Очень тяжело

«Мне 31 год, — написал Сайфуллин в «Новую газету». — Я работал в московском колледже сферы услуг № 10 на Дмитровском шоссе, 11а. Преподавал историю и социально-экономические дисциплины. С момента (…) моя жизнь изменилась».

Мы встречаемся с Александром в видеомессенджере телеграма. Мужчина выходит из кафе и шагает по улицам. Кажется, что за его спиной — Питер: невысокие оштукатуренные дома XIX века, магазины, уличные кафешки. Александр нервничает, сбивается, но говорит ясно и очень четко, его реплики почти не нужно редактировать — «что говорит! и говорит как пишет!»

«В начале марта меня и моих троих коллег, преподавателей истории, собрала директор колледжа. Это было на первой паре, у нас отменили занятия. Она сказала: «Я не буду спрашивать вас о вашем отношении к данному событию, вы должны поддерживать и оправдывать Россию». Нам отправили на электронные адреса методичку, которую всем разослал Департамент образования города Москвы.

рассказывает Александр.

Он все время повторяет: «мне это было очень тяжело», «это было морально тяжело». У него есть друзья в Украине, и они потеряли родных, близких, дома. Примерно треть его студентов была связана с Украиной родственными или дружескими связями. «И я видел лица этих ребят — они были полностью разбиты, — вспоминает он. — Одна девочка вообще сказала: в конце ноября она была у своей старенькой прабабушки, и та в одном разговоре упомянула: «Я пережила войну, и не дай бог, чтобы такое еще раз повторилось». Девочка просто подошла ко мне и заплакала».

Это момент тяжелого выбора для педагога. Либо ты делаешь то, чего от тебя требуют, — хоть пытаясь казаться искренним, хоть равнодушно, хоть подчеркнуто отстраненно: мол, от меня хотят, чтобы я отбарабанил эту казенную чушь, и я ее барабаню, — либо ты делаешь то, что ты сам считаешь нужным, повинуясь своей совести. Закон об образовании запрещает политическую агитацию в образовательных учреждениях и вовлечение учащихся в политику, однако авторы «Бесед о важном» нимало о том не беспокоятся. Беспокоиться приходится тем преподавателям, кто сохраняет независимое мнение о происходящем.

Александр Сайфуллин принял не самое простое решение: «Я понимал, что хожу по краю. Но для меня было важнее то, что говорит мне мое сердце.

Он сейчас говорит, что чересчур поддался эмоциям и в какой-то момент попросил тех второкурсников, которые считают, что Россия права, поднять руки. Подняли двое парней. Аргументов у них было мало: «Где вы были восемь лет?» — не более того.

Мы, историки

Занятия было велено записывать на диктофон, чтобы никто не увильнул, чтобы все отчитались о проведении занятий. Но Александр постоянно выключал диктофон и говорил о том, что сам считал важным. «Я историк, — говорит он. — Когда учился в РГГУ, планировал писать кандидатскую диссертацию по 30-летней войне, это война в истории Германии XVII века. Мне очень знакомо это явление, поскольку я и свою бакалаврскую работу писал по истории ваххабизма в Чеченской республике, и я общался с людьми, которые были ветеранами чеченской войны. У нас, историков, особое мировосприятие — иное, чем у обычных людей».

Занятия «о важном» он провел за неделю 14 раз — для 14 групп. Единственное, о чем его спросило начальство, — это почему он отправил запись кусочками. Он сослался на проблемы с диктофоном.

Студенты жаловаться на него не стали. Сам Александр Сайфуллин считает, что у него были очень хорошие, доверительные отношения с ними. Окончилась весна, прошло лето. Он съездил на языковые курсы и вернулся. Начался новый учебный год.

«Через неделю у меня был разговор с заведующей нашего корпуса.

Я сказал: «Вы можете не беспокоиться, я не скажу ничего революционного и радикального». В этом колледже я работал с сентября 2021 года, и меня еще до (…) вызывали — кто-то жаловался, что я поднимаю политические темы».

Объявили частичную мобилизацию, но Александр и тут как-то интуитивно не почувствовал угрозы для себя: не служил — стало быть, не призовут. Прошел сентябрь, начался октябрь, и только тогда начались неприятности.

Сам сядешь

1 октября Сайфуллин получил первую эсэмэску с незнакомого номера с угрозами и оскорблениями. Затем было еще несколько. Сначала он не обращал внимания, потом, когда ему прислали его адрес, потребовал прекратить и пообещал обратиться в полицию. «Обратись, сам сядешь», — ответил аноним и прислал в телеграм целый архив видео с его лекций — шесть записей. «На этих видео были мои высказывания о (…), о Буче, о Путине, о коррупции в российской армии, об отставании России от стран Запада (…). Кроме этого, я затрагивал тему ЛГБТ, говоря о том, что все люди равны. Мы не должны обсуждать и тем более оскорблять таких людей. (…). Люди рождаются для того, чтобы любить и быть счастливыми», — рассказывает Александр.

Он хорошо понимает, кто снимал: первокурсники с первой парты; на видео есть кадр с электронной доской, на которой записаны дата (7 апреля) и тема урока — та самая, что была у первокурсников. Но кто решил слать ему угрозы: родители, старшие братья, сами первокурсники, — Сайфуллин не знает. Он даже не заметил, что съемка вообще была: так погружен был в то, о чем говорил.

