• Ведущие: журналисты Вера Челищева и Зоя Светова
• Звук: Василий Александров
• Обложка: Анна Жаворонкова
• Голос за кадром: Анатолий Белый

РАСШИФРОВКА

Светова. Всем привет, это подкаст «Совещательная комната». И это мы, его ведущие. Я — журналист Зоя Светова.

Челищева. И я — журналист Вера Челищева.

Светова. Сегодня наш гость — Вячеслав Егоров, гражданский и экологический активист из подмосковного города Коломна. Вячеслав почти год назад был осужден на год и три месяца колонии по так называемой дадинской статье 212 точка один УК РФ: неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания митинга, демонстрации, шествия или пикетирования.

Вячеслав, добрый день.

Егоров. Добрый день.

Светова. Вячеслав, расскажите, почему вы стали заниматься так называемым экологическим активизмом.

Егоров. Прежде всего хочу сказать, что мои протестные настроения зародились как раз на текстах Веры Челищевой. На ее текстах из зала суда по делу Ходорковского.

Светова. Ходорковский признан в России иностранным агентом.

Челищева. Я помню, это был 2010–2011 год.

Егоров. Вот ровно тогда. Я был обычным парнем, работал в бизнесе, хорошо зарабатывал, жил себе, смотрел Первый канал, как и большинство. Замечательно. Довольно часто мы с друзьями играли в преферанс, и однажды я что-то ляпнул про Кондолизу Райс. И мои друзья сказали: «Вячеслав, что происходит? Ты где этого набрался?» Ну и, собственно, с тех пор мне посоветовали начать интересоваться тем, что происходит, не из ящика, а из каких-то более надежных интересных источников: «Новая газета», «Эхо Москвы». Ну и я, соответственно, именно тогда полез во все это, начал действительно интересоваться тем, что происходит. И первое такое несогласие, и большой яркий такой внутренний протест против происходящего возник как раз на фоне второго судебного процесса по делу Ходорковского. Я читал ваши тексты, как только они появлялись, я их читал, и внутри накипело.

Светова. То есть вы хотите сказать, что ваш экологический протест спровоцировали «Новая газета» и Вера Челищева? Здорово, но вы не ответили на вопрос, какая у вас профессия, чем вы занимались до ареста.

Егоров. По образованию я инженер, но по специальности не работал. Я работал года два на КБ машиностроения, которое выпускает те самые иглы, которые по самолетам стреляют, — «Искандеры» и все прочее. Но поскольку зарплаты тогда были маленькие, мне пришлось оттуда ретироваться, и я ушел. У мня в семье все инженеры. И конечно, склад ума тоже математический. Но тем не менее пришлось идти в коммерцию. И там я так и остался, можно сказать, до сих пор.

Светова. Судили-то вас не за коммерцию, а за ваши пикеты и демонстрации, в которых вы участвовали в 2019 году. Против чего вы протестовали в Коломне?

Егоров. Я не сразу стал экологическим активистом. Это проблема пришла ко мне. Когда в Коломну начали свозить огромные горы мусора, в той или иной степени каждый житель это прочувствовал, и я, может быть, оказался просто на острие всей этой истории. Я и журналист, и общественный деятельностью занимался, и политикой занимался, и вообще энергичный молодой человек с довольно широкими возможностями. То есть если я не лидер мнений, то как минимум меня знают и слышат. И в какой-то момент жители из соседних деревень начали писать в газету «Региональные вести» , которой я занимался. А я об этой проблеме ничего не знал, потому что она была далеко от города. И я, в общем-то, в это дело влез с головой. А в конце концов эта проблема пришла в центр города и могла стать химической бомбой, как было в Волоколамске.

Светова. Расскажите, как вы попали под уголовное дело.

