Взрыв прогремел через семь минут.

Фюрер был только ранен. Брандт умер в госпитале, посмертно ему присвоили звание генерал-майора (за что, спрашивается?).

Все 24 участника совещания награждены значками «Ранение 20 июля». Генерала Гюнтера Кортена, генерала Рудольфа Шмундта, полковника Хайнца Брандта и стенографиста Генриха Бергера отпели на государственных похоронах с надгробной речью, произнесенной Германом Герингом.

…В 12.42 раздался оглушительный грохот. Штауффенберг и его адъютант Хафтен, беседовавшие с другим заговорщиком — начальником связи Гитлера генералом Фельгибелем, — увидев, как фюрера выносят на окровавленных носилках, вскочили в автомобиль и помчались на аэродром, откуда немедленно вылетели обратно в Берлин. Самолет был предоставлен еще одним заговорщиком — генерал-квартирмейстером Вагнером.

Штауффенберг был уверен, что Гитлер убит, и включил «Приказ 2» по плану операции «Валькирия». Предусматривался арест не только гауляйтеров, но и крейцляйтеров, то есть руководителей окружных организаций. Совместно с комендантом Берлина генералом фон Хазе и префектом столицы Хальдорфом Штауффенберг разработал отдельный план для Берлина, о котором знали только заговорщики. Накануне покушения должен был быть отдан приказ к действию. «Приказ 1» предусматривал приведение в состояние повышенной готовности наиболее верных заговорщикам частей: танкового училища в Крампнице, пехотного в Дебенитце, училища аспирантов и унтер-офицеров в Потсдаме, училища в Трептове. Когда Гитлер будет уничтожен, «Приказ 2» должен был стать сигналом для них к выдвижению к центру города.

Вся полнота власти переходила в руки армии. Стратегически важный квартал между Бранденбургскими воротами, улицами Унтер ден Линден и Вильгельмштрассе блокировался с последующим захватом таких важных объектов, как рейхсканцелярия, штаб-квартира гестапо и СС на улице Принц Альберт Штрассе, Министерство внутренних дел и Министерство пропаганды Геббельса.

Предполагался захват казарм СС армейскими подразделениями. Офицеры СС передавались в распоряжение вермахта с запретом выходить на улицу с оружием. Неподчинившимся — расстрел без суда и следствия. Сразу же после получения известия о покушении одно из подразделений бронегренадеров должно было занять аэродромы Тампельсхоф и Рангсдорф.

С чего начать?

Еще в 1943 году в Штабе командования сухопутных сил был разработан план «Валькирия» на случай чрезвычайных обстоятельств — например, массовых беспорядков в рейхе. Главная роль в реализации плана отводилась Армии резерва. План был утвержден самим Гитлером. Но разработчики плана Ольбрихт и Штауффенберг дополнили его секретным документом, предусматривающим свержение нацистского режима, убийство Гитлера и формирование военного правительства в Берлине, которое, опираясь на вермахт, должно было ликвидировать СС, гестапо и СД.

С технической точки зрения подготовка государственного переворота — прекрасный образец немецкой организованности и педантичности. Оставалась, правда, одна, но большая проблема: как начать операцию «Валькирия»? Судьбоносный приказ мог отдать только Фромм, командующий Резервной армией; у генерала Фридриха Ольбрихта (его заместителя) таких полномочий не было.

Высадка союзников (6 июля) в Нормандии все изменила. Опасаясь беспорядков в стране и сознавая необходимость переброски на запад как минимум 20 дивизий, Гитлер заслушал доклад Фромма об основных направлениях операции «Валькирия». В этой поездке генерала сопровождал Штауффенберг. Там он впервые увидел диктатора так близко. И воспользовался поездкой, чтобы лично проверить меры безопасности, которые обеспечивали его защиту.

Бомбу он не взорвал, потому что на совещании не было ни Гиммлера, ни Геринга.

Но Резервной армии в этот день было дано право по своему усмотрению вводить военное положение и брать власть в свои руки, включая и власть над гауляйтерами партии. Фромм стал ключевым участником этой игры. И все это понимали.

