Граница

В конце августа 2018 года в Ингушетии начались волнения: прошел слух о том, что готовится передел границ. Граница между двумя республиками до тех пор была административно не закреплена, но теперь вдруг ее решили определить, и ингуши волновались, что их республика потеряет часть своих территорий.

26 сентября 2018 года глава Чечни Рамзан Кадыров и глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров (теперь уже бывший) подписали соглашение об определении административных границ. С целью кадастрового удобства границу на отдельных участках существенно спрямили. И часть территорий, прежде административно относившихся к Ингушетии, теперь оказалась прирезана к Чечне. И наоборот — часть чеченских земель отошла к Ингушетии. (Ни один населенный пункт при этом не поменял своего административного подчинения, передел коснулся, в основном, незаселенных территорий в горно-лесистой местности.) Если б такое случилось между Московской и Калужской областями, никто бы, наверное, даже не обратил на это внимания. Но для Кавказа, и особенно для крохотной и густонаселенной Ингушетии, вопрос земли — чрезвычайно болезненный, волнующий каждого. Вероятно, он не менее болезненный и для чеченского народа, однако там, в Чечне, всякое народное недовольство быстро купируется административным ресурсом. А в Ингушетии на тот момент такой традиции не было, так что люди, привыкшие открыто выражать собственное мнение, начали протестовать против решения об определении границ, при принятии которого их никто не спросил.

Несколько недель в октябре и ноябре ингуши стояли с протестом на центральной площади Магаса: мирно, без оружия, без применения насилия — с одними лишь резкими выпадами в адрес соседнего народа, за которые, конечно, в других регионах уцепился бы «Центр «Э». Однако опять же в Ингушетии тогда не принято было разгонять протестующих. И все же, видимо, уже тогда всем наблюдателям, — а федеральный центр наблюдал за происходящим в Магасе чрезвычайно пристально, — стало понятно, что протестные настроения сами собой не рассосутся.

В октябре 2018-го Ахмед Барахоев, Муса Мальсагов, Малсаг Ужахов, а также другие лидеры общественного мнения, много выступавшие по вопросу границ, были приглашены в Пятигорск на встречу с тогдашним полпредом президента в СКФО Александром Матовниковым. На той встрече лидерам ингушского общественного мнения, ныне подсудимым, была якобы предложена сделка: «вы нам — умиротворение по вопросу о границах, мы вам — уголовные дела в отношении самых одиозных республиканских коррупционеров». Предлагал, понятно, не Матовников от своего имени. Предлагала Москва. Ингушам на тот момент показалось, что это вроде как разговор на равных, однако теперь понятно, что это было предложение, не предполагавшее отказа. А лидеры мнений, понятно, отказались: им в этой сделке виделось предательство собственного народа.

Тем временем во властных кругах Ингушетии наметился раскол. Конституционный суд Ингушетии осенью 2018 года отменил одобренное главой соглашение об изменении границ и постановил провести по этому поводу референдум — как, собственно, того и требовала республиканская Конституция. Однако Конституционный суд России отменил это решение, признав изменение границ законным.

Спустя несколько месяцев, в марте 2019 года, протесты вспыхнули с новой силой. Поводом стало исключение из республиканской конституции строчки о том, что передел границ республики возможен только по итогам референдума. На площадь около офиса местной телерадиокомпании в Магасе 26 марта вышли многие тысячи — казалось, что там вся республика. Акция была согласована с властями. Но вечером, по окончании этого согласованного митинга, люди решили не расходиться — многие митингующие остались там на ночь.

В пять утра началась утренняя молитва, и именно в этот момент прикомандированные из других регионов росгвардейцы попытались людей разогнать. Эта попытка встретила жесткий отпор: участники митинга ответили силой на силу. Как теперь настаивает защита, нынешние подсудимые «лидеры протеста» как раз уговаривали людей успокоиться и не бить Росгвардию, а идти по домам — однако это уже было все равно что призывать к спокойствию извергающийся вулкан.