Егоров. В середине 2017 года начали вывозить мусор. Я об этом узнал где-то в октябре — ноябре. В первый раз люди из инициативной группы позвали меня, я туда пришел. И началась нормальная деятельность общественного движения. Правда, как такового движения не было — была группа лиц, которая начала работу, чтобы предотвратить грядущие неприятности. Ну, давайте для простоты назовем — это просто химически бомба, которая росла на наших глазах, и мы это понимали. На самом деле удивительная штука, потому что обычно общественное движение — это кто угодно, начиная от пенсионеров и заканчивая молодыми людьми, городскими сумасшедшими, кем хочешь. А здесь было совершенно по-другому. Ты приходишь и видишь людей от 30 до 40 лет. Людей состоявшихся, разных профессий, с умными глазами. Это учителя, это бизнесмены, вплоть до полицейских и прочее, прочее.

Челищева. Какие были требования: закрыть помойку?

Егоров. Ну конечно, да. История была одна: либо наладить ее нормальную, безопасную работу, либо закрыть. Потому что уже к тому моменту она была переполнена, и везли к нам в десять раз больше, чем нужно было по проекту. Собственно, с этого и началось, когда появились цифры на руках. А дальше началась работа инициативной группы, переговоры с Советом депутатов, с мэром, с всякими советниками губернатора, депутатами Госдумы, Совета Федерации. Письма с 40 тысячами подписей были собраны, отправлены Владимиру Владимировичу в администрацию президента. Кстати, в Коломне живет 140 тысяч человек.

Челишева. И сколько все это длилось?

Егоров. В октябре мы начали и где-то по март 2018 года все это длилось. Люди «забили» на свою работу, на детей, на все, но по-другому и не получалось. Но был драйв, было несколько человек, кто тащил все это на себе, в том числе и я. Мы пытались организовать митинги, которые нам не согласовывали, естественно, а потом были пикетирования, а потом были сходы в деревнях. Все это пресекалось. Нам старались «пришить» административные дела. Ничего у них не получалось, потому что мы были абсолютно открыты, честны и все под видео, не прикопаешься. И вот где-то в конце февраля у нас был наконец-то согласован митинг, на который пришло 1005 человек. И это для Коломны со 140-тысячным населением. Это чумовая цифра. Как раз после того в Волоколамске случилась вот эта беда с выбросом газов, когда дети пострадали, у них были аллергические реакции. И когда весь город вышел к администрации, к больнице, когда кидались снежками и все прочее. То есть люди были взбешены. Так что на этом фоне прямо буквально через несколько дней местные жители в Коломне начали перекрывать дорогу для московских мусоровозов.

Светова. Это 2019 год, кульминация вашего протеста?

Егоров. На самом деле это начало такой острой фазы. Эта фаза длилась почти год, наверное. То есть первые несколько месяцев это было стояние на пешеходном переходе. Люди ходили по пешеходному переходу, их задерживали, выписывали штрафы, приезжали спецподразделения, полиция, людей разгоняли, они опять собирались, потом ставили палатки, походные кухни, местные бизнесмены привозили еду из своих кафе и все прочее.

Челищева. Когда вас начали задерживать?

Егоров. Я понимал, что ко мне особо пристальное внимание у полиции, ФСБ и прочих товарищей, которые там все это курируют и контролируют. Я туда даже не поехал, когда узнал об этих акциях, зная, что опять все свалят на меня. У меня уже к тому времени было несколько административных дел. Мне позвонили сами полицейские. Подполковник Носков, как сейчас помню, и попросил приехать, потому что жители не выпускали фуры. То есть они их запустили, а обратно не выпускают. И полиция не знала, что делать.

Светова. Нужен был «свой» человек?

