Патриотические значки

И хотя по Семейному кодексу именно родители определяют, как воспитывать своих детей, государственным мужам и женам никак не дает покоя мысль, что подрастающие граждане страны еще не со всех сторон будут охвачены государственной идеологией (которая до сих пор запрещена статьей 13 Конституции), что у них еще остаются какие-то родители, которые могут им внушать чуждые ценности.

Еще весной Маргарита Симоньян, руководитель агентства Russia Today, говорила на педсовете для классных руководителей, организованном департаментом образования Москвы:

И теперь пришла пора родителей тоже взять под контроль.

Госдума предложила Минпросу проводить для родителей школьников «Разговоры о важном». Автором этой идеи стала Ольга Казакова, которая уже успела отметиться в области просвещения такими выдающимися инициативами, как возвращение в школу обязательного трудового воспитания, а в обязательную программу по литературе — романа Фадеева «Молодая гвардия».

Вроде бы это прекрасно вписывается в тот курс «полный назад», который приняло российское образование.

• Подъем флага,
• пение гимна,
• политинформации («Разговоры о важном»),
• военно-патриотическое воспитание («Юнармия»),
• пионерия («Движение первых») с пионервожатыми в виде непонятных советников,
• обязательная школьная форма,
• начальная военная подготовка с военруками, наделенными боевым опытом и, следовательно, расстройством психики (ПТСР),

А вот депутат комитета Госдумы по просвещению Яна Лантратова ни пионеркой, ни комсомолкой не была: она родилась в 1988 году. Но это не мешает ей тосковать по тем временам, которых она не застала, — и предлагать символические инициативы по возвращению идеального прошлого. На днях она предложила все тому же Сергею Кравцову принудить школьников носить какие-то «патриотические значки», которые «будут свидетельствовать о моральном духе учащихся» и станут «атрибутом патриотизма, высоких моральных принципов, как было в Советском Союзе».

В СССР мы были моложе

Мне, в отличие от Яны Лантратовой, в 1986 году было 17 лет; я отлично помню, какую роль играли в нашей жизни значки пионерской, а потом комсомольской организации: примерно такую же, как белые воротнички и манжеты, которые надо было стирать и пришивать каждую неделю, или белый и черный фартуки — это была просто обязательная часть школьной формы. Когда носишь, никто не замечает, когда не наденешь — начинается в лучшем случае бухтение, в худшем — скандал.

Полный назад, командуют депутаты Госдумы, затосковавшие о пионерском прошлом. Там трава была зеленее, вода мокрее, конфеты слаще, а сами мы моложе. Некоторых даже вовсе не было, но они лучше нас помнят, что там было.

Вернем в школы все советское:

• астрономию (уже вернули),
• черчение (возвращают),
• «Молодую гвардию» (вернули),
• НВП (вернули),
• школьную форму (вернули),
• что там еще осталось?
• Горны и барабаны?
• Отрядные сборы?
• Конкурсы строя и песни?
• Конкурсы политплаката и политпесни?
• Агитбригады?
• Дни интернациональной солидарности? С кем мы теперь будем проявлять интернациональную солидарность? С Ираном?

Я помню, у нас были фестивали «Пятнадцать республик — пятнадцать сестер»; мы должны были нарядиться в национальные костюмы, приготовить национальное блюдо, станцевать национальный танец какой-то из республик СССР, произнести несколько фраз на ее языке (о, как мы в отсутствие интернета пытались найти и разучить армянский национальный танец! А ведь совсем недавно, в доковидные времена, в школьной поездке в Армению все — учителя и дети вместе — мы вместе с армянскими коллегами и их ученицами танцевали «Кочари», какое же это было допотопное счастье). Я помню, как мы завидовали тем классам, которым достались Грузия и Украина — как им было просто станцевать гопак или найти рецепт сациви.

Исправительные работы

Нет, у нас много было прекрасного в школе, о чем до сих пор грезят нынешние депутаты. Например, у нас было «трудовое воспитание». На практике оно выглядело так. В нашей школе был дефицит техничек. Поэтому школу мыли дети. Раз в неделю мы мыли класс, еще раз в неделю — свой участок школы, а по субботам у нас была генеральная уборка: мы с вонючей бурой пастой оттирали столы и стены, отдраивали плинтуса, стирали с линолеума черные полоски, оставленные обувью, и руками мыли полы. В телефонном справочнике наша школа значилась как «политехническая»; одноклассники смеялись, что она воспитывает техничек, моющих пол.

