Три года назад, когда началась эпидемия ковида, сразу же началась и эпидемия «псевдочрезвычайщины».

Ни в России в целом, ни в регионах не были введены ни режим чрезвычайного положения (ЧП), ни режим чрезвычайной ситуации (ЧС). И не был объявлен карантин. Почти во всех случаях власти вводили только режим «повышенной готовности» (что означает наличие «угрозы возникновения чрезвычайной ситуации»).

Однако постановлениями правительства и распоряжениями губернаторов вводились многочисленные запреты и ограничения:

• на свободу передвижения граждан,
• на экономическую деятельность,
• на работу предприятий и организаций,
• а также штрафы за нарушение этих запретов и ограничений.

Эти запреты, конечно же, ограничивали права и свободы граждан. Чего стоило одно только требование «самоизоляции» для пожилых людей (при том, что они не более опасны для окружающих, чем молодые)! Или всеобщие запреты посещать парки и скверы (где опасность заразиться самому или заразить других уж точно меньше, чем аналогичная опасность в открытых для посещения продуктовых магазинах или общественном транспорте).

Но суть не только в абсурдности запретов. Она в том, что эти запреты вообще не могли вводиться: по федеральному закону о защите населения от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера, режим «повышенной готовности» не дает властям права ограничивать права и свободы граждан.

В условиях эпидемии власти хотели иметь права и не иметь обязанностей. Хотели, с одной стороны, вводить множество ограничений и штрафов за нарушение этих ограничений, а с другой — не нести при этом никаких затрат.

Потому что, например, если бы власти ввели режим ЧС, карантина или ЧП, пришлось бы, в соответствии с законодательством, компенсировать гражданам все убытки от введенных ограничений и принимаемых «чрезвычайных» мер. Если же эти режимы не введены, никому и ничего можно не платить.

По содержанию мы имели, конечно же, режим чрезвычайной ситуации. А по форме — «режим повышенной готовности».

По сути было одно, а по оформлению — совсем другое. Это и означает, что право заменено на «понятия».

Голоса скептиков — в том числе и автора — тогда, конечно же, звучали. И сомнения озвучивались. В ответ мы слышали, что опасность ковида столь смертельно велика, что не до юридических тонкостей и формальностей. Эффективность важнее формальной законности. Что тут думать — трясти надо, как в известном анекдоте…

Опасность и вправду была велика. Но были — и остаются — и неустранимые сомнения в том, в какой мере принятие решений «по понятиям» помогло бороться с этой опасностью.

А сейчас — хоть и применительно к совершенно иной ситуации — мы наблюдаем очень похожее явление во время спецоперации.

Федеральный конституционный закон «О военном положении» предусматривает ограничения прав и свобод граждан при введении указанного положения. Соответствующий перечень, приведенный в статье 7 этого закона, включает 19 пунктов.

Однако в России в целом военное положение сейчас не введено. Оно введено — указом президента России от 19 октября 2022 года № 756, — только на территориях ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей. В Брянской, Курской, Белгородской, Воронежской, Ростовской областях, Краснодарском крае, а также в Крыму и Севастополе введен «средний уровень реагирования», включающий применение шести из 19 пунктов, предусмотренных при военном положении. Еще в нескольких регионах введен «уровень повышенной готовности» и задействованы четыре из 19 указанных пунктов. А во всех остальных регионах страны введен «уровень базовой готовности» (задействованы два из 19 пунктов).

И применение каких-либо пунктов, перечисленных в статье 7, в регионах, где военное положение не введено, этим законом не позволено.

А еще отметим, что статья 8 закона «О военном положении» позволяет установить некоторые ограничения в тех регионах, где военное положение не введено. Но это вовсе не те ограничения, которые перечислены в указе № 756. И потому содержащийся в указе пункт, по которому «при необходимости в РФ в период действия военного положения могут применяться иные меры, предусмотренные ФКЗ «О военном положении», позволяющий, по сути, вводить любые элементы военного положения по всей стране, в указанный закон укладывается плохо, чтобы не сказать больше.

Все эти сомнения, однако, уверенно игнорируются властями, считающими, что в спецоперационные времена надо добиться поставленных целей, не обращая внимания на формальности и юридические тонкости. И, как и в случае с ковидом, закон отступает перед целесообразностью, а право — перед понятиями.

Параллельно принимают законы, криминализующие любое мнение о специальной военной операции и ее участниках, отличающееся от сформулированного властями. Чем, конечно же, резко ограничивают право граждан на свободное выражение мнений и убеждений.

Это также возможно лишь при тотальном введении военного положения, и это также вводится без его объявления.

Конечно, правление «по понятиям» куда проще и легче, чем по закону.

Даже тогда, когда — как сейчас — законодательное оформление любого высочайшего повеления организуется за два дня в трех чтениях.

Когда любое сомнение в правильности высочайшего повеления наказывается, как ослушание.

Когда парламент превращен в «аплодирующий орган» и состоит из пяти партий Путина в разных костюмах.

И когда вряд ли найдется суд, который решится признать незаконным решение, принятое «по понятиям».

Вот только при таком правлении резко возрастает — ввиду того, что отключены все корректирующие механизмы — вероятность ошибок.

И резко уменьшается — в силу того же — вероятность их исправления.

С понятными последствиями — которые, собственно, мы и наблюдаем.