Ее зовут Наталья Неронен, сына — Ростислав Пинчук, они живут в Петрозаводске, в ответ на мою просьбу включить диктофон Наталья уверенно кивает и раскладывает на диване в маленькой однокомнатной «брежневке» фотографии сына. Просит только ее саму не фотографировать: после трех недель бессонных ночей и тревоги говорит, что выглядит не очень. Это не так, выглядит она отлично. И самого черта теперь не боится: она и другие матери настроены так, что если сунется хоть к кому из них тот, кто послал их детей «туда», сам и пожалеет.

— Моего сына призвали в июле, — рассказывает Наталья. — А с ним вместе в Украине были и ребята с осеннего призыва, те, кто осенью призвался. У моего срок службы хотя бы полгода, а у этих — месяцы, они даже учебку до конца не прошли. Я до последнего не верила, что он может там быть. И все говорили: не может он там быть. Все кругом рапортовали, что их там нет, срочников.

Потом сын позвонил еще раз и сказал, что он и другие, кого уже вывели спешно со «спецоперации», находится в России, в Белгородской области.

— Что я пережила за эти недели… — Наталья долго смотрит в окно, на серые комья снега во дворе. Потом раскладывает передо мной на диване фотографии сына. — Ни одной ночи не спала, думала, случится там что с ним — не переживу. Когда он впервые после перерыва вышел на связь, я спросила: «Ростик, страшно у вас там?» «Да, мама, — отвечает, — очень страшно. Особенно когда истребители сверху бомбили». Я как представила, бомбежка — и эти дети бегут по полю, как зайцы… Ради чего мой ребенок должен там рисковать жизнью?

Наталья показывает мне телефон, там — чат «мамочек», которые тоже искали детей и все это время то ли поддерживали друг друга, то ли еще больше тревожили. У всех сыновья — срочники.

— пишет женщина.

— пишет третья.

— Им разве не выдали теплую одежду? — отрываюсь я от сообщений мам.

— Им выдали только автомат и бронежилет, — отвечает Наталья. —У знакомой моей муж тоже сейчас там, только в Донбассе, но он контрактник. Так вот им привозят гуманитарную помощь: еду, сигареты, одежду теплую — все. То есть приходит в Донбасс гуманитарный конвой — военные в гуманитарке одеваются.

— читаю я дальше.

Это пишут счастливицы, которые уже знают о детях хоть что-то. Сколько всего срочников оказалось на «спецоперации», неизвестно.

— спрашивает одна мама.

— отвечает другая, и речь идет только об одном воинском подразделении.

— Им там предлагали подписать контракты краткосрочные, — рассказывает Наталья. — Сколько, говорили, тебе до дембеля? Четыре месяца? Вот и подпиши на четыре. А разве есть такое у военных — «краткосрочные контракты»? Он звонит мне и просит: мама, напиши в прокуратуру, я хочу вернуться домой живым.

До армии Ростислав учился в петрозаводском техникуме на сварщика. После первого курса сам отправился в военкомат.

— Не знаю, что ему в голову взбрело, никаких разговоров особых об этом не было, — рассказывает Наталья. — Мне даже звонили из техникума, просили его переубедить, мол, пусть доучится. А я что? Это его решение было, он взрослый человек. Мы и сами не хотели, чтобы он шел. В военкомате ему давали отсрочку на два года, чтобы доучился. Но он отучился год и сказал: нет, пойду в армию по возрасту, со сверстниками, а то потом еще хуже будет. В военкомате еще посмеялись: тебя случайно милиция не разыскивает? А то, мол, таких, которые сами приходят, мы через месяц-другой обратно везем. А он у меня хороший ребенок. Все время работал, деньги зарабатывал. Окна мыл в Сбербанке, подъезды убирал, на металлоприемке сидел. Не пил совсем. Правда, признался, что курить в армии начал.

В июле, сразу после призыва, продолжает Наталья, мальчишек долго держали в Карелии, все не могли никуда отправить.

— Призыв заканчивался, а они все сидели на призывном пункте, покупателей не было, — объясняет она. — Покупателями у них называют тех, кто приходит и забирают к себе. Дети наши у них как товар. Сын звонит мне и говорит: чего-то меня никто не покупает. Он был среди последних, кого забрали. Остальных распустили обратно до осеннего призыва.

Потом Ростислава «купили» танкисты, после учебки он попал в танковую часть. Получал, как все срочники, две тысячи рублей денежного довольствия, сигареты присылали из дому родители.

— В январе сын позвонил и сказал, что они поедут на учения в Курск, — рассказывает Наталья.

Наталья терпела молчание сына неделю, потом стала звонить по телефонам его части. Так делали и другие мамы, успевшие узнать, где именно проходят «учения». Но часть держала оборону от родителей.

— Все телефоны были как заблокированы, — говорит Наталья. — Родители, которые недалеко живут, туда даже ездили, но никто к ним не вышел, ни на какие вопросы родителям там не отвечают. Я поехала в Питер, в Комитет солдатских матерей. Мы позвонили в Министерство обороны на «горячую линию». Там в течение суток дают информацию, есть ли твой ребенок в списках убитых или пленных. Если в списках его нет, то говорят, что все нормально. Мне ответили: «Звоните опять в его часть, пусть ему ищут замену». А он у меня водителем служит, командиров возит на «буханке». Я спрашиваю: а что, там у офицеров нет прав категории «Б», чтобы сесть за руль и поехать самим?

К концу третьей недели «спецоперации» срочники начали выходить на связь с родителями. Так Наталья узнала, что сыну очень понравилась Украина.

— Он говорит: такая страна красивая, так жалко, что я туда поехал не отдыхать,— усмехается Наталья. — И дальше рассказывает: ехали они туда через такую деревню, дома красивые, сады кругом. Обратно ехали через эту же деревню — никого не осталось, деревню не узнать, такой ужас.

Сейчас группа срочников, которых уже вывезли со «спецоперации», находится в Белгородской области.

— Живут там в палатках, — рассказывает Наталья. — Говорят, они будут там пять дней, потом их вернут в часть. Мы с другими мамочками не понимаем, почему в часть, почему нельзя их раньше демобилизовать за то, что они побывали в зоне боевых действий. Контрактники за это получают деньги, а наши дети там должны были находиться за две тысячи в месяц. Но бог с ними, с деньгами, я уже так настрадалась, пока о нем ничего слышно не было, что никаких денег не надо. Пусть решают так, чтобы он домой пораньше возвращался. Так просто мы этого не оставим.

Петрозаводск