Правительственный проект бюджета на 2022 год и на ближайшие три года вызвал, судя по откликам из различных источников, далеко неоднозначный резонанс. О «подводных камнях» явной асимметричности распределения финансовых средств в документе, представленном парламенту, прошедшем в нем три чтения и одобренном 1 декабря с.г. Советом Федерации, рассказал доктор экономических наук, профессор, министр экономики РФ в правительстве Е. Гайдара в 1992–1993 гг., председатель партии «Гражданская инициатива» Андрей Нечаев.
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Скачкообразность как качество?
— Приоритеты в правительственной редакции бюджета были указаны четко. На ваш взгляд, какие направления и сектора оказываются в нем незаслуженно «за бортом»?
— Сразу скажу, моя образная оценка данного проекта бюджета — это запланированные похороны социальной сферы с парадом Росгвардии.
К сожалению, в числе пострадавших от явного недофинансирования оказываются ее основные сектора. В целом в сравнении с 2021 годом снижение расходов на социально важные статьи составляет 640 млрд рублей. Включая 152 млрд рублей сокращения пенсионного обеспечения. В то же время расходы на военных пенсионеров не уменьшаются, а, наоборот, возрастают на целых 427 млрд рублей. Далее, урезаются — и это вызывает уже полное непонимание в ситуации, когда пандемия бьет рекорды и по числу заболевших, и по смертности, — ассигнования на здравоохранение.
По мнению действующего правительства, в России, видимо, все в порядке с экономическим ростом, поэтому направление «Поддержка экономики» получает в минус 152 млрд рублей на будущий год. Объективности ради не могу не отметить рост выделяемых средств на образование и экологию.
— Известный принцип «где пусто, а где густо» выявляет каких-то счастливчиков в столь наглядном распределении средств?
— Расходы на силовиков симптоматичны в этом плане. И в данном случае приходится констатировать рост просто скачкообразный. Здесь важно сделать уточнение: речь идет не об обороне как таковой, а о людях в погонах, принадлежащих, как мы знаем, к разным ведомствам — к так называемым правоохранителям. Так вот увеличение обеспечения правоохранительных органов составляет 18%, а общая сумма на соответствующие статьи приближается к 2,8 трлн рублей.
Любопытно, что в 2020 году, когда обсуждался аналогичный проект бюджета на 2021–2023 годы, предполагалось траты на силовиков заморозить. Но, судя по всему, политические причины — падение рейтингов действующей власти, разного рода манипуляции на прошедших думских выборах, всевозможные нагнетаемые страхи перед «болотными площадями», «оранжевой опасностью» и т.д. — обуславливают подобные цифры финансирования силового блока.
Очевидно, что и в бюджетной политике взят однозначный курс на «завинчивание гаек», — иначе объяснить такие диспропорции невозможно.
Андрей Нечаев. Фото из личного архива
Госдолг ФНБ красен
— С чем связаны дальнейшие (и совсем не маленькие) вливания в Фонд национального благосостояния — с сегодняшнего показателя в 13,9 трлн рублей до 23, 3 трлн к 2024 году? Неужели в принципе небезопасно для национальной экономики до бесконечности накачивать так называемую кубышку?
— Могу разделить ваше удивление, но важно видеть фон, на котором принимаются такие решения. Бюджетный профицит к концу текущего года оценивается в 2,1 трлн рублей. Следующие варианты бюджета на ближайшие два года рассчитаны также с профицитом, который пойдет в Фонд национального благосостояния. При этом правительство, имея по текущему курсу 191 млрд долларов в ФНБ, продолжает активно наращивать государственные заимствования. И их рост, если брать данные за прошлый год, также имеет скачкообразный характер. Программа госзаимствований была «успешно перевыполнена» в два раза. Тут есть два подводных камня.
Первый — это то, что внешний рынок из-за санкций практически закрылся. И поэтому операции заимствований пошли на внутреннем рынке. Замечу, в течение всего 2021 года госдолг только неуклонно увеличивался, и прогнозируется, что к концу декабря с.г. он составит 22,1 трлн рублей (без учета обязательств регионов). Эта цифра в соотношении с ВВП, в общем-то, неплохая в сопоставлении с аналогичным показателем многих других стран, но из-за того, что заимствования приходятся почти исключительно на внутренний рынок, налицо тенденция к росту их стоимости. В конце октября и в первую и вторую декады ноября с.г. падение цен на ценные бумаги на фондовых рынках было резким, и некоторые выпуски ОФЗ с большой дюрацией дают сейчас доходность в 8,5% годовых. Это были еще недавно просто немыслимые показатели. Соответственно, будут расти расходы на обслуживание долга. Если в текущем бюджете, принятом в 2020 году (он также был сверстан с расчетом трехлетки), предполагалось, что на 2022 год расходы по обслуживанию госдолга составят 1,37 трлн рублей, то в проекте, который в настоящее время рассматривается, речь идет о 1,44 трлн рублей. В бюджетном проекте на 2023 год первоначально было 1,6 трлн, сейчас — уже 1,75 трлн рублей. Дальше — больше, в 2024 году Министерство финансов прогнозирует цифру в 1,9 трлн рублей.