Егоров. Да, попросили помочь. Я говорю: «Ребята, я вообще честно — за права человека, и мне жалко этих водителей. Но чем я вам помогу? Я даже не знаю этих людей, которые перекрывают дороги. Это не те, с кем я в инициативной группе». Мэр нашего города, сейчас уже почивший в бозе, под камеры рассказал в первом же интервью, что собираются какие-то странные люди, перекрывают дороги, не дают вывозить мусор, у них какой-то флешмоб. Но мне удалось убедить народ, что это противозаконные действия, которые направлены против обычных людей. Они, может, и не очень замечательные, но они-то в чем виноваты? Им заплатили деньги, они на работе, они приехали, привезли этот мусор, дайте им уехать. У них жены, дети, семьи и все остальное. Я никогда не кривил душой и всегда говорю как есть. Поэтому в данном случае мои действия с интересами полиции совпали.

Светова. Но почему же все-таки против вас завели уголовное дело?

Егоров. Уголовное дело было заведено совершенно по другим причинам. Я могу только высказать свое субъективное мнение, потому что доказательной базы нет. Мы долго расследовали, не понимая, кто является бенефициаром всех денег, которые зарабатывает мусорный полигон. И в конце концов стало ясно, что

И старые свалки надо было бы закрывать. Но пока откроют новые, пройдет время, закрыли 24 из 39. Осталось 15, и на эти 15 повезли все что есть. И соответственно, появились люди, которые на этом зарабатывали; по моим подсчетам, по крайней мере, с нашего полигона они имели от полутора до трех миллиардов в год.

Светова. А вы мешали?

Егоров. Мы мешали им это делать. Причем мешали серьезно. Мы еще на десятой части их пути перекрыли им этот поток денег. И перспективы туманны. Проще было, конечно, изолировать.

Уголовное дело возбуждено было в январе 2019 года.

Челищева. Когда предъявили обвинение уже по уголовной статье, вы содержались под домашним арестом. Потом у вас был запрет определенных действий. То есть, в принципе, ощущение такое, что вас не хотели сажать? Или это было ожидаемо, что в зале суда на вас наденут наручники? Какие у вас были ощущения?

Егоров. Нет, ощущения были, что меня, конечно, не посадят. Иначе зачем нужны такие странные действия, домашний арест? Ну, бог с ним, потом запрет действий, потом подписка о невыезде. Следствие длилось там черт знает сколько, чуть не два года. И конечно, мы все рассчитывали, что меня никто сажать не будет. Дадут условный, да и ладно. Почему посадили? Ну, сейчас причины мне кажутся очевидными. Их несколько. Первая — это то, что, закрыв одну помойку, решив сложную тяжелую проблему с химической бомбой, организовали себе другую, открыли новую помойку гораздо бо́льших размеров, но якобы работающую по современным технологиям и все прочее, из-за которой, собственно говоря, были возбуждены административные дела у Гудковых. И мое последнее административное дело в составе уголовного тоже с этим связано.

Это было четвертое административное дело, и уголовка состоялась. Безусловно, акт устрашения. Обыски в один день были проведены у 15 членов инициативной группы. Это стресс, это шок, это изъятие всей техники, это проблемы на работе, дома — везде, везде, везде. Надо еще понимать, что за масштабная спецоперация была, потому что на каждый обыск приехало человек десять сотрудников. Приехали из области, из Москвы, и фээсбэшники, и опера. У меня на обыске были бойцы в бронежилетах — маски-шоу, как обычно.

Светова. Вы помните тот момент, когда судья зачитал приговор: год и три месяца лишения свободы в колонии общего режима? Что вы тогда почувствовали?

Егоров. Какое-то опустошение, наверное, больше, чем что-то еще.

Светова. Вы на суд пришли с сумкой, «с вещами»?

Егоров. Вообще-то эта сумка была формальная. Там лежали зубная щетка, полотенца, тапки…

Светова. Как к вам относились колонии? Вас считали политическим заключенным?

Егоров. Ну, в первую очередь сажают в ИВС, потом в СИЗО, потом в колонию. Я сидел в СИЗО в Коломне. И там, конечно, всю эту историю знали все: и полиция, и ФСИН, и заключенные. Не было никакого негатива — наоборот, большая поддержка. Я там ни одного человека не встречал, который бы мне сказал что-то типа «госдеп проклятый». Везде абсолютный позитив, нормальные отношения.