Три раза в неделю — два-три часа на мытье школы. Возможно, так выглядит ответственность. На практике — когда у тебя мытье школы, как спортивная тренировка, три раза в неделю по три часа, — то это оказывается очень важной частью твоей жизни.

В июне у нас была «практика»: обычно мы копались на пришкольном участке, но однажды нам велели отмыть окна в столовой от известки после ремонта. В столовой окна — огромные, потолки — высоченные. Чтобы достать до слоя известки на верхних стеклах, мы ставили один столовский стол на другой, а сверху табуреточку. Хлипкие столы качались влево-вправо, а кривоногая табуреточка сикось-накось. Мы, самые ловкие и легкие в классе девчонки, балансировали наверху: терли окна, кидали сверху испачканные тряпки вниз и с цирковой ловкостью ловили тряпки, летящие вверх. Пока не поняли, что пальцы трескаются и кровят: нас никто не предупредил, что надо взять резиновые перчатки, что известь разъедает пальцы. Наверное, сегодняшние родители откусили бы голову директору за такое трудовое воспитание.

В какой-то момент мы с подружками, почувствовав себя настоящими профи, даже решили наняться настоящими техничками в нашу школу: какая разница, все равно ее драим, так будем драить за деньги. Трудоустроили бабушку одноклассницы, на работу выходили за нее.

Мечты подзаработать обломались о затопленные туалеты: мы, дуры-восьмиклассницы, решившие подзаработать, оказались поздно вечером наедине с забитыми унитазами и залитыми вонючей жижей санузлами. Нет, мы справились, конечно: надели резиновые перчатки, повытаскивали из унитазов бумагу и тряпки, нашли в дворницкой совковые лопаты, вычерпали воду, все вымыли и высушили. Но хватило нас только на месяц: попросили бабушку уволиться.

Полный назад

Я не боюсь грязной работы: работала и уборщицей в студенческом общежитии — мыла и туалеты, и вонючие души с размокшим мылом и волосяными пробками, и проводницей в поездах дальнего следования; я не возьмусь пересчитывать количество перемытых мною унитазов — то в рамках трудового воспитания, то в рамках дружеской помощи соседям по общаге. Я не знаю, хорошо ли, что я получила этот опыт. Конечно, это закаляет. Но я очень рада, что мои дети этого опыта не получили — и что им не надо было так закаляться.

У меня было такое превосходное школьное воспитание — и травля, и политическая обработка, и принудительный труд, — что я, вероятно, неплохо подготовлена к существованию в колонии строгого режима. Я умею выживать в нечеловеческих психологических условиях, слушать радио от утреннего гимна до полуночного, мыть вонючие сортиры, не считая это унижением, выносить травлю и прессинг начальства, много часов молча стоять у стенки, когда разбирают твое персональное дело. Это никогда, ни разу в жизни не пригодилось мне в нормальной человеческой жизни и работе.

Я окончила школу в 1986 году и с тех пор все пыталась осмыслить свой школьный опыт: почему же я так ненавижу свою школу? Почему другие люди, которые учились в то же время в той же советской школе, относятся к ней иначе?

У меня несколько разных ответов на этот вопрос.

Первое — самое простое. Каждая школа — это государство. Оно может быть тоталитарным, авторитарным, охлократическим, демократическим — каким угодно. Моя школа была слепком с СССР образца какого-нибудь 1952 года; помню, как я читала в «Науке и жизни» за 1987 год статью Гавриила Попова об административно-командной системе управления — и в каждой строчке узнавала свою школу.

Второй ответ, наверное, — это общее неуважение взрослых к детям: я начальник — ты дурак; ты — ребенок, ты — никто, сперва заслужи уважение, а потом получишь право на собственное мнение.

Третий — лицемерие и ложь, сверху донизу, от начала до конца. Запредельно высокие ноты идеологического пафоса — пионеры-герои, комсомольцы, подвиги, самопожертвование, патриотизм — которые настолько высоки, что уже режут уши; а рядом с ними — обыкновенные нервные училки, немолодые тетки, которые проповедуют эти истины, уже уходящие в ультразвук, — но сами совершенно неспособны жить на этой высоте ультразвука.

Было и четвертое, и пятое, и десятое. Моя школа, хоть и не имела этого в виду, отлично подготовила меня выживать среди чужих, не страшиться грязной работы, сохранять свое достоинство в унижении, не верить никаким словам, не бояться, не просить — словом, сыграла роль небольшой зоны строгого режима для одной отдельно взятой отличницы.

