Чемпионы экономических рейтингов 

Буквально за три недели до начала протестов, 10 декабря 2021 года, выступая на международной научно-практической конференции «Лидерство. Стабильность. Прогресс», проходившей в Нур-Султане, вице-премьер правительства Ералы Тугжанов говорил, что «Казахстан лидирует среди других стран СНГ по накопленному объему привлеченных прямых иностранных инвестиций на душу населения». И это правда. В период с 1993 по 2021 год сумма таких инвестиций, привлеченных Казахстаном, составила не менее $365 млрд.

На самом деле иностранных денег в страну пришло еще больше — об этом можно судить, изучая главные нефтегазовые проекты Казахстана: Тенгиз, Карачаганак и Кашаган. Они реализуются международными консорциумами на основе особых правительственных соглашений еще с начала 1990-х. Доходы от экспорта углеводородов позволили Казахстану накопить значительные нефтяные резервы, достигшие на конец 2020 года $94 млрд, в том числе средства в Национальном фонде (аналог российского ФНБ) — $59 млрд.

Казахстан всегда был любимцем международных рейтинговых агентств и институтов, изучающих экономический рост. В Индексе человеческого развития, составляемом экспертами ООН, Казахстан занимает 51-ю позицию (Россия — на 52-месте).

В 2021 году в Глобальном рейтинге конкурентоспособности, который рассчитывает Всемирный экономический форум, Казахстан занял 35-е место, уступив Чехии и опередив Португалию. В Global Competitiveness Index Россия занимает 45-е место — между Чили и Грецией.

В РФ «за официальной чертой бедности» находится порядка 13% населения, в Казахстане — только 5,3%. Доходы 10% наименее обеспеченных россиян в 15,6 раза меньше доходов 10% наиболее обеспеченных соотечественников. А в Казахстане 10% «обеспеченных» всего лишь в 5,9 раза богаче 10% «самых бедных».

Казахстан выигрышно смотрелся и на фоне других постсоветских республик. В целом за 30 лет объем ВВП Казахстана вырос в 17 раз — с $11,4 млрд в 1993 году до $190 млрд в 2021-м. По уровню подушевого ВВП Казахстан уступает только балтийским странам и России.

По данным отчета PwC «Paying Taxes 2020», совокупная налоговая нагрузка на бизнес в Казахстане — одна из самых низких среди республик бывшего СССР. В Индексе экономической свободы 2021 года, который составляют Wall Street Journal и исследовательский центр Heritage Foundation, Казахстан занимал 34-е место из 178, входя в число «в основном свободных экономик» по соседству с Германией и Норвегией, будучи выше Бельгии и Испании. В Index of Economic Freedom Россия находится на 92-м месте.

Перечислять достижения Казахстана можно долго, но эти сведения все больше будут заводить нас в тупик: если в экономике все так хорошо, почему мы видим то, что происходит в Казахстане сейчас?

Оборотная сторона роста 

Экономический рост и социальное развитие — это еще не синонимы, скажет экономист. У вас могут быть отличные результаты бизнеса, низкие налоги и высокий уровень инвестиций, но все это может не означать ни роста уровня жизни людей, ни роста потребления.

Да, по уровню средней зарплаты Казахстан занимает третье место в СНГ — после России и Белоруссии. Но это низкая зарплата. В допандемийном 2019 году средняя зарплата в Казахстане в валютном эквиваленте составляла $488, в то время как в РФ — $739. А вот официальные показатели роста цен в Казахстане — выше российских. В 2020-м году инфляция разогналась на 7,5%, а в 2021-м — уже на 8,9%. Продовольствие подорожало еще сильнее — на 11,3% в 2020-м и на 10,9% за первые 11 месяцев прошлого года. Чтобы компенсировать рост цен, люди берут в долг, и в 2020 году закредитованность жителей Казахстана выросла на 12,3% по сравнению с тем же показателем 2020 года. Однако дороговизна пугает не всех: в 2020 году рынок роскоши в Казахстане только вырос — так же, как и в России.

На самом деле экономическая модель Казахстана далеко не такая современная, как может показаться со стороны. В сущности, она представляет собой сделку между хозяевами сырьевого бизнеса и хозяевами страны. Власть гарантирует, что люди будут работать за минимально возможную зарплату, позволяя бизнесу экономить на издержках, а бизнес гарантирует выполнение всех пожеланий власти.

