Часть I. В дыму

С Караульной горы города почти не видно, хотя он лежит у ее подножия. Смог забрал Красноярск, заполнив его улицы запахом гари и закрыв небо. Здесь это бывает часто — до 70 дней в году. Ветра нет, пелена не рассеивается. Горожане называют это «режимом черного неба».

«Черное небо» создают промышленные предприятия и три угольных ТЭЦ, которые отапливают Красноярск. К их выбросам примешивается дым от печных труб: частный сектор здесь большой и почти весь отапливается дровами.

Но смог приносит деньги: в Красноярском крае сильное угольное лобби — здесь работает СУЭК с его оборотами почти 10 миллиардов долларов в год, да и сын губернатора Артем Усс владеет угольным разрезом.

Переход на газ мог бы решить проблему «черного неба». Но в 2021 году «Газпром» опубликовал карту с пятилетним планом газификации регионов. Красноярский край — гигантский, растянувшийся с севера на юг на 3000 километров — оказался на ней белым пятном: ни одного газопровода строить в регионе с населением 2,8 млн человек даже не планировали. И это при том, что край занимает второе в стране место по запасам газа — после Тюменской области.

А еще он — лишь на 32-м месте по уровню доходов населения. Около 16% жителей края — за чертой бедности. И в холодную зиму 2023 года многим из них оказалось просто не на что купить дрова.

На помощь им решил прийти региональный телеканал ТВК: журналисты запустили карту, на которой любой нуждающийся может оставить свой адрес и телефон, а неравнодушные люди — могут помочь ему, заказав дрова. Сейчас на карте — более ста заявок. Двум десяткам человек удалось помочь.

— Мы думали, что люди будут стесняться просить о помощи. Но выяснилось, что им уже не до стеснения, — говорит руководитель ТВК Мария Бухтуева.

Среди нуждающихся — инвалиды, пенсионеры, матери-одиночки и… семьи мобилизованных. Почему-то в стране, обещавшей всестороннюю помощь уходящим на передовую, близкие военных оказались обездоленными.

«В яму летим»

Но к Оксане, матери двоих детей, мы идем, еще не думая о теме частичной мобилизации. Она живет в двухэтажном деревянном бараке недалеко от центра города. Снимает, мягко говоря, скромную трехкомнатную квартиру. Тусклый свет, старые деревянные двери, покосившийся кухонный гарнитур, теплый от печки воздух, но ледяные полы. При этом очевидно, что семья благополучная и о детях здесь заботятся. Просто бедность довлеет.

— «Газели» на четыре куба березовых дров хватило на месяц, — рассказывает женщина. — А стоит такая машина 12 000 рублей. Я работаю поваром, зарплата — около 25 000.

Отдавать половину зарплаты на отопление — тяжело. Но про газификацию Оксана и не слышала.

— Нет здесь у нас таких разговоров. Никогда о таких планах нам [власти] не говорили, — качает она головой. — Конечно, газ нужен, чтоб им отапливаться — это и дешевле было бы. Почему нет?

Но что газ проведут, и что жить вообще станет легче, женщина не верит.

— С каждым годом становится все хуже и все тяжелее. И будет хуже, — заключает она. — Все стало дороже за прошедший год. Не знаю, связано это с *** или еще с чем. Идешь в магазин, совсем немного купишь — тысячи рублей нет. Каждый раз идешь — тысячи рублей нет. А ведь хочется еще нормально одеваться, обуваться, жить в нормальной квартире. Иногда сядешь, задумаешься: как дальше? Перспектива где? Мы же в яму летим. И это не только я так думаю — сколько с людьми общаюсь, все говорят, что становится хуже. Зато Украина у нас на первом месте…

«Украина» дошла до красноярских улиц быстрее не только газа, но и хорошего асфальта, быстрее детских площадок и капитального ремонта домов. И Оксану она взволновала больше, чем бытовая неустроенность. Неудивительно — старший сын скоро заканчивает школу.

И признается, что люди вокруг пытаются делать вид, что не замечают происходящего.

— Все относятся так: «Лишь бы нас не коснулось. Будь что будет, лишь бы нас не коснулось». Каждый переживает за себя. Но это ненормально. Так не должно быть. Просто многие очерствели с этой жизнью.

Так тема Украины прозвучала в этой командировке впервые — вытекла страхом за ребенка. И ни один человек, с которым мы говорили далее, не счел возможным об этой теме не сказать.

