17 лет строгого режима. Обвинительным приговором в Центральном райсуде Красноярска завершилось и второе дело из пяти, возбужденных в последние три года против бывшего теневого хозяина города Анатолия Быкова. Ему инкриминировали подстрекательство к заказному убийству коммерсанта Андрея Неколова и покушению на одного из своих приближенных — вице-президента региональной федерации бокса Андрея Грабовского.

Это события осени-зимы 2004–2005 годов. От отбывания наказания за Грабовского Быкова освободили в связи с истечением срока давности, а за Неколова назначили 11 лет. Гособвинитель Жанна Волнистова запрашивала 12 лет лишения свободы, а с учетом предыдущего приговора — 18 (прежде в Свердловском райсуде Красноярска Быков уже получил 13 лет за заказ двойного убийства в 1994 году). Суд дал на год меньше, итого — 17. Суд также удовлетворил иск на 10 млн рублей в пользу потерпевших.

Но что сказать про огромную паузу между преступлением и наказанием? Конечно, это ненормально, но, если без эмоций, это порядок вещей в России. С ее долгой зимой, циклическим обнулением надежд и правил, временными петлями. Длинная воля, неиссякаемая — тогда увидишь что-то вроде справедливости. Возможно.

63-летний Быков уже три года в СИЗО, и это время ему засчитывалось с коэффициентом 1,5 (выходило уже как 4,5 года в колонии). Теперь режим меняется с общего на строгий, бонусы по общему режиму аннулируются.

Меж тем 17 — не окончательный срок. За 90-е кешбэк продолжает капать. Накануне, 11 мая, со второй попытки в еще одном райсуде Красноярска, Кировском, заседали по очередному делу: Быкову инкриминируют заказ уголовного авторитета Владимира Филиппова (Филиппа) в 1998 году — «из личных неприязненных отношений, а также в целях усиления своего влияния в криминальном мире поручил руководителю подчиненной преступной группы (Вилору Струганову, он же Паша Цветомузыка — А. Т.) убить своего потенциального конкурента».

И в тот же день, 11 мая, по иску прокурора краевой арбитраж отнял огромный земельный участок в Красноярске у одного из приближенных Быкова со времен алюминиевых войн — живущего сейчас в Черногории Вадима Алексеева. Землю предоставила мэрия за медяки, на ней разместился вещевой и продуктовый рынок Восточный — легендарное «Поле чудес» на КрасТЭЦ, где с 90-х на куске картона, брошенном на землю, мерял джинсы не один Красноярск — половина Сибири. Аналог московского Черкизона. Прибыль от «Поля чудес» оценивали, конечно, в цифрах поменьше, чем от алюминиевого завода, тем не менее и она впечатляет.

Чего не скажешь об этом свете и Красноярске наяву: никаких столпотворений в зале суда и перед судом, как на первом процессе, никто не встречает адвокатов аплодисментами и даже просто не встречает, у быковского телеграм-канала с новостями о нем 1281 подписчик, петицию на Сhange.org «Свободу Быкову» более чем за месяц подписал всего 561 человек. 12 мая замечаю в отдалении от здания райсуда лишь несколько динозавров из 90-х — авто по-прежнему большие и модные, но уже не с госномерами 007, подчеркивавшими раньше их принадлежность к быковским. Некоторые идут в зал суда посмотреть на кумира. Но все это единичные экземпляры. Куда больше на прилегающих пространствах полиции и Росгвардии. И все спокойны, только что не семечки грызут. Быков о своей чрезвычайной популярности в народе всегда говорил и продолжает говорить, но, как видим, и ее определяет позиция властей. В 90-е он им был нужен, теперь нет. И на нем нарисовали крест. И бывшие поклонники согласились.

Тем не менее на приговор съезжается много СМИ, камер, и подсудимый, заходя в зал — как всегда бодрый и улыбчивый, возможно, даже чересчур, — искренне удивляется: «О, ни фига себе, сколько народу, а!»

• В первом суде над Быковым обвинение строилось на свидетельствах троих — боевиков из дружественной саяногорской группировки Владимира Татаренкова (Татарина) и его самого, главаря.
• Во втором, только что закончившемся процессе ключевые показания, изобличающие Быкова, дал штатный киллер преступного сообщества Александр Живица (Буль), работавший по профессии с начала 90-х в течение 20 лет.