Фромма многие считали выскочкой-карьеристом без глубоких убеждений. Ольбрихт полагал, что тот будет на стороне заговорщиков в связи с ухудшением военной обстановки на востоке — в июне 1944 года советские войска стояли уже на границе Восточной Пруссии. Штауффенберг решил сыграть ва-банк в надежде, что в случае неудачи армейская солидарность не позволит его начальнику рассказать кому-то еще об их разговоре. В июне он открылся ему, объяснив, что, по его мнению, «единственным выходом был бы государственный переворот».

Однако Фромм был готов поддержать государственный переворот только в том случае, если бы Гитлер был убит; в случае возникновения трудностей он ничего не гарантировал.

Надо сказать, Штауффенберг обращался к нескольким высшим генералам — например, к Манштейну и Клюге. Они не одобрили его плана, но и не выдали полковника.

Опиравшаяся на клановые традиции и братство по оружию вековая солидарность армии проявились тут в полную силу. К тому же все это, несомненно, было усилено чувством презрения, которое вермахт питал к выскочкам из НСДАП и СС. Кроме того, многие заговорщики в свое время служили в 17-м Бамбергском кавалерийском полку и в 9-м Потсдамском пехотном полку, учились вместе в Военной академии. К чувству принадлежности к армии добавлялось еще и чувство солидарности однополчан.

К тому времени ждать государственного переворота оставалось недолго. Воззвание, найденное гестапо в бумагах штатского руководителя заговора, бывшего обер-бургомистра Лейпцига Карла Фридриха Герделера, вероятно, было тем документом, который лучше всего выражал планы Штауффенберга.

После ритуального разоблачения нацизма, «исказившего немецкий идеализм», шла программа из 12 четких и ясных пунктов. Она предусматривала:

• воссоздание правового государства;
• независимость юстиции и судов;
• переоценку общественной и частной морали, борьбу с лживой пропагандой, свободу совести и вероисповеданий;
• формирование новой системы воспитания молодежи на основе христианских ценностей и уважения других народов;
• разработку новой Конституции федерального государства на основе самоуправления;
• создание новой административной системы;
• обеспечение экономической свободы на основе частного предпринимательства и свободной конкуренции;
• проведение социальной политики, обеспечивающей всем равное право на создаваемые богатства;
• бюджетное оздоровление;
• продолжение войны для защиты границ родины;
• установление нового мирного мирового порядка.

Последний пункт Штауффенберг прописал особенно тщательно:

Это обращение сразу после смерти Гитлера и удачного переворота должен был зачитать народу генерал Бек, будущий глава государства.

Полет «Валькирии»

В Берлине Штауффенберг вместе с Ольбрихтом отправился к генералу Фромму за разрешением ввести в действие «Валькирию». Но Фромм засомневался и позвонил в Растенбург фельдмаршалу Кейтелю, который сообщил о неудачном покушении на Гитлера. Штауффенберг взорвался: Кейтель лжет; фюрер убит, он видел его мертвым, он, Штауффенберг, сам подложил бомбу! К тому же все равно уже поздно: «Валькирия» введена в действие. «По чьему приказу?» — спросил Фромм. «По нашему», — ответили Ольбрихт и Штауффенберг. Фромм приказал Штауффенбергу застрелиться, а Ольбрихту — отменить «Валькирию». Вместо этого они разоружили Фромма и посадили его под арест в его собственном кабинете.

Тем временем на Бендлерштрассе начали собираться другие ведущие участники заговора: генерал Людвиг Бек (бывший долголетний начальник Генерального штаба вермахта и кандидат заговорщиков на пост главы государства), фельдмаршал Эрвин фон Вицлебен (который должен был возглавить Вооруженные силы), генерал Эрих Хепнер (намеченный преемником Фромма) и другие. Никто не знал, что делать дальше. Бек и Штауффенберг продолжали требовать от различных штабов, чтобы те последовали примеру Берлина, однако безуспешно. Но и в самом Берлине они теряли инициативу: танки из Крампница пришли и ушли; главная радиостанция была захвачена, но вскоре оставлена; батальон охраны начал было занимать правительственные учреждения, но остановился на полпути.

Из членов высшего нацистского руководства в тот день в Берлине находился только Геббельс, он и «спас положение».