«Победим — и будет газ»

Пенсионерка Ольга Васильевна переехала в Красноярск из Тулуна три года назад, после наводнения. Купила на выданную компенсацию, 2 миллиона рублей, ветхий домик в микрорайоне Покровка.

Наводнение в Тулуне и других населенных пунктах юго-запада Иркутской области в 2019 году унесло жизни 26 человек, и женщина говорит о нем коротко: «Страшно, очень страшно». Вспоминает об одной из погибших соседок.

Сама Ольга Васильевна эвакуировалась, но и на новом месте жизнь оказалась непростой.

Если бы кто подарил мне дрова, я бы Путину в Москву позвонила, сказала бы, что спасли меня.

Она показывает свой полупустой дровяник, в котором в два ряда сложен тонкий сосновый горбыль.

— Надеюсь, на два месяца еще хватит дровишек моих… Буду поменьше топить. Дотяну до весны как-нибудь, — говорит она с действительно неподдельной надеждой. А о газе замечает, что вряд ли ее дом когда-то подключат, но вообще газификация Красноярскому краю нужна. — Если бы начальство сгруппировалось и сказало бы: «Переводим на газ дома, машины…» — то и воздух чище был бы. Но там многие не хотят. Перестали работать люди, которые важные. У нас Сибирь богатая, и можно бы уже дровами не топиться, — и вдруг пенсионерка переходит на международную политику. — У нас здесь лес, золото… Так что мы Сибирь не отдадим ни Америке, никому. Будем сами за нее держаться.

В доме фоном работает телевизор (а вообще их у Ольги Васильевны два — в каждой комнате), и идущие по нему новости сами переключают женщину на украинскую тему.

И внезапно вновь возвращается к своим проблемам.

— Я вечером включаю фонарики, чтобы не тратить электричество. Экономлю и электричество, и дрова. Хожу в трех теплых носках. Если морозы будут — еще одни поищу. Курочка, кофе, хлебушек есть — нормально мы живем, — убеждает она, сидя у печки с догорающим горбылем. — Может, вас покормить?

«Встаю — и к военкомату иду»

На карте «Подари дрова» — адрес Натальи, мамы мобилизованного. Когда мы звоним ей, она сразу говорит: «Вы ведь не сможете мне помочь». Но от встречи не отказывается.

Село Казачинское — районный центр в 190 километрах от Красноярска. Наталья живет в двухквартирном деревянном доме. И ее дровяник — просто пустой. Лишь щепа разбросана по полу. Ее женщина и собирает, чтобы согреть дом. Благо, на улице «всего» -16 °C.

— У меня работы нет сейчас, и с трудовой книжкой проблема, из-за чего пособие оформить не могу. С деньгами сложно, — говорит она. — Раньше по хозяйству сын помогал. А в сентябре его забрали.

Денису 21 год, его мобилизовали 30 сентября.

— Он только в прошлом году вернулся со срочной службы, и сразу же — под [частичную] мобилизацию попал, — рассказывает женщина. — Мыслей откосить у него не было, — говорит она, давая понять, что в селе так делать не принято. — Но на *** не рвался.

Население Казачинского района — девять тысяч человек. В Украину мобилизовали 30 из них, в основном из райцентра: остальные села здесь маленькие — нередко меньше ста жителей, и без молодежи. Казалось бы, забрали меньше того самого 1%, но что такое три десятка мужчин для Казачинского? В райцентре живет 3604 человека, из них — 1050 пенсионеров и 973 ребенка. Из оставшихся 1581 жителя мужчин, которые потенциально могут подпасть под мобилизацию (то есть в возрасте до 55 лет) — 871, а молодых мужчин до 35 лет, призываемых в приоритетном порядке, — 387.

Соотношение количества призванных с количеством молодежи посчитать не трудно. А забирали, по словам Натальи и ее подруги Светланы, в основном молодых.

Светлана сейчас старается поддерживать Наталью как может: в том числе — дровами.

— Мы из одного села приехали в Казачинское. Ну как я ее брошу? Конечно, привожу дрова периодически, — говорит женщина. — Когда Денис уходил в армию, они почему-то с банковской карточкой не разобрались, в итоге Наташа и за него не получает [деньги]. Тяжело ей.

Но хуже отсутствия денег и дров — отсутствие новостей о сыне.