«Новая» подробно писала о событиях, положенных в основу этого дела. Сейчас лишь один характерный документ — «о доблестях, о подвигах, о славе», причем из первых рук. Один из протоколов опроса киллера Буля от 7 июня 2020 года. Делится воспоминаниями он с сотрудником УФСБ Красноярского края (с незначительными сокращениями, с сохранением стилистики, орфографии и пунктуации оригинала).

В 2015-м Живице за семь трупов дали 12 лет. На момент опроса он — в Ачинске, в «изолированном участке, функционирующем как исправительный центр». (С 1 января 2017 года в России введен новый вид уголовного наказания — принудительные работы. По сути, это «химия» из времен позднего СССР. Теперь ее могут дать «как альтернативу лишению свободы за совершение преступления небольшой или средней тяжести либо за совершение тяжкого преступления впервые».) После того опроса Живица на очной ставке с Быковым подтвердил основные тезисы своего рассказа.

Когда Быкову предоставили последнее слово, он поправил судью: «Не последнее, а крайнее. Последнее я скажу тогда, когда все участники этой преступной группы будут находиться на моем месте». Среди этих участников Быков традиционно называет уйму народа — от крупнейших бизнесменов родом из 90-х, политиков, сотрудников спецслужб и силовых структур до журналистов. Все они строили ему козни за то, что он «препятствовал разграблению края». Обещает дойти до Конституционного суда и ООН, чтобы доказать невиновность. А пока предлагает руководству СК, МВД и Генпрокуратуры создать комиссию, приехать в Красноярск и разобраться с его преследованием: «Я больше, чем ФСБ знаю».

Это не первое обращение к Бастрыкину и Краснову. Прошлым летом было еще одно, но оно прошло незамеченным. И зря — выглядит оно вполне логичным и оправданным.

Тогда Быкову предъявили обвинение в создании оргпреступного сообщества (ОПС) и его руководстве с 1990 года по 19 июня 2002-го. Статья 210 УК. И узник направил главам ФСБ и СК Бортникову и Бастрыкину, генпрокурору Краснову заявления, предложив им «представить себе ситуацию»: в 1999–2002 годах, то есть когда он руководил ОПС, в Красноярском крае работала бригада из лучших сотрудников правоохранительных ведомств под руководством первого замглавы МВД Владимира Колесникова с одной задачей — задокументировать факты причастности Быкова к преступлениям. Дела, возбужденные по материалам комиссии Колесникова, расследовались также бригадой под руководством следователя Генпрокуратуры Олега Внукова, при этом собирались доказательства причастности Быкова и к другим преступлениям. Параллельно 4 октября 2000 года Быкова арестовали по обвинению в организации покушения на убийство Вилора Струганова (Паши Цветомузыки), и это уголовное дело расследовалось первым зампрокурора Северо-Западного округа Москвы Сергеем Лапиным. «Лапин С.Ю. и осуществлявшие оперативное сопровождение данного уголовного дела лучшие оперативники ФСБ России и УБОП МВД России также изучали мою жизнь на предмет совершения мною и других преступлений», — пишет Быков.

И что?

«Результатом этой работы является возбуждение в отношении меня каких угодно уголовных дел (до суда дошло только одно — обвинение в организации убийства Губина, я был осужден по ст. 316 УК приговором с освобождением от наказания), но только не по ст. 210 УК. Признаков состава преступления по ст. 210 в моих действиях никем не обнаружено».

Помимо Колесникова, Лапина, Внукова, поименно Быков назвал начальника отдела СЭБ ФСБ (на тот момент) Игоря Курганова, а также большой ряд руководящих работников краевых органов и спецслужб того времени. Прокуратуры — Юрия Антипова, Андрея Бунёва, Владимира Козловского, Николая Киреева; УВД, затем ГУВД — Бориса Петрунина, Валерия Гизатуллина, Александра Зюзина, Светлану Богомазову; УФСБ, затем РУФСБ — Анатолия Самкова, Геннадия Ширяева; УОП, затем УБОП — Владимира Агеева, Антона Килина, Валентина Школьного, а также следователя-важняка краевой прокуратуры Евгения Коврижных.

Быков: «Прошу всех их привлечь к уголовной ответственности за халатность, а если они умышленно скрывали, что ОПС под моим руководством существует, прошу привлечь их к уголовной ответственности за более серьезные должностные преступления».

