Разумеется, мы не говорим о (…). И даже о политике, которая есть всегда, даже если кажется, что ее нет.

Речь — об оптимизме. С которым мы можем или даже должны воспринимать все происходящее сегодня. В мире, в России, вокруг нас.

Закономерен ли весь тот ужас, в котором мы теперь живем? Да, безусловно.

Причем на всех возможных уровнях постижения проблемы.

Нынешнее состояние человечества — плод всеобщих и разносторонних ошибок минувших 30 лет.

И в то же время — шаг в нарастающее завтра (Маяковский).

Каковы же основные причины происходящего?

I.

Победители в третьей мировой, т.е. холодной войне (5 марта 1946, речь Уинстона Черчилля в Фултоне, — 9 ноября 1989, падение Берлинской стены) неправильно оценили свою победу.

На самом деле, по сути и содержанию,

Коммунизм проиграл. Ключевую роль в его падении сыграл выход на авансцену на рубеже 1970–1980-х гг. лидеров (Рональд Рейган, Маргарет Тэтчер, папа римский Иоанн Павел II), которые понимали смысл Войны именно как религиозный конфликт. <…> А не просто соревнование политико-экономических систем, отличающихся друг от друга процентами в статистических отчетах. Собственно, до конца 1970-х мир СССР одерживал немало локальных побед — прежде всего, в тех странах, где до коммунистического пришествия царило изрядное разочарование и в капитализме, и в «белом человеке» с его трудновыносимым бременем. И свободный мир был почти уверен, что сосуществование с коммунистической диктатурой — это практически навсегда. Лишь к середине 1980-х — когда коммунизм оказался доказательно недостижим и коммунистический проект утратил смысл своего существования, жизненное задание, raison d’etre, — исход холодной войны стал ясен. Независимо от мировых цен на нефть — их падение ускорило процесс, но качественно не повлияло на результат.

Но дальше, с начала 1990-х — победоносная сторона потеряла нить исторического повествования. И вместо того чтобы консолидировать свободный мир на основе равноправного альянса авраамических сил, а заодно прижать к любящей груди Россию (признав ее НЕ побежденной, но спасенной от дьявола) — стали строить Вавилонскую башню. Секулярный глобалистский проект, игнорирующий кардинальные различия между цивилизациями / мировыми религиями как базовыми путями познания Бога.

Еще завершение холодной войны объективно означало, что военная сила теряет роль и статус главного аргумента при самоутверждении государств и народов.

Но что-то пошло не так.

Главный победитель — Америка — почему-то решил вернуться в только что покинутое прошлое. И объявить источником своей легитимности ту самую жесткую силу, которая должна была стать лишь вспомогательным инструментом, но никак не основой миропорядка.

Случились бессмысленно беспощадные войны США (с союзниками) в Югославии и на Ближнем Востоке. Так Америка оттолкнула от себя важные части православного и исламского миров. И, параллельно, Россию, не предложив ей никакого варианта — аналога «плана Маршалла». Одновременно продолжалась накачка всеми возможными ресурсами тоталитарного коммунистического Китая, который чемпионы холодной войны отнюдь не (по)считали главной угрозой, загипнотизировав себя глупой (ныне уже полностью, к счастью, дискредитированной) формулой «экономический рост неизбежно повлечет за собой политические реформы, Китай сам собою придет к демократии евроатлантического образца».

Неверно оценила итоги холодной войны и Россия.

Нам был (почти) бескровно дан шанс на покаяние за коммунистический тоталитаризм. Которое было необходимым первым шагом к построению новой государственности на русской почве.

(Здесь важно не столько физическое лицо, сколько смысл/образ.) Кульминационный выброс такой энергии мы наблюдаем сегодня.

Не сумев преодолеть в себе будто бы побежденное прошлое, все стороны стали его покорными заложниками. Охваченными вполне себе стокгольмским синдромом — в отношении к этому прошлому со всей кровью-и-тьмой.

Так заблудился мир.

II.

Но.

Важно посмотреть на происходящее с точки зрения неотменимости настоящего и предопределенности будущего.

Мы живем на границе Эпох.