В местном военкомате о том, все ли в порядке с Денисом, матери не говорят. Вежливо посылают: «Ждите». В сельской администрации и Казачинском лесхозе примерно так же посылают, когда она спрашивает о дровах: «Не положено». Хотя в иных районах Красноярского края семьям мобилизованных с дровами все-таки помогают.

По словам главы Казачинского сельсовета Александра Козлова, обеспечение дровами — за пределами его полномочий.

— Мы не готовим дрова, не выписываем дрова. У нас нет такой статьи расходов, — объясняет он. — Она [Наталья] должна подать документы в лесхоз о том, что нуждается и имеет право…

— Она говорит, что ей отказали.

— Ну не должны были, — теряется чиновник. — По крайней мере, глава лесхоза говорил у нас на планерке в районе, что на уровне министра лесного хозяйства [Красноярского края] стоит вопрос, чтобы те лесозаготовители, которые занимаются дровами, привозили дрова, а им потом выплачивалась компенсация из краевого бюджета. А потом, — он опять сбивается. — Сейчас уже ситуация маленько в другую сторону ушла — что никакой заготовитель на дальнее расстояние дрова не повезет. Решаем сейчас вопрос, как их заготовить. Если сейчас у нее прямо нету ни одной палки, то, естественно, мы будем договариваться с каким-то лесозаготовителем, чтобы на спонсорские деньги он привез ей дрова. Но только на спонсорские деньги. Чтобы этот лесозаготовитель взял на себя бремя… Просто если сельсовет приобретет дрова, то Счетная палата меня повесит, обует и все остальное.

— А другие семьи мобилизованных дровами обеспечены?

— Ну такая же ситуация. Даже сложно сказать, на какие деньги хоронить… нам Счетная палата запрещает хоронить. Вот так… Вроде бы защищают они, выполняют боевую задачу, но на уровне края не могут этот вопрос пока решить. То есть хоронить-то мы хороним, а теперь лысину чешем, на какие это деньги. Потому что захоронение — это тоже вне полномочий сельсоветов. То есть идем фактически на нарушение. Ну и со спонсорами договариваемся.

Стоит сказать, что свое слово глава сельсовета сдержал: через два дня после нашего разговора дрова Наталье привезли.

На вопрос о газификации мама мобилизованного отвечает коротко: «Ну о чем вы говорите? Конечно, это было бы хорошо. И дешевле было бы». И вновь переключается на сына.

— Я новости стараюсь не смотреть теперь. Раньше казалось, что умер человек и умер, а когда *** началась, у меня слезы сами наворачиваться стали. Очень тяжело смотреть на погибших. Я думаю, что никогда эта *** не закончится, не закончится она уже… Ну почему эти все (видимо, речь идет о политиках. — И. Ж.) сидят, жопу прижав, почему ребятишек забрали наших молодых? Он только с армии пришел, пускай бы маленько отдохнул — нет…

Наталья признается, что почти не спит: «Только подремлю маленько, встаю и к военкомату иду… Нету у меня ненависти к Украине… Я новости не смотрю, и нет у меня агрессии. Сегодня ведь так говорят, потом — по-другому. Не снятся мне сны, потому что я не сплю».

Часть II. Топка

В соседней с Красноярским краем Иркутской области обеспечение семей мобилизованных дровами возведено в масштабную PR-компанию, которая порой доходит до абсурда. По пути в поселок Магистральный Казачинско-Ленского района читаем местную газету «Киренга»:

При горячем одобрении мэра…

В Иркутской области начинается знаменитый газопровод «Сила Сибири», перекачивающий голубое топливо в Китай. Сам регион газифицрован при этом на 1%. А мобилизовано здесь, по словам военкома Усть-Илимска, около пяти тысяч человек.

«Есть проблемы, связанные со спецоперацией»

Магистральный — рабочий поселок на 888-м километре БАМа. История его не так печальна, как, например, первой станции Байкало-Амурской магистрали Тайшета, которую при Сталине строили заключенные. Магистральный в 1970-е возводили комсомольцы и военные. Три десятка многоквартирных домов и большой частный сектор.

В отличие от многих поселков БАМа, находящихся в упадке, у Магистрального — хорошие перспективы: рядом находится Ковыктинское месторождение природного газа, и у людей здесь есть возможность заработать. Хотя в самом поселке газа, разумеется, нет. Как и в райцентре, селе Казачинском. Как и в принципе в Казачинско-Ленском районе.