Нетрудно просчитать, что если весь федеральный бюджет «весит» порядка 25 трлн рублей, то только на обслуживание долга у нас уже уходит почти 6%. Разумеется, страдают другие статьи бюджета.
И есть второй момент, также негативный с точки зрения инвестиционного климата стратегии: когда в роли заемщика начинает выступать такой игрок, как государство (в лице того же Минфина), то частным и даже госкомпаниям приходится потесниться. Они вынуждены или платить повышенные проценты, или вообще отказываться от размещения своих ценных бумаг. За последние год-полтора можно буквально по пальцам перечислить новые IPO, которые успешно прошли. Иначе говоря, фондовый рынок перестает по сути быть тем, чем он оставался до последнего времени, — источником длинных, инвестиционных денег. Это деструктивно влияет на экономический рост.
Добавьте к этому резкое повышение ключевой ставки Центробанком и анонсированный его главой Эльвирой Набиуллиной рост этой ставки еще на один процентный пункт (до 8,5%) к концу года.
Совокупность всех перечисленных факторов приводит к тому, что экономический рост, наметившийся в начале года, начал практически затухать.
Скоростные трассы ведут в… инфраструктурный тупик
— Известная формула «лучше меньше, да лучше», может быть, действительно иногда применима к оптимизации государственных трат? Наверняка вы знакомы с мнением, оправдывающим подобные сокращения, — они-де даже необходимы, ввиду того что прежние крупные ассигнования на те или иные цели осваивались нерационально, проваливались, как в черную дыру.
— Так в том все и дело, что об оптимизации и речи не идет: если у вас неэффективные бюджетные расходы, то это вопрос к тем, кто их осуществляет, и к тем, кто их ранее планирует. Если из Фонда национального благосостояния тратится — и немало — на проекты, вызывающие, мягко говоря, вопросы с точки зрения их эффективности и вообще смысла, то все разговоры о каком-то экономном, рациональном управлении государственными деньгами просто смешны.
Так сейчас, например, всерьез рассматривается строительство скоростной дороги Москва — Грозный, по которой непонятно кто будет массово ездить. А разговор идет — на минутку — о суммах, исчисляемых сотнями миллиардов рублей налогоплательщиков.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Отчасти схожий проект — скоростная дорога Москва — Казань, который уже почти в стадии реализации. Вопрос не в том, располагает ли Российская Федерация в достаточном количестве скоростными дорогами или нет, а в том, что у нас хронически не решаются более острые инфраструктурные проблемы. У нас абсолютно не развита межрегиональная транспортная сеть, — попробуйте проехать из Перми в Екатеринбург (я как-то на себе невольно провел этот «эксперимент»). В начале и в конце — недалеко от краевых центров — все было неплохо, но начиная с середины пути с дорогой начало твориться что-то печальное. Или возьмите авиационные перевозки: большинство городов, в том числе в Сибири, все транзитом используют для связи между собой почему-то Москву, хотя во многих из них есть свои аэропорты, нуждающиеся, конечно, в реконструкции, а прямых рейсов между ними нет, то есть из Тюмени в Иркутск вы летите через Москву. Отдельная проблема — малые и средние авиалайнеры для таких перелетов. Пока разрекламированный «Сухой Суперджет» проблему не решил.
И конечно, соблюдение целевого использования средств, которые направляются на инфраструктурные проекты, требует особого контроля.
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Высокая цена прилета «черного жирного лебедя»
— Андрей Алексеевич, как в экспертном сообществе — не только среди ученых-экономистов, но и среди ваших коллег, кто непосредственно был причастен к принятию решений в прежних составах правительства, — воспринимают подобную логику бюджетного строительства? Она, собственно, считывается «со стороны»?