Угрозы выбили его из колеи настолько, что Александр разболелся и даже взял больничный. Анонима заблокировал и больше ничего от него не получал. Но при этом он хорошо понимал, что прежняя жизнь кончилась и остается только уезжать. Уже в день получения архива, 9 октября, купил билет на самолет до Стамбула и 10 октября улетел.

Из Турции отправился в европейскую страну, виза которой у него еще была. Называть страну он не хочет. Когда приехал, подошел к местным полицейским и попросил убежища.

«У нас проблемы»

Потом начались сообщения с родины. Соседи рассказали, что на следующий день после его отъезда, 11 октября, домой к Александру, на его московский адрес, приходили двое мужчин в форме и интересовались, где он.

10 декабря ему позвонила мама, у которой он прописан. Мама живет в Сибири (город он опять-таки называть не хочет). К ней тоже приходили люди в форме и спрашивали, общается ли она с сыном. «Мама плакала, особенно в первую неделю, — рассказывает Александр. — Я сказал: в России сейчас наступают очень непонятные, смутные времена, а в Европе у меня все будет хорошо. Мама успокоилась, слава богу».

Сказала, что у колледжа возникли очень большие проблемы, так что надо или закрыть профиль, или удалить фотографии. «Я сказал, что делать этого не буду, и это моя принципиальная позиция, — говорит Александр Сайфуллин. — И добавил: проблемы не у вас, а у меня, потому что я в свои 30 лет был вынужден покинуть Россию и начинать жизнь с нуля. А вы просто боитесь за свои рабочие места».

Сотрудники колледжа несколько раз спрашивали его, кому из коллег он говорил о своем отъезде, кто мог видеть его инстаграм. Может быть, хотели выяснить, кто их всех подставил. Он не мог ответить: никому не говорил, ни с кем тесно не общался, ни с кем не конфликтовал.

В декабре коллега сообщила ему, что в колледже после проверок запрещено произносить его имя. На его место взяли нового преподавателя истории — строгого, немолодого, совсем на Александра непохожего. В общем, история его жизни в России и преподавания в колледже закончилась.

Воздух свободы

«Пустота, которая была внутри меня, ушла. Я вдыхаю воздух свободы, которой, увы, сейчас нет в России. Здесь я чувствую себя в безопасности», — говорит Сайфуллин.

Но что дальше? В лагере для беженцев хорошие условия, многонациональный и многоконфессиональный состав. «Тут и россияне, которые скрываются от [частичной] мобилизации и по иным причинам, — делится Александр. — Здесь живут грузины, арабы, курды и несколько африканцев. Мы изучаем язык — это бесплатно, тут хорошие условия для проживания. Люди получают пособия на самые необходимые нужды. Здесь у нас бесплатный проездной, и в принципе жизнь продолжается, все идет своим чередом.

Свое письмо в редакцию Александр закончил так: «Почему я рассказал вам свою историю? Я хочу, чтобы мои коллеги были осторожнее в своих высказываниях. В России царит атмосфера страха и репрессий. На преподавателей пишут доносы, записывают их на диктофоны и видео. Лично я знаю, прежде всего как историк, что (…) рано или поздно закончится. И наступит долгожданный мир, которого нам всем так не хватает. (…) Но зло никогда не победит. Это закон жизни. Победят лишь вера, надежда и любовь…»

Россия вспрянет ото сна

Есть у Сайфуллина и планы на будущее: сначала работать с беженцами, учить язык, а потом все-таки поступать в аспирантуру и работать над своей темой. Но включают ли эти планы возвращение в Россию? Даже в самой отдаленной возможности, в самом теоретическом виде? Ну когда-нибудь, при каких-нибудь условиях?

Александр замолкает и отворачивается от камеры. Молчит. Долго молчит. Потом говорит: «Простите меня. Я очень боялся этого вопроса. Простите, нет, я отвечу… Внутри меня (может, я сам этого не осознаю), внутри меня — огромная пустота. Я никому не сделал плохого. Я всем желал только добра. У меня были прекрасные отношения со студентами, и я знал, что их любовь ко мне была абсолютно искренняя. Меня с Россией связывают самые теплые воспоминания — это 30 лет моей жизни. Это два диплома с отличием — в бакалавриате и в магистратуре. Я планировал заниматься дальше наукой, но в одночасье все перевернулось. У меня есть мечта: чтобы Россия наконец очнулась ото сна и наступили прекрасные времена. Чтобы люди жили достойно, чтобы люди поменялись, чтобы у нас сменилась власть — а это причина всего несчастья.

Я очень хочу, чтобы поскорее завершилась (…), поскольку в XXI веке люди должны уметь договариваться друг с другом. (…) Это очень страшно понимать, что твои соотечественники были равнодушны к чувствам братского народа. Я понимаю, что я в Россию не вернусь никогда. Главное, чтобы все было хорошо у моих родных, близких моему сердцу людей. Я за них молюсь. Я очень надеюсь, что мы еще увидимся. Но назад я не вернусь точно».

* Соцсеть принадлежит компании Meta, деятельность которой в России признана экстремистской и запрещена.