— Развитие инфраструктуры, в том числе обеспечение людей голубым топливом, идет в рамках исполнения поручений президента, — объясняет заммэра района Алексей Коротнев. — В этом году будет завершена разработка проектной документации, а в следующем — начнется строительство газопроводной сети.

По опыту Братска: газ стоит 2,5 рубля за кубометр, а электричество — 1,5 рубля. Насколько я понимаю, будут предусмотрены какие-то субсидии, которые сделают цену на газ примерно равной цене электричества.

Другой собеседник в районной администрации также заявил, что газ местным жителям планируется продавать по сниженной цене, но отметил, что в этом и опасность.

— Нужно понимать, что «Газпром» — это коммерческая компания, задача которой — зарабатывать деньги. Сегодня нам дают субсидию, завтра ее заберут, и население будет отапливаться втридорога. Тем не менее, конечно же, в рамках поручения президента мы над газификацией работаем.

За счет электричества отапливаются в поселке лишь многоквартирные дома и объекты социальной инфраструктуры. А большинство жителей — топят печки.

Раньше, конечно, проще было: были пионерские организации. Но и сейчас, смотрю, что-то такое возрождается. И это хорошо.

«Пионерские организации», о которых чиновник ведет речь,— это военно-патриотические клубы, которые в Казачинско-Ленском районе действуют, кажется, в каждом населенном пункте. В них занимаются школьники: учатся стрельбе и семьям мобилизованных помогают.

— Да, у нас есть проблемы, связанные со спецоперацией, — заммэра района неожиданно плотно переходит на эту тему. — Вот скоро будут похороны… вторые. И есть раненые. Ну это ***, чего. Это ***. Меня самого призовут — пойду. И супруга моя знает: призовут — встану и пойду. Да, понятно: детей жалко. Ну, блин, ничего не сделаешь.

И призвать их теперь нельзя — они же «больные». Мы с района не смогли офицеров набрать. Уходить начали, когда все это начиналось…

— Но спецоперация началась год назад, а вы говорите про два-три года.

— Ну это официально год назад, а неофициально — в 2014 году. Ну ребят, мы же люди взрослые. О чем мы говорим? Мы же видим, что ситуация нелегкая. Я — за. Если скажут, что нужен, — встану и пойду. Я снайпер сам. Но меня не призовут, потому что мне за 50. Но надеюсь, что все закончится свержением власти в Украине и назначением тех, кто будет с пониманием относиться к Российской Федерации. Потому что, в конце концов, что такое Украина? Это государство? А когда оно появилось? Киевская Русь? А что первее — «Киевская» или «Русь»?

Солдат из «Транснефти»

А следом сотрудники администрации повезли нас к маме мобилизованного, которой сами распилили дрова.

Любовь работает в школьной библиотеке. Ее сына забрали 28 сентября. А ведь он — оператор перекачивающей станции в «Транснефти» — системообразующей компании, сотрудникам которой полагается бронь.

— С этими бронями… все сыграл человеческий фактор, — говорит женщина. — Сын приходил домой и говорил: «Меня не мобилизуют, я работаю на стратегически важном объекте». А в результате на работе не подали на них документы. Когда хватились — уже два человека с этой компании мобилизовали. На остальных в срочном порядке делали брони. И пока они делали, сына уже записали в часть. А раз в часть записали — уже никуда. Начальник сказал ему: «Служи. Место за тобой будет. Сильно никуда [не лезь]».

Сейчас сын Любови находится под Луганском. На связь выходит нечасто, но говорит, что с ним все хорошо.

— Он, правда, такой человек, у которого все всегда хорошо, — рассказывает библиотекарь. — Когда парни уходили, они, конечно, все были в шоке. Но мой переживал за мобилизованного друга больше. А про себя вообще молчу: первые два месяца все звонила-вызванивала, надеялась попасть хоть на начальство, чтобы поговорить. Но меня все поотшивали — не дозвонилась я никуда. Потом когда выяснила, что брони уже не будет, — смирилась. Он не на передовой пока и надеюсь, что где-то там и отсидится.

Любовь говорит, что не понимает, зачем нужна была частичная мобилизация.