Когда майор Отто Ремер, командир комендантского батальона, явился арестовать Геббельса, тот соединил его лично с Гитлером. Фюрер немедленно произвел Ремера в полковники и приказал ему отправиться на Бендлерштрассе, в штаб Резервной армии, и восстановить там порядок. Но ко времени прибытия Ремера путч уже кончился:

Ольбрихт, полковник Мерц фон Квирнхайм, Штауффенберг и его адъютант Хафтен по приговору военно-полевого суда были расстреляны. Перед смертью тяжело раненный Штауффенберг нашел в себе силы крикнуть: «Да здравствует наша святая Германия!»

Трупы заговорщиков похоронили на кладбище, но на следующий день по приказу Гитлера эксгумировали, сорвали с них форму и ордена и кремировали, а пепел развеяли.

Началось следствие, аресты, казни.

А прав народ?

В 1939 году с началом Второй мировой войны в качестве обер-лейтенанта в танковой дивизии граф Штауффенберг участвовал в польской кампании.

Из Польши он писал жене: «Население — невероятный сброд. Много евреев и полукровок. Этим людям хорошо, когда ими управляешь кнутом. Тысячи заключенных пригодятся для сельского хозяйства Германии. Они трудолюбивы, послушны и нетребовательны».

В 1943 году Штауффенберг получил назначение в 10-ю танковую дивизию, которая должна была обеспечить отступление генерала Эрвина Роммеля в Северной Африке. Во время авианалета был тяжело ранен, потерял левый глаз, кисть правой руки и два пальца на левой.

После выздоровления вернулся в строй, к тому времени уже сознавая, что Гитлер ведет Германию к катастрофе.

1 июля 1944 года Штауффенберг был назначен начальником штаба Армии резерва и произведен в полковники.

Сохраняя безусловное уважение к полковнику, рассудительный Роммель бранился, что заговорщики не нашли для покушения на Гитлера «никого другого, кроме раненного на войне человека».

…В России «заговор генералов» не очень популярен. Тоненькая книжечка в бумажном переплете, изданная в 1961-м, долго была едва ли не единственным источником информации о покушении. Заговор, по мнению советских историков, был делом рук англо-американских империалистов ради «спасения нацизма, заключения сепаратного мира на западе, после чего, объединившись с побежденными, планировалось ударить по советским союзникам».

Но не слишком ли просто?

Список участников заговора напоминает каталог аристократических фамилий: Бисмарк… Мольтке… Князь… Граф… Барон… Принц…

Практически все они на следствии (под пытками!) держались мужественно. Многие (очень многие!) перед арестом застрелились… Были поставлены в трагические условия непредставимого выбора: следование присяге во время смертельной войны — или работа на врага, правота которого тебе вовсе не очевидна. Ну или не так очевидна, как советскому писателю-еврею Юрию Щеглову, написавшему:

Автор «перегибает»? А что, вермахт проявил только лучшие черты благородных воинов? Или спросим об этом жителей Польши, Франции, Украины, Беларуси, России? Война продиктовала «стиль поведения» и тех, кто оборонялся, и тех, кто напал.

Повторю жестокую максиму: волкодав — прав, людоед — нет. Германия, ее армия, ее народ получили по заслугам. И личные доблести лучших ее людей не смогут заставить пересмотреть вердикт истории вообще и решения трибунала в Нюрнберге в частности.

…В семь часов утра в понедельник 28 мая 2001 года шестеро рабочих сняли с фасада бывшего егерского казино в Госларе две старые мемориальные доски — фельдмаршалу Эрвину Роммелю и «отцу танковых войск» генерал-полковнику Гейнцу Гудериану. Это решение «красно-зеленое» большинство городского совета аргументировало тем, что «доски имели почетный характер для представителей преступного режима и не могли служить в этом месте ни к распространению исторических знаний, ни как образец для современной молодежи».

Бывший генерал-полковник Герман Гот, который был осужден в Нюрнберге на 15 лет тюрьмы, но позднее досрочно освобожден, в 1941 году в приказе войскам назвал «искоренение» евреев «приказом о самосохранении». Спустя 20 лет на открытии памятной доски в Госларе Гот свидетельствовал, что Роммель был предан чести немецкого солдата: «Причем он совершенно не касался, — отмечала «Глоссарше цайтунг», — роли Роммеля в движении Сопротивления и его самоубийства, которое в действительности было гибелью от рук диктатора».

В действительности, сказал в 1999 году Михаэль Науманн, государственный министр по делам культуры, вермахт был «машиной убийства», «передвижной бойней».