27 марта 2019 года, на следующий день после разгона митинга, было возбуждено уголовное дело по части 2 статьи 318 УК РФ — «применение насилия, опасного для жизни или здоровья» силовиков.

3 апреля начались обыски и задержания тех, кто участвовал в митингах. Задержанных доставили на вертолетах в Нальчик, в управление «Центра «Э» по СКФО, среди них были председатель общественного движения «Опора Ингушетии» Барах Чемурзиев и его зам Муса Мальсагов, а также старейшина Ахмед Барахоев. Всех их, включая старейшину, отправили в спецприемник на 10 суток за организацию несогласованного митинга (часть 2 статьи 20.2 КоАП) — мера немыслимой дерзости по отношению к уважаемым людям и тем более старикам.

Задержанного 3 апреля главу Совета молодежных организаций Ингушетии Багаудина Хаутиева арестовали по этому обвинению первым на следующий после задержания день. 20 апреля этот же суд арестовал и главу Совета тейпов ингушского народа Малсага Ужахова, еще одного уважаемого старейшину. В мае 2019-го члена общественной организации «Выбор Ингушетии», 30-летнего Исмаила Нальгиева, задержали в Беларуси и арестовали все по тому же обвинению.

Последней задержали замдиректора Музея-мемориала жертвам политических репрессий Зарифу Саутиеву — в июле 2019-го, когда она ехала на море. Суд также назначил ей арест, словно тыкнув тем самым в то обстоятельство, что российская Фемида плевать хотела на вайнахские традиции и почтение к женщине.

В нынешнем процессе адвокаты подсудимых на конкретных примерах показали в прениях, насколько абсурдна сама формулировка обвинения: «организация применения насилия». «Многие свидетели по данному делу показывали суду, что вышли на митинги по собственному убеждению и зову сердца, — говорил в прениях Калой Ахильгов, защитник Ахмеда Барахоева. — Чтобы понять, что это значит, и правильно оценить этот позыв, необходимо знать историю ингушей. Невозможно ингушей вывести на улицу из-за социальных проблем — ингуши столько пережили, что на генном уровне у них записано «не жаловаться». Но когда речь идет о земле, о флаге, о гербе и о государственности — здесь никого призывать не надо. В этом случае люди сами выйдут, даже если митинг не согласован.

Ахильгов привел пример, красноречиво говорящий о том, как пережили случившееся сами сотрудники Росгвардии, подвергнувшиеся насилию, «опасному для жизни»: «Один опрошенный сотрудник Росгвардии показал, что не помнит ничего о том, что там происходило. Какие-то люди разговаривали на национальном языке, которым он не владеет. Вспомнить и опознать он их не может. На вопрос о том, причинялся ли вред его здоровью, ответил, что никакого вреда не причинено — кроме морального. Не знает, в чем обвиняют подсудимых. Претензий к подсудимым не имеет…»

В январе 2020 года всем арестованным предъявили еще одно обвинение — в экстремизме. По версии следствия, Барахоев, Ужахов и Мальсагов создали экстремистскую организацию (ч. 1 ст. 282.1 УК РФ), а остальные участвовали в ней (ч. 2 ст. 282.1 УК РФ). Это обвинение было, вероятно, подверстано к делу задним числом, через много месяцев после задержания и ареста по статье о насилии в отношении силовиков.

Защита в суде настаивала, что ни судебное, ни предварительное следствие не установили время и место создания данного экстремистского сообщества, а также конкретные детали той самой «организации насилия» в отношении силовиков: «Наоборот, исследованные материалы уголовного дела указывают на то, что подсудимые призывали в тот день к соблюдению закона и порядка», — заявил в прениях Магомед Беков, защищающий Мусу Мальсагова. Однако практика рассмотрения экстремистских дел показывает нам, что аргументы, взывающие к здравому смыслу, в суде успеха не имеют.