Челищева. А где вы отбывали наказание?

Егоров. В орловской колонии, поселок Нарышкино. Но я там был всего четыре месяца. Бо́льшую часть времени я просидел в Коломенском СИЗО.

Светова. Это та самая колония, в которой сидел Олег Навальный? Его там помнят?

Егоров. Его помнят.

Я очень хотел прочитать книжку Олега Навального, мне ее прислали через Озон, но, к сожалению, ее туда не пропустили. Она не прошла лагерную цензуру. Беспредел полнейший, но времени, честно говоря, добиваться своих прав в колонии у меня особо не было. А в СИЗО книжки, оказывается, протащить просто невозможно. Там есть определенный закон, который позволяет это сделать только через библиотеку. И вот мне не удалось затащить туда ни одной книги, к сожалению. Но библиотека была богатая, поэтому нормально.

Челищева. А почему вы так долго сидели в СИЗО?

Егоров. Мы с Машей Эйсмонт и с Михаилом Бирюковым — моими адвокатами — планировали, как нам правильно все сделать так, чтобы срок шел день за полтора. Поэтому апелляцию мы ждали именно в СИЗО. Дождались. Потом, опять же, мне сделали прививку от ковида и еще на месяц отсрочили перевод в колонию. Ну вот так и доехали до полугода. Собственно, там ждал еще этапа. История с этапами — это, конечно, отдельная история. Люди по этапу путешествуют по девять месяцев, по шесть месяцев едут до Иркутска по всем СИЗО и обратно, чтобы из Рязани попасть в Бутырку. Человек проехал — ну, до Иркутска и обратно — сколько? Двенадцать тысяч километров, наверное; получается шесть тысяч километров туда, шесть тысяч километров обратно.

Челищева. А с чем это связано? Можете обывателю объяснить почему?

Ешгоров. Достоверной информации у меня нет. Но среди зэков бытует вполне обоснованная версия, что ФСИН таким образом отмывает деньги на этапах.

Светова. А как можно отмыть таким образом деньги?

Егоров. Ну, на этапирование выделяются определенные суммы из бюджета. Заранее планируются. То есть они заранее — допустим, на 2023 год — выделяют сколько-то миллиардов рублей на этапирование. Но само этапирование по факту обходится дешевле. А им нужно чем-то оправдывать эти планы и выделение этих денег. Это то, что зэки между собой говорят.

Светова. Но это, конечно, никакими доказательствами не подкрепляется. Это версия.

Егоров. Я не знаю, зачем это делается.

Светова. Вот вы освободились, вернулись в Коломну. Какая сейчас ситуация с мусором?

Егоров. Напряженная. То есть ту помойку, которую мы закрыли, ее действительно закрыли. Мы предотвратили прямо экологическую катастрофу, которая, безусловно, была бы как в Волоколамске, а то и хуже. Но когда мы ее закрывали, в процессе строилась уже другая помойка. «РТ-Инвест», дочерняя фирма, созданная «Ростехом» Чемезова. То есть они реализуют этот проект «Чистая страна», по крайней мере, на юго-востоке Подмосковья и в других, в общем-то, местах. И там вот эти как раз новые современные якобы полигоны, которые позволяют и перерабатывать, и компост делать, и что угодно, и пластик, и все-все-все безопасно якобы. Но по факту, конечно, это далеко не так. И этот комплекс называется «Комплекс Юг». Находится он рядом с деревней Мячково, там же и Никольская, где дом у Гудковых, их родовое гнездо. Собственно, почему они и начали протестовать. И сейчас я вышел из колонии, открываю чаты и понимаю, что да, там все то же самое, что было в предыдущий раз. Во всех деревнях воняет, мусор валяется по дорогам, все плохо. Жители не знают, что делать. Собирают документы, обращаются в суды, Роспотребнадзор и прочее, прочее, прочее. То есть начинается та же самая движуха. Но она начинается без меня. Другой вопрос, что

И тогда уже опять повторится какая-то протестная история, а может быть, и не повторится.