Из дневника русской княжны

Двадцатисемилетняя дочь эмигрантов из России княжна Мария Васильчикова в годы войны вела дневник, ставший уникальным документом эпохи, во многом перечеркивающим наши представления о том, что и как тогда происходило в Германии. В 1994 году он был издан в России. Открыто антинацистски настроенная, Васильчикова вращалась в привычном для себя аристократическом кругу, работала в германском МИДе.

Начну с записи от 25 января 1944-го.

Через четыре месяца она снова возвращается к смерти своего старого товарища:

Но были и другие темы.

За считаные дни после неудавшегося переворота в соответствии с недавно введенной практикой Sippenhaft (ареста всех родных) были арестованы не только жена и дети Штауффенберга, но также его мать, теща, братья, двоюродные братья, дядья, тетки (и все их жены, мужья, дети).

К счастью, жена и дети Клауса фон Штауффенберга, брошенные в концлагеря, все-таки выжили.

Читаем дневник дальше:

На самом деле донесения СД (нацистской внутренней разведки) о настроениях населения (ставшие известными после войны и, как ни странно, весьма объективные) показывают, что покушение не вызвало одобрения ни у человека с улицы, ни у военных на фронте. Действительно, германское Сопротивление не было массовым движением; лишь немногие были в контакте друг с другом, причем действия эти были весьма разнородны — от обличения беззакония и гонений и помощи преследуемым вплоть до подготовки государственного переворота и даже покушения на жизнь Гитлера. А этот последний шаг был этически неприемлем даже для многих убежденных антинацистов.

Продолжение дневника:

Ветеран Сопротивления, генерал Эдуард Вагнер скомпрометировал себя, снабдив Штауффенберга самолетом, на котором тот улетел из Растенбурга. Он застрелился 23 июля.

Трусость генерала Фромма в день переворота не помогла ему. Он был арестован на следующий же день, провел в тюрьме много месяцев, подвергался жестоким пыткам и был в конце концов казнен в марте 1945 года.

В заговоре участвовали многие высшие офицеры Западного фронта, включая главнокомандующего фронтом фельдмаршала Ханса фон Клюге и военного губернатора Франции генерала Хейнриха фон Штюльпнагеля. 20 июля генерал Бек позвонил последнему с Бендлерштрассе: «Вы с нами?» — «Конечно!» — ответил тот, и через несколько часов без единого выстрела 1200 важнейших руководителей из СС и Гестапо во главе с представителем Гиммлера во Франции группенфюрером СС Обергом были взяты под стражу. Но когда позже той ночью — к этому времени уже стало известно, что Гитлер жив и что путч в Берлине проваливается, — окружение Клюге стало настаивать, чтобы он действовал дальше на свой страх и риск и заключил перемирие с союзниками, Клюге струсил и приказал освободить эсэсовцев. К полуночи путч захлебнулся и в Париже.

Вскоре Штюльпнагеля вызвали в Берлин. Зная, что его там ожидает, Штюльпнагель когда его автомобиль проезжал через Верден (где он сражался в Первую мировую войну), приказал шоферу остановиться, чтобы он мог «размять ноги». Шофер услышал выстрел, бросился на звук и увидел генерала с пистолетом в руке, все еще живого. Невзирая на ранение, Штюльпнагеля заставили предстать перед «Народным судом». 30 августа 1944 года его повесили вместе с несколькими другими членами «западной группы». Их судьбу предстояло разделить еще многим.

На одной из последних своих встреч с Гитлером Роммель задал прямой вопрос: «Мой фюрер, как вы, собственно, все же представляете себе продолжение этой войны?» Гитлер закончил беседу раздраженно: «Это вопрос, который не относится к вашей компетенции. Вы должны позволить разбираться с этим делом мне».

После высадки союзников в Нормандии Роммель отправил Гитлеру ультиматум с требованием немедленно прекратить войну на Западе, с тем чтобы все силы сосредоточить на сопротивлении наступающей Красной Армии. Через два дня, когда он возвращался с нормандского фронта, его автомобиль обстреляли самолеты союзников, Роммель получил тяжелое ранение. Пока он выздоравливал, выявились его контакты с заговорщиками. 14 октября он, в свою очередь, получил ультиматум: покончить с собой или ожидать ареста и суда вместе с семьей.

Роммель принял яд. Ради соблюдения приличий Гитлер устроил ему торжественные похороны.