— Есть ведь люди подготовленные, а у него автомата даже не было в армии. Он водителем был. Да и добровольцев вроде много идет. Надеюсь, конечно, что все это скоро закончится. Ну сейчас пройдет все с этим Артемовском, а дальше уже укреплений серьезных нет, дальше легче будет…

При этом Любовь считает, что и когда спецоперация закончится, быстро сына домой не отпустят.

— Во-первых, страна все-таки вложилась в мобилизованных. Во-вторых, он ведь водитель, а водители нужны будут при разборе завалов городов… Хотя сейчас строят быстро — смотрю, Мариуполь показывают: там город-то уже нормальный, уже люди заселяются.

— Да и сейчас ведь идет нормальная жизнь. Некоторые даже новости не смотрят, и у меня спрашивают: «Ну чего там, как?» А я читаю везде и смотрю. Телевизору все-таки больше верится, потому что в интернете всякое пишут, а на телевидении хоть цензура какая-то есть.

Всего из Казачинского, по словам Любови, мобилизовали 27 мужчин в возрасте от 23 до 40 лет. В селе живут 2607 человек.

«Спасибо, что он живой»

А вот муж Алены скоро вернется домой. Потому что он ранен. Владислав попал вместе с другими мобилизованными из Магистрального под обстрел на донецком направлении. Пять осколков. Сейчас в госпитале.

Но признается, что если мужа после выздоровления опять отправят на передовую, она этого не переживет.

— Очень сложно морально. Сложно ждать его. Ребенок, хоть и маленький, все ходит и говорит: «Папа, папа»… Конечно, больше всего хочется, чтобы скорее все это кончилось. Вся эта ***. И очень страшно, что все разовьется еще больше и дойдет в конце концов сюда… Нет, я не сомневаюсь в армии России. Просто непонятно, как Америка дальше будет действовать против нас.

Самым страшным моментом для Алены был звонок мужа, когда он сообщил, что месяц не будет на связи.

— А потом через неделю звонок — с украинского номера. Это был час ночи, — вспоминает Алена. — Влад. Он сказал, что ранен и находится в госпитале. Ничего толком не объяснил. А я подумала только: «Спасибо, Господи, что он живой». Утром снова созвонились, и он сказал, что приедет.

Семье Владислава обещают и уже оказывают помощь: его предлагают направить в санаторий, а школьники из военно-патриотического центра «Сарма», в котором учился и сам Владислав, помогли Алене расколоть дрова.

— Без «Сармы» даже не знаю, что бы я делала. Они сами предложили мне помощь, сами накололи дрова… Конечно, много чего нужно еще по дому сделать: и крышу поменять, и веранду отремонтировать, но с этим можно как-то жить. Главное, что муж вернется.

Обретение индивидуальности

Сарма — это ветер, дующий в средней части Байкала. Шквалистый, достигающий ураганной скорости. А еще это военно-патриотический центр в Магистральном, располагающийся в подвале здания местной администрации.

Уже восьмой год бывший сотрудник УИС (ныне это Федеральная служба исполнения наказаний) Сергей Терехов учит детей стрелять из винтовок, собирать автоматы и метать ножи. У него три десятка воспитанников, у троих из них — мобилизованы отцы.

Терехов в Магистральном — человек-легенда. Он хромает, и многие считают, что это следствие боевого ранения, полученного в Чечне. Хотя сам он, усмехаясь, признается, что это не так: «Это со мной уже через пять лет после Чечни случилось. Да и в Чечне-то я был в 2001 году в командировке по линии УИС — не на передовой. И всего четыре месяца».

Сергей, конечно, патриот — в том смысле, в котором сегодня принято произносить это слово официально. Про конфликт в Украине говорит так:

Да, был провал в командовании, но надеюсь, этот опыт сейчас учитывается. Пока паркетных генералов не сменят боевые — все происходит плохо.

Вот и к воспитанию детей Терехов подходит «патриотически». В день, когда мы приходим в «Сарму», школьники в камуфляже группами отрабатывают строевой шаг, метают ножи и стреляют из пневматических винтовок. А еще — тренируются выносить с поля боя тела убитых товарищей.

— Я считаю, что мы не даем им каких-то сверхъестественных нагрузок. У нас очень нормальная обстановка. Родители их отправляют к нам с удовольствием и, наоборот, говорят: «Вы там с ними построже». Строевая подготовка, выправка — они детей дисциплинируют, — объясняет Терехов. — Им в голову вбивается, что вы не Петя, Вася, Миша, а вы — воинское подразделение, если кто-то будет плохо себя вести, то тень падет на всех. Это полезно для них. Они преодолевают себя, у них нет желания отступить. И через слияние с этой «массой зеленых человечков» они обретают свою индивидуальность.

