Рядовые Владимир Гришкин и Аркадий Клешторный

Это было в первых числах января 1996 года. На Ханкалу прибыло молодое пополнение. Солдатики, только что закончившие учебки. Большинству из этих ребят по 18–19 лет. Со школьной парты — и сразу на войну. Многие из них были обмануты российским государством, командирами. В одной из учебок держали солдат взаперти в оружейной комнате, чтобы не разбежались. Утром запихнули в автобусы и отправили на военный аэродром, а оттуда самолетами в Чечню.

Родители, собравшиеся около КПП, так и не попрощались с детьми. Некоторые так и не увидят своих детей ни живыми, ни мертвыми…

…Я рассадил сотню молодых солдат в казарме, в пролете между двухъярусными кроватями, и рассказывал, как нужно вести себя в Чечне, уважительно относиться к местному населению, как сохранить свою жизнь и жизнь товарищей. Среди солдат я сразу приметил одного. Он был среднего роста, на вид значительно старше других и какой-то более собранный, сосредоточенный. У другого солдата, очень худого и длинного, из носа пошла кровь, я направил его в санчасть. Через минуту он вернулся. Пытался обмануть меня: сказал, что уже побывал в санчасти. Я ему не поверил, остановил беседу и сам отвел в санчасть, которая находилась в соседней казарме.

Этого долговязого 18-летнего солдатика звали Аркаша Клешторный. Родом он был с Дальнего Востока, из маленького городка Большой Камень, что в Приморском крае. В дальнейшем я всегда приводил Аркашу в пример: другие рады были не вылезать из санчасти, а этот не желал туда идти. Аркаша был смешливый и, когда меня видел, с каким-то особым смаком отдавал честь и улыбался. А я улыбался ему. Большинство офицеров серьезные, строгие. Сослуживцы Аркаши всегда завидовали, что у него есть друг среди старших офицеров… А кто же этот серьезный и сосредоточенный, что на вид был старше других солдат? Я вызвал его на беседу. Он действительно оказался старше остальных, хотя отслужил в армии всего несколько месяцев. Ему было 25. Звали его Володя Гришкин. Он тоже был родом с Дальнего Востока.

Гришкин оказался дважды судимым, отсидел 4 года. Он был сиротой. Воспитывался у своей старенькой бабушки. А когда она во время второй его отсидки умерла, оказался на улице, так как родственники продали ее дом. На работу дважды судимого не брали, и призыв в армию, по существу, оказался спасением от голода и бездомной жизни. Когда Гришкина отправили на войну в Чечню, он, в отличие от большинства молодых солдат, был этому рад. Ведь участникам боевых действий давали какие-никакие льготы. А значит, впоследствии на «гражданке» можно было куда-то устроиться работать, получить место в общежитии.

Узнав, что он был судим, я хотел его сразу отправить из Чечни, но Володя взмолился не делать этого, так как, не получив льготы за участие в войне, он потом не найдет работу, пропадет. И я его оставил… Подумал: людям часто нужна война, чтобы лучше устроиться в этой жизни… А значит — смерть других людей, чьих-то детей, чужое горе, чужие слезы… И наше горе и наши слезы.

…Это случилось через два месяца после прибытия молодых, в начале марта 1996 года. Рядовой Владимир Гришкин в составе своего отделения на БМП сопровождал ЗИЛ-хлебовозку. Недалеко от Ханкалы машину обстреляли боевики. Ребята с БМП вступили в бой. Чтобы дать уйти остальным, рядовой Гришкин выпрыгнул с БМП и стал отстреливаться. Пуля попала ему в пах, в место пересечения кровеносных сосудов. С поля боя его вытащили, довезли до Ханкалы, где находился госпиталь. Он потерял много крови, но был еще в сознании. От КПП его несли на носилках. Я держал его за руку. Он не стонал, и взгляд был такой спокойный… Операция длилась несколько часов, но Володю не спасли…

Мы не знали, кому отправлять гроб с его телом. Аркаша Клешторный застелил Володину кровать, наковырял на дощечке его имя и повесил на дужку кровати. Это была память о Володе Гришкине…

***

Позже меня назначили членом избирательной комиссии группировки войск в Чечне на выборах президента России. Нужно было ежедневно выезжать из Ханкалы в разные учреждения Грозного. Меня сопровождали солдатики на БМП. Среди них — и рядовой Аркадий Клешторный. Как-то я заехал в грозненскую мэрию, и так как не нашел нужного мне человека, вскоре вышел. И увидел, что мои солдатики продавали местным мужикам бензин. И самым активным был Аркаша Клешторный. Я строго поругал их и сказал, что по прибытии в Ханкалу сообщу их командирам, чтобы посадили на гауптвахту.

Аркаша подошел ко мне, показал свои дырявые ботинки, сказал: «Прапорщики со склада за новые требуют деньги». Мне стало не по себе, но я продолжал строжиться. Вернулись в Ханкалу. Командир роты, встречавший нас, спросил: «Как мои ребята?» «Нормально, — ответил я, — только одеть и обуть их надо получше, а то люди от этих грязных и оборванных солдат в страхе разбегаются». Солдаты, видимо, ожидали, что я их выдам. За спиной услышал, как один из них говорил другому: «Аркаша его любимчик, поэтому он его не сдал».

Это было в июне 1996 года. А в начале августа боевики вошли в город. Весь месяц я провел в Грозном с разведбатом 205-й бригады, а когда вернулся в Ханкалу, узнал, что Аркаша Клешторный погиб. Его разорвало прямым попаданием снаряда. Не знали, что положить в гроб.