В списке Быкова — и те, кто ему пытался противостоять, но в силу разных причин не получалось, этих профессионалов порой просто ломало начальство, и те, кто ему оказывал услуги, — абсолютно разные люди. Их нельзя ставить рядом.

— это далеко не их внутреннее дело, и это касается не только Красноярска, но и центральных аппаратов всех ведомств, куда из Красноярска последовательно уходило на повышение начальство (МВД, ФСБ, Генпрокуратура, служба валютно-экспортного контроля, ФСИН).

«Рабочую группу по координации агентурно-оперативной работы в отношении лидера организованной преступной группы Быкова А.П. и его окружения» начальник УВД края Борис Петрунин (умер в прошлом году) создал еще 19 апреля 1996 года — копия распоряжения есть в редакции. Окружение Быкова подозревалось в десятках убийств, похищений — документы также есть в редакции. И что? Один из тех, кого генерал Петрунин назначил ответственным в этих бумагах за разоблачение Быкова, сказал мне, что только сейчас, спустя четверть века, и только от меня узнал о том назначении, и эта «рабочая группа» не собиралась ни разу. То ли Петрунин этой бумагой просто прикрыл свое бездействие и режим мнимого противодействия органов Быкову, в котором город жил все эти годы, то ли у офицера, с кем я говорил, что-то с памятью стало (но это, мне кажется, вряд ли).

А потом, в 1999-м, когда сюда летела комиссия Колесникова, генерал-полковника, курировавшего криминальную милицию, край сравнивали с Дагестаном, при этом утверждая, что в Красноярске «всё круче». Что такое Дагестан в 99-м? Там в то время вообще-то шла война, и калаш был чуть ли не у каждого мужчины. Колесников (в ранге тогда спецуполномоченного секретаря Совбеза, с ним прилетели сотрудники и этого органа) раздавал громкие обещания, проведение его пресс-конференций в краевой прокуратуре сопровождалось беспрецедентными мерами безопасности (и на входе в Кремль, и во время поездок Ельцина, тогда еще действующего президента, в Красноярск они были куда скромней) — тебя ощупывали с ног до головы.

Генерал рассказывал, как дело Быкова все «расширяется по масштабам и суммам, расследование идет не только в России, но и в США»; «мы просто задыхаемся — настолько громаден объем работы, мы затоварились», приходится оголять другие регионы — вызваны начальник криминальной милиции Саратовской области, сыщики из Москвы, Казани и т.д.

Генерал рассказывал о том, что множество убийств уже раскрыто, прошли аресты, экономических дел — десятки, это многие миллиарды. И несмотря на оказываемое давление (до курьеза: приходили, например, правительственные телеграммы с предложением не заниматься декриминализацией одного из предприятий края), «затоваренная» спецбригада сделает все, что намечено.

В общем,

До этого, правда, ему инкриминировали отмывание грязных денег (строительство Быковым коттеджей в Овинном и под Назаровом осуществлялось на доходы от рэкета и невозвратные кредиты), причастность к убийству коммерсанта Олега Губина и незаконное хранение оружия, но все это оказалось семечками для быковских адвокатов.

Губернатор Лебедь в самом начале этой спецоперации говорил, что промежуточные итоги работы комиссии появятся уже через два-три дня, «будет снят первый слой», но комиссия работала два-три года, и уж не знаю про «слои», но в итоге Быков остался на воле, «нет у вас методов против Кости Сапрыкина», он только укрепил свой политический капитал за счет генеральского пиар-сопровождения, ну а капитал буквальный его уже не особо волновал — мог себе позволить.

Безусловно, спецбригада, взявшая край под внешнее управление, сделала огромное дело — не зря местные нувориши пугали детей генералом Колесниковым:

Однако самого Быкова вернули насильно, а потом он, хотя и мог уехать, остался.

И вопросы к его истории взлета остались и остаются до сих пор. Все эти генералы, впоследствии депутаты, видные госдеятели — те, кто еще жив, — не хотят объясниться? Вопрос кажется риторическим. Нынешнее положение страны будто бы обнулило все подобные обращения к нашему прошлому. Хотя в реальности, разумеется, нет, и то, почему мы оказались сегодня здесь, исследоваться будет.