Малсага Ужахова также обвиняют обвиняют в «руководстве некоммерческой организацией, побуждающей граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей или к совершению иных противоправных деяний» (ч. 2 ст. 239 УК РФ), Барахоева — в участии в ней (ч. 3 ст. 239 УК РФ). У последнего еще и обвинение в неисполнении обязанности об уведомлении о наличии второго гражданства (ст. 330.2 УК) — казахстанского. Следствие, а за ним и прокуроров не смутил тот факт, что Ахмед Барахоев, родившийся во время депортации, давно лишился казахстанского гражданства: по законам Казахстана, при получении гражданства другой страны гражданство Казахстана утрачивается. Защита подчеркивает: эта экзотическая и редко применяемая статья УК теперь все чаще используется для преследования по политическим мотивам: из громких случаев — обвинение по этой же статье, предъявленное издателю «Медиазоны» (признана СМИ-«иностранным агентом») Петру Верзилову (признан физическим лицом, исполняющим функции СМИ-«иностранного агента»).

Всего фигурантами большого уголовного дела о применении насилия в отношении силовиков стали более 40 жителей Ингушетии, все они получили реальные, пусть и не очень большие, сроки. Однако с семерых «лидеров оппозиции», видимо, спросят по полной. Многие в Ингушетии видят в том, как показательно жестоко судят этих людей, банальное наказание за несговорчивость, проявленную в ходе той самой встречи с Матовниковым. На примере этих семерых всему Кавказу показывают, кто в стране вертикаль.

Верховный суд по ходатайству Генпрокуратуры перенес рассмотрение дела из Ингушетии в Ставропольский край: изменение территориальной подсудности объяснили тем, что лидеры протеста в республике обладают такими связями, что в республике суд не сможет работать беспристрастно. Еще боялись выступлений возле суда. Теперь родным и близким приходится ехать три часа в одну сторону, чтобы поддержать подсудимых.

Процесс

Судебные приставы вместе с защитниками приносят столы в судебный зал Ессентукского городского суда, где заседает Кисловодский суд, расставляют стулья. Почему-то выносят из зала флаг России.

Илез, сын подсудимого Ахмеда Барахоева, 67-летнего ингушского старейшины, дает мне ламинированную фотографию: в рамке цветов ингушского флага — фото семерых обвиняемых, прямо в аквариуме. Под фото надпись: «Гордимся!»

Подсудимых нет — хотя рассмотрение дела уже должно было начаться: много месяцев подряд на каждое заседание их возят из СИЗО-2 города Пятигорска — это почти 20 километров в одну сторону. В ожидании начала заседания многочисленные защитники выходят на улицу сделать совместный снимок. «Митинг!» — шутят они.

Адвокаты встают на крыльцо здания суда для фото, впереди растягивают ингушский флаг. Трое полицейских немедленно подходят, говорят, что это незаконно.

Мы все тут законники, не нарушайте наши права!» — говорит глубоким голосом женщина с тяжелой густой косой — знаменитый адвокат Каринна Москаленко, защищающая Ахмеда Барахоева. Полицейские ретируются.

Наконец, к двенадцати часам подсудимых привозят из Пятигорска. Первой в «аквариум» заводят Зарифу — она приветливо улыбается.

Когда в зал заводят других подсудимых, все встают не сговариваясь. «С пяти утра мы одетые сидим», — говорит Ахмед Барахоев, величественный старейшина в папахе и с массивной тростью, с ласково улыбающимися глазами. «Каринна! Что бы ни было, но отдать нашу республику никогда не позволим. Никогда и никому. Республика будет жить! Свободная!» — громко говорит он сквозь стекло.

Малсага Ужахова, другого старейшину, которому 9 ноября исполнилось 69 лет, поздравляют через стекло с днем рождения.

«До конца!» — восклицает Барахоев. Один из адвокатов вторит ему, подняв вверх кулак: «До конца!»

Последние слова семеро подсудимых произнесут в суде 23 ноября. После этого по самому громкому кавказскому делу вынесут приговор.