Уходит эпоха Просвещения, зрелая часть которой условно отсчитывается нами с Великой французской революции (1789). Главный смысл уходящих времен: человечество не нуждается в гипотезе Бога — как сказал Наполеону Бонапарту великий ученый Пьер-Симон Лаплас. (Лаплас ближе к смерти от этого эпизода во всех смыслах слова открестился, поставив под сомнение своей атеизм, но сейчас это не важно.) Главной ценностью становится сам человек. Его физическое бытие, вычлененное из сакральной вертикали власти. Что закономерно привело к человекобогу (по Достоевскому) и апофеозу гуманизма в XX веке — двум мировым войнам + нашему родному ГУЛАГу (из мысленной хватки которого никак не вырвемся).

Приходит — эпоха Возвращения. Когда человечество должно и обязано будет вернуться к идее Бога. Сняв противоречия между религиозным и научным пониманием мира. Приняв и признав множественность цивилизаций — опять же потому, что Бог не даст состояться Вавилонской башне. Но в контексте диалектического снятия противоречий между цивилизациями, а не их фатального столкновения.

Перемена Эпох, сам переходный период — см. любой полнокровный учебник истории — всегда, совершенно всегда сопровождается пришествием четырех всадников:

• Чумы;
• Войны;
• Голода;
• Смерти.

Это происходит с нами сегодня.

Несколько пародийная, но тем не менее. Человечество нарочито и картинно ее испугалось, показав тем самым, что и к Войне, и к общению со следующими всадниками перемен оно психологически готово не вполне. А это простимулировало второго всадника скакать шустрее.

<…> Надеемся и верим, что применения стратегического ядерного оружия не произойдет. Почему? Потому что Бог еще не решил упразднить человечество, именно и только поэтому. Утверждение беспроигрышное, как пари Паскаля: если мы ошибаемся, обсуждение продолжится уже не здесь.

Дальше — Голод. Он уже начинается. Резко растут цены на продовольствие. И энергоносители. К прежним уровням они никогда уже не вернутся. Призывы европейских министров заменять отопление шерстяной одеждой, ездить на авто со скоростью 30 км/ч и есть меньше мяса могли (по)казаться сугубо забавными вчера, но не теперь.

Не забываем, что все смены эпох происходят также в условиях и на фоне:

• климатических изменений;
• качественного роста миграции.

Ну что, узнаваемая картина? Мрачноватая, да. Но не страшная. Ибо нет в ней ничего исторически нового. Строго по Экклезиасту.

Чем все (за)кончится и на чем успокоится мировое сердце?

Все будет хорошо (ВБХ).

Чума этих времен научила нас, что быть здоровым важнее, чем лечиться. А страшнее любой болезни — страх перед ней. Стало быть, впредь человечество будет рационализировать потребление и оптимизировать образ жизни, рваться к родной природе, она же окружающая среда (вот здесь, а не в сокращении антропогенных выбросов CO2, корни пресловутого «устойчивого развития»), поймет важность здоровой психики как предпосылки соматического здоровья.

Голод — заставит нас изменить философию потребления. С просвещенческой на возвращенческую. Первая — особенно в «первом мире» и после Второй мировой войны — предполагала, что избыточное важнее необходимого (почти по Оскару Уайльду). Вторая — что необходимое важнее. Грубый пример: зачем тебе автомобиль, если ты на нем регулярно не ездишь? И т.п.

Это вполне относится и к управлению временем. Которое надо употреблять-и-использовать на главное — сначала, на все остальное — потом.

Сокращение населения на фоне дефицита ресурсов заставит ответственно относиться к рождаемости. И принять доктрину, согласно которой: незачем производить нового человека, если ты не в состоянии дать ему образование и воспитание. Не дети должны родителям, но ровно наоборот.

Начинается не календарный — настоящий XXI век. И самое главное — найти в себе силы пережить это мрачное время перемены эпох в компании четырех всадников.

Отдельный оптимизм причитается нашей России. Которая-таки своевременно получит новый шанс на покаяние — и потому новое национальное строительство — вместо профуканного старого.

Ну а мир спасется хотя бы потому, что в нем еще есть некоторое количество праведников.

Уверен, нескольких праведников знает каждый из нас.

Это ли не крепчайшее основание (для) оптимизма?