Уроки политинформации

Снилось, что я потеряла детей. Проснулась среди ночи. Сердце стучит где-то в горле. Взрыв. Потом еще один. Протяжный свист и снова взрыв, отдаленно — пулеметные очереди. Потом много-много залпов. Я никогда не разбиралась в оружии, а сейчас узнаю «Грады» даже на расстоянии. Поняла, что приспособилась спать, хотя в конце февраля не могла. Отношения у меня со взрывами теперь как с новорожденным ребенком: уставшая мать будет спать под любой шум, пока не захнычет ее младенец. Я теперь тоже сплю крепко и быстро под любые звуки. Но среди шума сквозь сон всегда различаю взрывы и просыпаюсь моментально, бегу на улицу, слушаю, с какой стороны стреляют. Если на другом берегу реки, иду спать дальше. Если звук громкий и все вокруг вибрирует, бегу в дом за папой и семьей старшей сестры.

Спим мы теперь, как и многие другие, в одежде. Рюкзак с документами, зарядками для телефонов и бутылкой воды всегда рядом. В подвале оборудовали спальное место, снесли туда одеяла и кое-какие продукты. Папа почти не ходит, эта «кровать» для него, сами сидим на ящиках. У отца онкология и сопутствующие пожилому возрасту заболевания. Несколько раз с сестрой при слишком громких взрывах спускали его в подвал. Сидели по несколько часов в холоде. На улице минусовая температура. Папе тяжело, а мы все время боимся, что у него снова начнется пневмония: в начале февраля из легких откачали в больнице полтора литра жидкости.

— Когда снова стрелять начнут, я больше не пойду, — заявил папа после очередного «марш-броска» в подвал. Спускать его по ступенькам даже в быстром темпе минут 15, ноги почти не держат. — Мне уже много лет. Вы бегите, а я не пойду.

Спорили долго, но в ответ — спокойная обреченность.

Каждый вечер ровно в 19:00 папа подзывает меня к себе. Если я чем-то занята и не слышу его слабый голос, вся семья начинает орать: «Оля, ты где? Не видишь? Семь часов уже!» Я беру телефон, ставлю возле папиной кровати стул и начинаю урок политинформации. С экрана телефона читаю новости, каждый факт мы подробно разбираем, разъясняю ему персонально, у кого за спиной какая история и стоит ли доверять написанному. В конце «занятия» в ролях рассказываю ему о «хулиганских выходках» своих детей, которых не видела уже месяц. Отец смеется.

— Я у папы медсестра и повар, а ты психолог и просветитель, — говорит сестра.

О взрывах и очередях

С 24 февраля вся моя жизнь превратилась в серии взрывов и очереди (не автоматные). Серии отличаются силой и звуком, они разные, но на них к третьей неделе «спецоперации» в Украине уже особо не реагируешь, пытаешься понять только, насколько это далеко. Очередей сначала было четыре вида: к банкомату, в аптеку, в пекарню за хлебом и в супермаркет АТБ за продуктами.

До конца февраля исчезли очереди к банкоматам: деньги закончились, а новые привезти некому, через блокпосты инкассаторам не проехать. В начале марта на карточки местным стали приходить зарплаты и пенсии, народ заметался: где снять наличные? Власть нашла выход, договорившись с предпринимателями, чтобы они обналичивали карты желающим через кассовые аппараты. Но это возможно только в том случае, если в кассе есть деньги и работает терминал безналичной оплаты. Денег в кассах все чаще нет, а терминалы работают, только когда есть связь.

Со связью туго. После захода российских военных в Херсон она периодически отключается полностью, даже позвонить невозможно. Местные провайдеры работают с перебоями и по другой причине: из-за постоянных боев на линии много разрывов. Когда в стрельбе перерыв, ремонтники ездят по своим участкам, ищут разрывы.

Исчезли и очереди в аптеку, после 8 марта их уже не видно. Зато в местных пабликах появились объявления: «Пожалуйста, если у вас есть такое-то лекарство, помогите! Моя мама умрет в течение недели…» Обычно ищут гормональные препараты для тех, у кого удалена щитовидка, ищут лекарства для сердечников, для тех, у кого проблемы с давлением, диабет… Поставок медикаментов нет с 24 февраля, в аптеках на полках стоят витамины, вода, травяные чаи. Люди просят хоть какие-то успокоительные, но их разобрали в первую очередь.

— У нас есть еще лекарства для критических случаев, — объясняет мне врач местной больницы. — Продавать мы их, конечно, не будем, но для снятия острых состояний в стационаре пока хватает.

