в современной цивилизации нет ни единого прецедента, когда судят литературный вымысел.
• Третье: эксперт несуществующей науки опирается исключительно на свои и своих подчиненных бездоказательные оценочные суждения — такое бывало только во времена инквизиции.
• И четвертое: ни одно произведение русской и европейской классики не было бы оправдано по меркам так называемых деструктологов. Кто выбрал мракобеса/профессора деструктологии Романа Силантьева на роль средневекового обвинителя, мы не знаем. Но если верить его бесстыдным утверждениям, в «андроцентричном общественном укладе России» все тайное рано или поздно становится явным.

Тем более что дело вокруг пьесы и спектакля «Финист Ясный Сокол» потрясло не только людей культуры, театрального цеха и зрителей (под протестной петицией «Новой газеты» уже шестнадцать тысяч подписей), но и религиозные организации — Российский еврейский конгресс и Духовное управление мусульман. Требование проверки эксперта на предмет разжигания розни — общее.

Утрата

Сергей Дрейден, уникальный артист, ушел 8 мая.

Каждый большой артист единствен, но Дрейден весь состоял из вещества нинакогонепохожести. Интеллектуальный поэт, философ, гаер и хулиган, изящный, с ленцой и молниеносными реакциями; ирония — родная стихия. В манере игры присутствовала некая отрешенность, словно он всегда оставался в золотом или черном коконе своих видений. Умел передавать странность существования, его иррациональный ток. Так было в спектакле Григория Дитятковского «Мрамор» по пьесе Бродского или Адольфа Шапиро «Это так, если вам так кажется» по Пиранделло. Тексты хоть Чехова, хоть Стриндберга присваивал так, что его персонажи навсегда поселялись в воображении, расстаться с ними было уже нельзя. И теперь, когда мы расстались с ним самим…

Попытка разрушить МДТ не удалась

Как сказал один из знаменитых современников, «думал, меня уже ничем нельзя удивить, ошибся». История со швабрами, сметающими российский театр, уже вошла в историю. Буквальное соединение высокого и грязного, беззащитности и жестокости — того, о чем ставит свои спектакли Лев Додин, отныне олицетворено абсурдным актом Роспотребнадзора. Нелепый фарс вокруг ведер для уборки обернулся большими убытками. Материальными — от остановки работы, но прежде всего — моральными. Для всего культурного сообщества.

Суд обошелся штрафом, и не потому, что вдруг помудрел. Просто спектакли Додина смотрели или хотя бы слышали о них те, кто принимает решения, на которых, впрочем, давили другие принимающие решения, ничего никогда не смотревшие. Штраф уплатили, осадок остался.

По итогам искусственно сконструированного скандала вокруг Данилы Козловского Малый драматический театр получил брешь в репертуаре: отпуск премьера до конца года «по личным обстоятельствам» означает приостановку «Гамлета», «Вишневого сада», «Коварства и любви».

Возвращение Васильева

Прославленный Анатолий Васильев почти два года репетировал на малой сцене МХТ спектакль по пьесе Бернара-Мари Кольтеса «Западная пристань». Сам факт его внедрения после долгого отсутствия в российский культурный контекст будоражил театральное сообщество.

24 мая репетиции будущего проекта были показаны публике. Показ продолжался около четырех часов и оставил публику в состоянии недоумения: ни актерский тренинг, ни отрывки не обернулись тем завораживающим действом, каким запомнились лучшие спектакли Васильева. Но будем надеяться: настоящее возвращение еще случится.

Дебют

Серьезный спектакль «Коричневое утро» в Черной комнате РАМТа поставил Александр Золотовицкий.

Все начинается в кафе, за невинной чашкой кофе. А потом на экране возникает ведущая, объясняя, как меняются правила жизни: из нее исключаются сначала кошки и собаки всех цветов, кроме коричневого (их надо усыплять). А потом коричневыми становятся одежда, поступки, мысли и лица граждан

Историю нарастающего принуждения к единомыслию рассказал французский писатель Франк Павлофф (двадцать лет в списке французских бестселлеров), еще использованы фрагменты прозы Хармса. В спектакле всего три персонажа, работающие с безукоризненной точностью. Умственной и моральной оторопи героя (Даниил Шперлинг), испуга, сотрясающего Чарли (Николай Угрюмов) и железной механистичности диктора (Яна Палецкая) достаточно для жуткой панорамы коричневого города. Павлофф написал антифашистскую новеллу, режиссер увидел в ней обжигающую тему. Двадцатипятилетний Саша Золотовицкий (так стоит в программке), ученик Олега Кудряшова и младший сын известного отца, кроме таланта, обладает острым слухом на время. В спектакле как будто нет примет современности, однако он очень внятно повествует о драме сегодняшнего дня.

Значимые премьеры показали Сергей Женовач, Владимир Мирзоев, Евгений Писарев

Действие «Мандата» в Студии театрального искусства разворачивается в хранилище живописи или подвалах легендарного ГИНХУКа, где хранятся шедевры — от Малевича до Петрова-Водкина. Главная тема Эрдмана — приспособленчество, торговля собой и идеями ради того, чтобы выжить, оторванная Женовачем и Боровским от реалий коммунального советского быта, оборачивается в спектакле яростным негодованием по поводу предлагаемых обстоятельств, наливается не просто злобой дня, противлением идеологическому насилию.

«Король умирает» в «Пространстве внутри» говорит о государстве, которое истлевает вместе с лидером, трещит по всем швам, разрушаясь тотально. И если Ионеско здесь исследовал метафизическую драму частного человека, то Мирзоев думает об устройстве общества. О тупике, в котором оказался мир. Тема смерти короля, вокруг которого распадается время, и все оплетает паутина, — главная метафора и больной нерв спектакля.

Ну а в «Зойкину квартиру» режиссер Евгений Писарев вписывает «всего Булгакова», но прежде всего — «Мастера и Маргариту», придавая главным персонажам черты героев закатного романа Михаила Афанасьевича. Зойке — инфернальность Маргариты, Обольянинову — обреченность Мастера, а всему действию — духоту галлюциногенного нуара на стыке с острой карикатурностью двадцатых годов. Зойка Александры Урсуляк столь же изящна, сколь беспрепятственна. На все готова ради любви.

В трех спектаклях на сцену рано или поздно выходят люди, которые пришли за героями. В форме и без нее.