Помимо прочего в день нашего приезда школьники из «Сармы» отрабатывали отдание воинских почестей — скоро им предстоит дежурить на похоронах первого погибшего мобилизованного из Магистрального.

«Все он в палатке сидел»

Ксении 29 лет. У нее двое детей. И она — вдова.

Именно к прощанию с ее супругом готовятся ребята из «Сармы».

— Мы с Алексеем начали встречаться со школы, мне было 17 лет, — вспоминает она с улыбкой. — Познакомились в магазине. Я зашла туда со своей сестрой, он — со своей. Потом, когда я в школе была, подошла его сестра и сказала: «Брат попросил твой номер телефона». Так и начали общаться. Я провожала его в армию, год ждала, потом встречала из армии. Потом дети у нас появились. Сейчас ему было бы 33 года…

Алексей, говорит Ксения, был веселым, душой компании. «Знакомых у него было много. Все его любили. Рыбалкой увлекался — всегда много рыбы приносил, мог несколько дней провести на реке». Работал стропальщиком на железной дороге.

— Когда частичная мобилизация началась, я ему сказала: «Смотри что объявили». Он ответил: «Ну ладно, чего ты переживаешь?» Я говорю: «Ну ты же подпадешь под нее!» Он: «Да посмотрим…» О том, что ему позвонили из военкомата, он мне сначала не говорил. Только через два дня сказал, что 26 сентября нужно явиться. А 28-го его уже увезли из поселка — вместе с другими ребятами.

— Говорил, что никакой подготовки не проводится. Сколько раз звонила — все он в палатке сидел. Пару раз походили на медицинские занятия, пару раз постреляли, а в основном — в палатке лежали, и все. Зато отправили его — в штурмовой отряд, — рассказывает Ксения. — А ведь для штурмовой бригады нужна особая подготовка. Вот и итог. Три парня еще в госпитале в Макеевке лежат. У меня там двоюродный брат лежит, у него перелом бедренной кости и рваная рана. Тоже мобилизованный. Его вообще с одной почкой забрали. Даже одному мужчине у нас, инвалиду-колясочнику, повестку отправили… Только когда он на коляске приехал, тогда отпустили.

О гибели мужа Ксения узнала после звонка сестры Алексея.

— Помню, что это было раннее утро. Телефон был на зарядке. Я спала. Вдруг ко мне подбегает дочь, говорит: «Тебе звонит тетя Наташа». Наташа сказала, что один из наших парней выложил пост о том, что ранен. И в этом посте говорилось: «Всем парням, кто погиб, — мы будем вас помнить». Я пишу Алене: «Влад звонил?» Она говорит: «Да». Я спрашиваю: «Что случилось?» Она: «Тебе позвонят». Потом дала мне номер Влада и попросила набрать ему.

Владислав рассказал, что незадолго до гибели Алексея мобилизованные вытаскивали раненых с поля боя.

— И «птички» [дроны] их долбить начали. Влад сознание потерял. А когда пришел в себя, спросил про Леху, и ему сказали, что Леха «двухсотый». Потом

Тело Алексея с поля боя забрали на четвертый день. Детям о его смерти Ксения пока сказать не смогла.

***

…Программа помощи дровами семьям мобилизованных в Красноярском крае и Иркутской области ширится: закладываются бюджеты на 2023 год. И сообщений о доставленных и наколотых волонтерами дровах все больше. Такая помощь нужна, ведь с 2000 года топливная древесина, как сообщает профильное издание Forest Complex, выросла в цене в 22 раза, и не всем под силу топить печку за свой счет.

А газа Сибири особо не обещают. К 2027 году газификацию Иркутской области планируют довести с нынешнего 1% до 3,2%, а в целом по Сибирскому федеральному округу голубое топливо должно будет прийти в 140 населенных пунктов. Зато поставки в Китай «Газпромом» наращиваются: планируется, что вместо прокачиваемых 4,1 миллиарда кубометров в год к 2025-му они достигнут 48 миллиардов кубометров. Об этом пишут даже с какой-то гордостью.

А за это — чем уж богата — одаривает их близких дровами. И гробами.