Сегодня мэр Голой Пристани заявил, что в больницу привезли инсулин. Скорая помощь еще ездит на вызовы, для нее каким-то чудом удается находить бензин. На высокую температуру и давление почти не ездят.

С горючим совсем беда. В первый день «спецоперации» у заправок выстроились многокилометровые очереди. Такая же картина была и на следующий день, а потом — всё, заправки опустели. 11 марта бензин появился на одной из заправок города, хватило на полтора дня.

— Заправиться можно только по безналу, а у меня наличные, — рассказывает таксист Олег. — Но я приспособился. У большинства людей обратная проблема, поэтому я договорился со знакомыми, они оплатили мне бензин своей картой, а я отдал им наличные.

О взаимовыручке

За хлебом очередь «как в Мавзолей», зато движется быстро. Третью неделю в местной пекарне пекут один-единственный хлеб «паляницю» — продолговатый и немного приплюснутый, с корочкой, удивительно ароматный. Ничего другого не выпекают, берегут муку. С ней проблемы возникли сразу. Пару дней хлеба не было. Но потом местные фермеры запустили старую мельницу, которой давно никто не пользовался, и перемололи посевное зерно.

Мы с сестрой ходим за хлебом через день. Дорога туда-обратно чуть больше 10 километров. Транспорт не ходит. По пути случайно обнаружили открытый магазин с небольшой очередью, всего человек 20. Почти все полки пустые, но неожиданно есть соль. Откуда?

— А мы первые дни войны стояли закрытые, а сейчас открылись, — объясняет продавщица. — Но, как видите, товара на один день торговли хватило. Не, на полдня…

Отстояв очередь, мы забираем последние две полуторакилограммовые пачки соли по 30 гривен каждая (116 рублей). У нас дома уже есть две пачки. Эти мы взяли для подруги, Надя почти не выходит из дома, сидит одна с детьми, стоять где-то долго в очереди нет возможности. Договорились, что сестра пойдет за хлебом, а я сделаю крюк, чтобы отнести Наде соль и кое-какие продукты, которыми мы можем поделиться: макароны, немного сахара, картошку.

Картошку нам самим дали бесплатно: фермеры привозят в Голую Пристань из окружающих сел ту, что планировали для посадки, ее высыпают большими кучами в разных концах города, всем желающим выдают бесплатно, килограммов по пять на семью. Многодетным семьям бесплатно раздают молоко — литр на семью. Рыбаки из ближайшего села Чулаковка раздавали карасей — две большие рыбины на семью.

— Ой, девочка, спасибо, — суетится Надя, разбирая нашу «добычу». — Зайдешь на кофе?

Я отказываюсь — не до посиделок, да и кофе ей самой пригодится. У Нади в доме 6 градусов тепла, на миниатюрной женщине несколько слоев теплой одежды, поверх всего — огромный банный халат. Ее двое детей сидят в одной комнате, где круглосуточно работает обогреватель. Возле него они постелили матрас, на котором спят все вместе. Как хорошо, что есть электричество. Газопровод разбомбили еще в начале. Ремонтников не подпускали к местам боев больше двух недель. Сейчас пустили, поэтому постепенно в дома возвращается тепло.

Тороплюсь за хлебом. Сестры там нет. Занимаю очередь, передо мной чуть больше 100 человек. Позвонить никому не могу — нас отрубили от связи, и мобильные телефоны превратились в электронные часы, только разряжаются быстро.

— А я вспоминаю, как мама в 90-е еду готовила, как она изобретала блюда из того, что было, — рассуждает 43-летняя Наталья. — Семья у нас была многодетная, все время нечего было есть. Теперь думаю: это что же, моя мама так годами жила?

Мы стоим уже час, но почти не сдвинулись с места. Из-за отсутствия газа в пекарне работает только одна печь — электрическая.

Вспоминаю, что моя сестра не знает, где я. Прошу соседей в очереди придержать мое место, пока я добегу домой, чтобы успокоить родных. Возвращаюсь через час, не вижу тех, кто стоял рядом. Пробегаю вдоль всей этой толпы и страшно огорчаюсь.

— Оля! Наконец-то! — ко мне бежит Наташа, в руке горячая буханка. — Мы тебе купили хлеб. Нам не хотели продавать — не положено больше одной булки в руки, но мы так ее [продавщицу] просили. И очередь за тебя заступилась, дедушки, что сзади стояли. Все просили, объясняли, что у тебя сестра без связи волнуется… На, держи.

Отдаю Наташе 15 гривен (58 руб.) — это цена хлеба, которая была и до «спецоперации». Уже через день после этой истории ценник вырос до 18 гривен (70 руб.), а потом почти сразу до 20 (77 руб.).