При этом речь идет в первую очередь о международном бизнесе — ресурсы Казахстана добываются и экспортируются иностранными компаниями. Более 70% нефтяного бизнеса Казахстана — под контролем иностранных компаний. На первом месте США — 29,5% от всей добычи нефти, Китай — 17,7%, европейские компании — 17,4%. Крупнейшая нефтедобывающая компания в Казахстане — совместное предприятие (СП) «Тенгизшевройл» — на 50% принадлежит Chevron, на 25% — ExxonMobil, на 5% — «ЛукАрко» (дочке «Лукойла») и только на 20% — казахстанскому «КазМунайГазу».

Казахстан обеспечивает 40% мирового производства урана. Но 11 урановых рудников и фабрик из 13 принадлежит компаниям из России, Японии, Китая, Франции, Канады. Иностранные компании контролируют металлургию и добычу золота.

При этом правящие кланы своего не упускают. Как пишут эксперты Всемирного банка в «Докладе об экономике Казахстана — лето 2021», «…по индикатору регулирования товарных рынков Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) … система регулирования Казахстана … значительно больше ограничивает конкуренцию, чем регулирование в странах Восточной Европы… Большинство ограничений связано с искажениями, создаваемыми участием государства в экономике, особенно в виде государственной собственности в субъектах квазигосударственного сектора на рынках, где обычно жизнеспособно участие и конкуренция частного сектора…» То есть власть в Казахстане является соучастником сырьевого бизнеса, его бенефициаром.

В том же «Докладе об экономике Казахстана — лето 2021» говорится, что Казахстан «показывает небольшие успехи в привлечении значительных притоков ПИИ в сравнении с размером его экономики. Кроме того, большая часть инвестиций, привлеченных в страну на сегодняшний день, сосредоточена в добывающих отраслях, которые более подвержены изменениям цен на сырьевые товары и производят лишь ограниченный эффект распространения в остальные части отечественной экономики».

Как и в России, в Казахстане сформировались «две экономики»: одна, экспортно-сырьевая, вполне процветает при участии и под контролем власти, а другая, «потребительская», в которой работает большая часть населения страны, живет по совершенно иным стандартам. Между ними — стена. И то, что происходит сейчас, приведет либо к демонтажу этой стены, либо к ее укреплению.

Гибель империи и нефтяная рента 

Специфика устройства казахстанской экономики имеет глубокие корни. Так, с освоением международными инвесторами и казахстанскими властями нефтяного месторождения Тенгиз связана потрясающая история, которую рассказывал Егор Гайдар в книге воспоминаний «Дни поражений и побед». Оказывается, еще в конце 1980-х крупнейшие нефтяные корпорации готовились к освоению казахстанского сырья, причем на условиях исключительно выгодных для себя и невыгодных для «советской стороны». В своих воспоминаниях Гайдар не называет имен руководителей, готовивших соглашения с американскими нефтеэкспортерами, но сегодня мы понимаем, что такие решения могли приниматься только на уровне высшего политического руководства еще «советской» республики.

Добавим: компания «Тенгизшевройл» была основана в апреле 1993 года президентом Казахстана и компанией Chevron. В 2019 году объем ее нефтяного производства достиг 30 млн тонн.

***

Для того чтобы оставаться устойчивой, социально-экономическая модель, на которую сделали ставку казахстанские элиты, требовала соблюдения ключевого условия — постоянного экономического роста, достаточного, чтобы люди, которым не удалось получить доступа к ресурсной экономике, все-таки чувствовали улучшение своей повседневной жизни.

Но карантинный кризис 2020 года совершенно по-разному сказался на каждой из двух «экономик» Казахстана. Совладельцы сырьевого бизнеса продолжили обогащаться, вопреки всем «коронакризисам», а всем остальным было предложено платить повышенные тарифы. Дальше все было по классике — как объяснял политолог Джеймс Дэвис в статье «К теории революции» (1962): «Революции, скорее всего, произойдут, когда длительный период объективного экономического и социального развития будет сопровождаться коротким периодом противоположного состояния. Люди тогда субъективно боятся, что позиции, полученные с большим усилием, будут потеряны; это и делает их настроение революционным».

Резкое торможение «потребительского» сектора экономики на фоне такого же резкого ускорения «сырьевого» сектора вызвало сильнейшее разочарование людей. Возможно, власти Казахстана и понимали риски такого сценария, но попытки как-то «поделиться» с людьми вступали в противоречие с интересами хозяев казахстанских ресурсов.