Продолжаем читать дневник:

Через некоторое время Би-Би-Си получила распоряжение интерпретировать события не как начало гражданской войны (что она начала было делать), а всего лишь как свидетельство того, что немецкие генералы, сознавая неизбежность поражения, сочли дальнейшие военные действия бессмысленными.

Бывший некоторое время коммунистом (его обратили в марксистскую веру в сибирском лагере военнопленных в Первую мировую войну), доктор Роланд Фрайслер принимал участие в Ваннзейском совещании 20 января 1942 года, которое открыло путь к «окончательному решению» еврейского вопроса в оккупированной немцами Европе. В августе 1942 года он был назначен председателем «фольксгерихта» — трибунала, созданного для рассмотрения (при закрытых дверях и без права обжалования) дел обвиняемых в преступлениях против Третьего рейха.

Гитлер лично разработал принципы судопроизводства: «Главное — чтобы им не позволялось произносить длинные речи. Но Фрайслер за этим присмотрит. Он наш Вышинский!» Чтобы обвиняемые выглядели в глазах специально подбиравшейся публики комичнее, у них отбирали галстуки, подтяжки и брючные ремни, некоторые были вынуждены поддерживать на себе брюки и выглядели комично. По сигналу Фрайслера пускались в ход скрытые камеры, после чего он начинал поносить обвиняемых, чтобы деморализовать их и произвести впечатление на зрителей — особенно на самого Гитлера, которому немедленно доставлялась проявленная пленка.

Инженеры жаловались, что из-за этого крика на звуковой дорожке ничего нельзя разобрать. Насмешки и вульгарные оскорбления судьи шокировали даже министра юстиции доктора Тирака (который был сам ответственен за большую часть преступных уголовных законов Третьего рейха: позже он покончил с собой в плену у союзников). Первоначально Геббельс предполагал показать весь процесс в еженедельной кинохронике, но первый же показ произвел такое отрицательное впечатление даже на избранную нацистскую аудиторию, что эту идею оставили. Сохранилась только одна копия всего фильма; ее обнаружили лет через тридцать и показали потрясенной аудитории по западногерманскому телевидению в июле 1979 года.

Фрайслер погиб 3 февраля 1945 года во время заседания суда в результате авиаудара союзников.

Казни происходили в тюрьме Плетцензее. Поскольку в Германии не было виселиц (обычно казнили путем отсечения головы), то к железной балке в потолке камеры для казней — отдельного сооружения в пределах тюремного комплекса — прикрепили обыкновенные крюки для подвешивания мясных туш. Казни снимали на пленку, освещая камеру софитами. На них присутствовали Главный прокурор рейха, несколько охранников, два кинооператора и палач с двумя помощниками. На столе стояла бутылка коньяка — для зрителей.

Осужденных вводили по одному; палачи надевали им на шею узел (Гитлер распорядился заменить веревку фортепианной струной, чтобы смерть наступила не от перелома шеи, а от медленного удушения); и пока они бились в конвульсиях (некоторые целых 20 минут!), палач отпускал непристойные шуточки. Потом пленку доставляли Гитлеру.

Один из кинооператоров сошел с ума. Здание тюрьмы Плетцензее теперь мемориал.

Ордер на арест Герделера был выдан еще до попытки переворота, 17 июля. Его предупредили, и он скрылся сначала в Берлине (один из его укрывателей, еврей, бывший заместитель мэра Берлина доктор Фриц Эльзас, заплатил за это своей жизнью), потом за городом. Арестованный 12 августа, он был приговорен к смерти 8 сентября, но оставался в живых еще пять месяцев, потому что по капле выдавал «разоблачения» и писал бесчисленные показания о планах на будущее Германии, якобы составлявшихся заговорщиками. В конце концов Гестапо разгадало его игру, и 2 февраля 1945 года он тоже был казнен.

Итог

После подавления путча почти 7000 человек было арестовано. 4980 из них казнены. 200 человек (неправдоподобно круглая цифра!) повешены по приговорам «Народного суда». Среди них один фельдмаршал — Эрвин фон Вицлебен, 19 генералов, 26 полковников, два посла, семь дипломатов другого ранга, один министр, три государственных секретаря, начальник полиции Берлина Вольф-Генрих фон Хельдорф и начальник криминальной полиции рейха группенфюрер СС Артур Небе.