Царица всех очередей

Самая большая очередь в нашем маленьком городке (14 тысяч населения) — в единственный в Голой Пристани магазин сети «АТБ». Каждый день у заветного входа выстраивается, навскидку, почти тысяча человек, иногда — до двух тысяч. С начала марта сюда стали привозить продукты, здесь же можно рассчитаться за покупки банковской картой. Фирменные фуры едут с белыми тряпками на боковых зеркалах, их стали пропускать через блокпосты.

С начала «спецоперации» я два раза попала в АТБ, каждый раз выстояв в очереди 7-8 часов.

Вот и сегодня стою с семи утра. Магазин откроется в восемь. На улице минус 6 градусов, холодно невероятно. Мокрый снег и изнуряющий штормовой ветер. Люди стараются стоять друг к другу плотнее. Кто с детьми, тех прикрывают со всех сторон спинами. У меня мерзнут только ноги.

— Хороший пуховик, — с легкой завистью прощупывает плотный рукав моей длинной куртки стоящий за мной дед. — То, що надо, шоб в АТБ попасть.

Остальные кивают одобрительно. Да, с пуховиком и правда повезло. А я еще переживала, что на юге Украины мне в нем будет слишком жарко.

Пока стоишь в очереди, успеваешь поговорить обо всем на свете с теми, кто стоит впереди и сзади. После исчезновения связи через день заработали телевизоры. Правда, теперь нет ни одного украинского канала, только российские.

— Слушайте, ну смотреть невозможно, гонят с утра до ночи свою пропаганду, — возмущается кто-то в толпе. — Мы теперь телик и не включаем больше. Пусть россияне сами свою лапшу хавают.

На пятом часу стояния становится невмоготу, ступни я почти не чувствую от холода. Люди переминаются с ноги на ногу, постукивают ботинком о ботинок, пытаясь хоть как-то разогнать кровь.

— Девушка, возьмите чай, — протягивает мне одноразовый стаканчик незнакомая женщина. Смотрю удивленно. — Берите, берите! Я же вижу, как вы замерзли. Только я сахар не добавляла, вдруг у кого-то диабет.

Женщина разливает чай из большого термоса всем желающим. Объясняет, что живет недалеко, поэтому решила немного согреть тех, кто стоит в очереди с раннего утра. Она быстро раздает стаканчики, над которыми поднимается пар. Пара глотков, и тепло разливается по телу.

Часто — над собой. Разговаривают в основном на суржике — на смеси русского и украинского, но все друг друга прекрасно понимают, к словам никто не цепляется. Обсуждают и захват администрации Херсона.

— Я не понял, так это шо, «ХНР» тут хотят сделать? — возмущается дед в модной куртке Columbia.

— Хер им, а не «ХНР», — тут же откликается его пожилой сосед.

— Я вот всегда думала, что президент наш дурак, клоун какой-то, — включается в разговор женщина лет пятидесяти, — а он, видишь, настоящий мужик с яйцами оказался.

— От нельзя так говорить, но я Путину благодарна все-таки, — неожиданно говорит другая дама на чистом русском языке. — Никогда еще мы не были такой единой украинской нацией. Он нас всех объединил.

Ближе к входу в магазин разговоры «не по теме» умолкают, каждый начинает думать, что он купит, попутно приглядываясь к выходящим покупателям: что несут? К исходу восьмого часа я тоже попадаю внутрь. На входе охранник пускает по пять человек, громко объявляя, что каждый может купить две пачки макарон, две пачки крупы на выбор, одну бутылку подсолнечного масла, лоток яиц; овощей и фруктов можно взять не более двух килограммов. И это — удача. В прошлый раз, отстояв семь часов, я получила право на покупку одной пачки макарон и одной пачки крупы, а подсолнечного масла не было.

Муки, соли, сахара, соды, дрожжей и молочки и в этот раз нет. Цены на некоторые продукты выросли, но незначительно.

С чувством выполненного долга несу домой полный рюкзак еды. По пути встречаю трактор с прицепом, в который коммунальщики собирают мусор на улице. Администрация обратилась к жителям с просьбой по возможности оплатить коммунальные услуги. Конечно, пени никому не начислят и свет не отключат, но из этих платежей коммунальщикам платят зарплаты. <Спецоперация спецоперацией>, а город продолжает жить и готовится к весне.

Ветер утих, выглянуло солнце, и снег начал таять…

О. К. — специально для «Новой»,

Голая Пристань, Херсонская область