Светова. Вы не раз упоминали Гудковых — младшего и старшего. Они уже какое-то время назад уехали из России. А вы не хотите тоже уехать из страны?

Егоров. Ну, вообще первая мысль, конечно, после начала всех действий, связанных с Украиной, была: конечно, отсюда потихоньку надо уезжать. И многие так и делают. И друзья мои, и знакомые, и близкие все потихонечку исполняют этот план. Ну, для меня это очень сложно. И даже просто с точки зрения финансовой. Может быть, для безопасности это правильно, но уехать с моими тремя детьми, с мамой, с женой, собаками, кошками!.. Ну, можно продать квартиру и жить там. Но на что жить? Это тоже сложный вопрос. Я не думаю, что меня там все ждут с распростертыми объятиями.

Я пока не уезжаю.

Светова. У меня такой вопрос, отчасти философский: год и три месяца вы были за решеткой, достаточно небольшой срок по сравнению с теми сроками, которые сейчас получают и гражданские активисты, и журналисты. Что дал вам этот опыт? Вы будете дальше заниматься политикой?

Егоров. Я вам честно скажу, что где-то в 2015–2016 годах я прекратил заниматься политикой. Когда-то я организовал Московское областное отделение партии ПАРНАС. И много чего было, Болотная и все прочее. И все это закончилось тогда, когда у меня закончились деньги. Когда ты занимаешься политикой или общественной деятельностью, у тебя должны быть закрыты тылы. Поскольку у меня трое детей, то с тылами сложно. К тому времени я прекратил заниматься бизнесом. Я начал выпускать газету «Региональные вести — Подмосковье» в 2013 году. Потом кончились деньги на газету. Ну, не мне рассказывать «Новой газете», как живут протестные газеты. Моя газета была абсолютно оппозиционной местной власти, региональной власти. И конечно, через год, когда кончились мои деньги, деньги моих друзей, много чего в стране уже поменялось. В тот момент пришлось просто закрыть эту газету как бизнес. И соответственно, надо было что-то делать. И я физически ушел из этого протестного движения, потому что финансирование семьи — это все-таки приоритетная задача.

Светова. А сейчас вы где работаете, если не секрет?

Егоров. Только все начало налаживаться, появились какие-то проекты, и вот случилась история с помойкой. Я ушел в такси, работал на своей машине, чтобы как -то содержать семью. И потом — вот за год до того, как меня посадили, — я устроился в агентство недвижимости в Коломне. И меня туда взяли, хотя я был под подпиской о невыезде.

Светова. А сейчас, когда вы освободились, они вас приняли обратно?

Егоров. Да. Во-первых, они меня ждали. То есть поддерживали и материально, и морально, и письма писали мне, и мы разговаривали по телефону и все прочее, поддерживали мою семью.

Светова. Это очень важно, потому что обычно, когда люди освобождаются из тюрьмы, из колонии, они не могут так легко найти работу. У вас трое детей — это мальчики или мальчики и девочки?

Егоров. Старшему сыну уже 20, дочке — 17 и младшему пока еще восемь.

Челищева. Вы им рассказываете, как вы сидели в тюрьме? Они спрашивают?

Егоров. Конечно, да, спрашивают. Ну, я стараюсь не углубляться в подробности, но, во-первых, они и так в курсе, как я сидел, потому что, конечно, определенная связь там есть, и я старался максимально использовать все возможности, чтобы общаться и с женой, с мамой, и с детьми. Конечно, я им рассказывал какие-то забавные истории.

Светова. А была какая-то история, которая вас особенно поразила? Может, какого-то человека необычного там встретили?