— Теоретически эту логику можно себе представить. Объяснение, которое мы часто слышим, сводится к тому, что вот сейчас мы эти «лишние» нефтяные деньги долгосрочно распланируем, примем обязательства, а потом они просто иссякнут — в силу того, что внешняя экономическая конъюнктура ухудшится. А обязательства останутся. Их неисполнение несет большие политические риски.
Но можно тратить деньги на конкретные проекты с понятным объемом финансирования. Они с большей или меньшей эффективностью внесут свой вклад в экономический рост.
Другое направление — социальная поддержка. Что я, например, предлагал неоднократно (и у меня здесь немало единомышленников в экспертной среде).
Это — прямая финансовая помощь наиболее пострадавшим гражданам и секторам бизнеса во время пандемии. Так делал весь цивилизованный мир, и нам не надо изобретать колесо.
Не какие-то отсрочки по налогам, платежам или кредитам, которые все равно рано или поздно придется платить (а бизнес стоит), а напрямую направлять деньги особо нуждающимся. Причем не раздавать так, как это было сделано в сентябре 2021 года, — единоразово под выборы. Ведь что тогда получилось? В течение двух недель выкинули на рынок 700 млрд рублей, чем в значительной степени подстегнули инфляцию. Понятно, что тут же подавляющая часть этих денег пошла в оборот.
Не сегодня замечено, что «шальные деньги» сразу несут на рынок. Инфляционный эффект был бы существенно меньше, если бы они не «выкидывались» одномоментно, а перечислялись системно, долговременно, охватывая куда большее число граждан. Отдельный вопрос —
почему пенсионерам дали по десятке, а правоохранителям — по 15 тысяч, хотя они к категории пострадавших и особо нуждающихся явно не относятся?
Я напомню дополнительно, что по действующему законодательству в случае, если Фонд национального благосостояния превышает 7% ВВП (а он давно превысил эту отметку), то объем превышения можно и нужно тратить. Тем не менее ничего подобного не происходит. В ФНБ продолжают поступать и там оседать серьезные деньги.
— Ну, видимо, посчитали, что правоохранители в этот напряженный период и есть наиболее пострадавшая от ковида часть общества.
— Видимо, так… Вот только медицинская статистика за минувшие полтора года этот вывод не подтверждает. По факту же видно: власть убеждена, что ей намного лучше дружить с правоохранителями, чем с пенсионерами, поскольку их голоса — вместе с голосами работников того же малого бизнеса — можно без забот «подкорретировать» с помощью российской версии электронного голосования.
В помощи в ходе пандемии все же лучше ориентироваться, например, на практику Германии. Там на каждое предприятие малого бизнеса, который в пандемию был однозначно отнесен к категории пострадавшего сектора, было выделено по 20 тысяч евро. А в США каждая семья получала по 1200 долларов в месяц. Причем на протяжении нескольких месяцев. У нас же — вы знаете — обратили внимание только на семьи с детьми, которых порадовали несколькими тысячами рублей. Несопоставимые масштабы помощи в нештатной ситуации.
Почему такое происходит — при том, подчеркиваю, что пресловутая «кубышка» продолжала разбухать последние годы, включая и часть периода пандемии?
Если прибегнуть к аллегории, то, похоже, власти ждут прилета на российскую землю какого-то очень жирного и крылатого «черного лебедя».
Как он может выглядеть, можно только гадать из прошлого исторического опыта. Например, обрушение мировой цены на нефть до 10–12 долларов за баррель (уровень цены, когда я работал в правительстве). Однако общий тренд цены нефти пока идет явно в другую сторону.
Теоретически к нам может «прилететь» и новое ужесточение санкций а-ля Иран, когда для этой страны были применены такие меры, как эмбарго на поставки нефти, замораживание зарубежных активов, отключение платежной системы «Свифт». Конечно, для российской сырьевой экономики последствия будут отнюдь не шуточными.
У нас отношение к санкциям культивируется официальной пропагандой едва ли не таким образом, что они возникают сами собой, как с неба сваливаются, в качестве наказания за то, что «Россия встает с колен». Они якобы никак не коррелируют с той внешней политикой, которую проводит Россия. А может, иногда не мешает задуматься — а не стоит ли все время провоцировать Запад на санкции своей агрессивной внешней политикой, в том числе по отношению к соседям?
Если резюмировать, то в настоящее время главный финансовый документ страны по всем параметрам и классификационным признакам — это бюджет то ли войны, то ли революции или и того и другого одновременно. Во всяком случае, сейчас его нельзя объективно назвать ни социально ориентированным, ни бюджетом развития.
Беседу вел Алексей Голяков — специально для «Новой»
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68