Я много разговаривала с разными людьми о своем школьном опыте — и убедилась, что он скорее редкий, чем повсеместный. Обычно люди относятся к своей школе или доброжелательно, или нейтрально. Отвечая на вопросы портала Superjob.ru,

• «о ненависти к урокам, учителям и всей образовательной системе рассказали 6% россиян,
• о том, что не любили школу — 15%.
• Каждый третий (34%) относился к школе спокойно,
• еще 31% — любил, но без фанатизма,
• каждый девятый (11%) очень любил».

Оказывается, что у каждого из нас — свое представление о советской школе, Советском Союзе, что это реальности, которые часто вообще не пересекаются. Я — из тех 6%, которые ненавидели школу. И мне особенно обидно, когда люди, вовсе не жившие в СССР, не понимающие многообразия опыта тех, кто жил там и тогда, навязывают нашим детям свои фантастические образы идеального прошлого.

На собрание бегом

Трудовое воспитание, значки, школьная форма — все это на личном опыте: физиологическом, колючем, повседневном — совсем не то, что мерещится депутатам Госдумы в патриотическом угаре.

И особенно смешно в этом смысле, конечно, предложение Ольги Казаковой ввести «Разговоры о важном» для родителей, чтобы уж никто не избежал патриотической обработки.

Предложение было высказано на расширенном заседании Комитета по просвещению, где представители Национальной родительской ассоциации (НРА) заявили, что занятия «Разговоры о важном» необходимо расширить. Пусть, мол, родители обсуждают не только покупку штор (представителям родительской ассоциации, видимо, невдомек, что школы уже много лет не имеют никакого права требовать от родителей никаких покупок — ни штор, ни оборудования для лингафонных кабинетов, ни чего-то еще). Если кто не знает (тогда пусть погуглит), Национальная родительская ассоциация — это такая организация, куда входят разные чиновники от образования, представители Совета Федерации, Мосгордумы, региональных органов власти в субъектах Федерации, органов опеки и т.п.

Но это никого не смутило. «Хорошая идея, — откликнулась Ольга Казакова. — Мы как раз в результате нашей встречи предложим. В Министерство просвещения направим такое предложение — «Разговоры о важном» для родителей. Тогда, может, и ходить будут охотнее на родительские собрания».

Родители, естественно, отреагировали на это предложение коллективным приступом восторга. Ну по крайней мере, мои знакомые родители.

Есть, конечно, и осторожные люди, и сомневающиеся: «И как они будут добиваться явки? Отключат газ?» — «Остановите поезд, я сойду». — «А если родители в самом деле начнут ходить на собрания? Спрашивать, почему к ЕГЭ не готовят и где ремонт туалетов?» — «Зачем собрания, когда есть чаты в вотсапе? А беседы о важном пора проводить вообще с каждым гражданином РФ, чтобы никто не отвертелся». — «Столько силовиков не найдут, чтобы каждого под конвоем туда водить». — «А справки для работы будут выдавать, что я не прогулял, а на беседу о важном пошел?» — «Я сразу возбужденно засобиралась, но ребенок что-то сразу заподозревал, говорит, «только через ее труп». Я так поняла, что не разрешает. Странно».

И в самом деле — почему дети-то не пищат от радости?

Неужели растут, боюсь вымолвить, пятой колонной?

Что будет

Сограждане, привыкшие слышать из уст думцев самую разную чушь, с надеждой думают, что не вся она дойдет до практического примененя: депутаты говорят, ветер носит.

Но с инициативой о трудовом воспитании ситуация совсем другая: в Госдуме уже готовится соответствующий законопроект, который планируется рассмотреть на весенней сессии. К тому же

Что касается предложений ввести родительские «Разговоры о важном» и «патриотические значки» — то и здесь следует учесть, что они высказаны не случайными думцами в кулуарных беседах о школьных успехах внуков, а публично выдвинуты представителями профильного комитета Госдумы. Ольга Казакова возглавляет комитет Госдумы по просвещению, а Яна Лантратова — ее первый заместитель.

Профильный комитет Госдумы может обращаться в министерство с предложениями. Именно это и пообещала сделать Ольга Казакова в ответ на инициативу Национальной родительской ассоциации проводить родительские «Разговоры о важном»: написать в Министерство просвещения письмо и предложить ему рассмотреть такую возможность.

В поддержке инициативы думским комитетом по просвещению сомневаться не приходится. Предыдущее письмо с предложением вернуть в школьную программу по литературе роман Александра Фадеева «Молодая гвардия» встретило положительный отклик в министерстве, и уже с начала этого календарного года роман стал обязательным для изучения.

Поэтому и политинформации для родителей, и обязательные «патриотические значки» для школьников могут стать нашей завтрашней реальностью.