Егоров. Их много очень, этих историй, и можно об этом говорить часами. Когда мы приехали в лагерь, в карантин, в поселок Нарышкино, со мной на этапе был паренек-цыган, ему лет 18, наверное. У меня зрение минус один. Я не вижу часы, которые в метрах десяти висят. Я ему говорю: «Слушай, сколько времени?» А он стоит и не может сказать. Я спрашиваю: в чем проблема? Он говорит: «У меня всю жизнь были только электронные часы. Я и не знаю, как стрелочка время показывает». Ну, то, что там никто книг не читает, это понятно. У нас в отряде 70 человек было. Книжки читали дай бог человек пять-шесть. И за весь срок по три-четыре года. Дай бог большинство из них прочитает одну книжку.

Светова. Я читала в вашем блоге, как за решеткой относятся к политике, что вот эта цифра 85% — за власть, она не про колонию.

Егоров. Они противники и режима, и того, что происходит, и не доверяют, скажем так, тому, что говорят по телевизору и прочее. То есть они пытаются разобраться. Иногда у них ложные выводы, и они путают причинно-следственную связь. И я им где-то помогал разобраться, если кому-то это было интересно, никому не навязывал ничего, старался спокойно, чтобы не было конфликтов. Не было задачи политизировать зону или СИЗО и даже сокамерников. Вот

Он раз в день смотрел новости — и «минутка ненависти» прошла, закончилось все хорошо, и практически эту тему не обсуждали. Иногда что-то там прорывалось. Вот, например, «Красная армия впереди», давай обсудим. Ну, что-то проговорили, ну, не подрались — и молодцы.

Челищева. У меня уточняющий вопрос по поводу этапа: сколько он длился? Если можно, коротко. Какое расстояние между Коломной и Орловской областью — более 300 километров, да? Сколько вы добирались в итоге?

Егоров. Ну, это был короткий этап — два недели, экспресс. Это просто первым классом прилетели, да?

Челищева. На чем вас везли?

Егоров. Ну, сначала нас везли на автозаке до Каширы. А в Кашире уже дальше народ начинает креститься. Что происходит? Говорят: «Ну мы же не на север, не во Владимир». То есть есть такие знаковые тюрьмы, где сидит Навальный. Он молодец, держится. Я, конечно, слежу за всеми. И Александр Шестун. Все, конечно, какие-то фантастические люди.

Светова. Но вы по сравнению с ними, извините меня за грубость, отделались легким испугом.

Егоров. Абсолютно точно, легким испугом. Когда у тебя маленький срок, тебе нужно выйти быстро, потому что делать там, конечно, нечего. Ты гораздо больше добрых дел сделаешь на воле, это точно абсолютно. И на этом этапе в Серпухове попался мне такой авторитетный сиделец. Мы с ним ехали и разговаривали об Украине. Я ему говорю: «Слушай, ну, у меня в камере вот все топят за то, что надо срочно все захватить и так далее. А он грузин, и он говорит: «У меня бы в камере никто бы такого не посмел сказать».

Светова. Да, арестантские байки. Но я вот о другом: получается, что ваше преследование продолжалось около трех лет. Столько времени вы были под дамокловым мечом — и сохранили чувство юмора. Мне кажется, это самое важное — сохранить чувство юмора.

Егоров. Да, но в тюрьме его нет, к сожалению. У меня с этим были очень тяжелые проблемы. В тюрьме я абсолютно потерял чувство юмора.

Челищева. Это страшное место.

Светова. Депрессия была?

Егоров. Я не знаю, что это такое, это какой-то, безусловно, психологический момент. Я не могу его понять, осознать, к психологам не обращался.

Челищева. И слава богу, что это закончилось, и будем надеяться, что это уже не повторится. Вы слушали подкаст «Совещательная комната». Мы говорили с экологическим активистом Вячеславом Егоровым, который не так давно освободился из колонии общего режима, где он отбывал срок по так называемой дадинской статье. Слушайте нас на сайте novaya.media, на сайте-конструкторе «Свободное пространство», ставьте лайки и рекомендуете своим друзьям. Всем пока!