Официальная риторика российских властей в отношении законов об «иностранных агентах» сводится к двум тезисам.

Во-первых, отечественный законодатель будто бы ничего не придумывает, а лишь принимает «зеркальные меры» в ответ на американский закон 1938 года (направленный, к слову, главным образом против сторонников Гитлера внутри США).

Во-вторых, рост числа «иноагентов» будто бы не является ни цензурой, ни формой дискриминации, а лишь «маркирует иностранные деньги».

На страницах газеты мы много раз объясняли, почему российские законы стали кривым зеркалом американских, а также разбирали примеры, в которых «иноагентов» подвергали вполне конкретной дискриминации. Так, нашу коллегу Алесю Мараховскую, признанную «иностранным агентом», лишили возможности участвовать в хакатоне, организованном АНО «Информационная культура», поскольку юристы организации не смогли просчитать риски от подобного сотрудничества. А выступление поэтессы Татьяны Вольтской признанной «иноагентом», отменил театр в Кемерово. Причин для дискриминации в законе будто бы нет, но многие делают вывод, что лучше держаться от новых «врагов народа» подальше.

Тем временем начались суды, в рамках которых так называемые «иноагенты» требуют от чиновников обоснования своего статуса. Это еще одна знаменитая особенность нашего законодательства: вас внесут в список «иноагентов» в пятницу вечером в полузабытьи, а потом, спустя некоторое время, когда Минюст пришлет вам официальные бумаги, вы сможете потребовать от чиновников как-нибудь объяснить в суде, что же это было. Тут наступает самое поразительное в истории «зеркальных российских «иноагентов».

Оказалось, что достаточно отправить деньги себе самому через любой подходящий канал кроме карты «Мир», как тебя могут на совершенно законных основаниях назвать «иноагентом», и суд примет эти основания. Более того, все, кто когда-либо получал деньги через YouTube или Patreon, даже работая на российскую аудиторию, и при этом по каким-то причинам не нравится российским властям, запросто смогут стать «иноагентами» — под угрозой большая часть блогеров. Мы и раньше подозревали, что законы написаны безграмотно, но теперь Минюст дает нам наглядные примеры абсурдности законодательства про «иноагентов».

Журналистка Юлия Лукьянова признана Минюстом «иноагентом» за то, что она получила переводы через тот же Citibank, ссылалась в своих социальных сетях на материалы изданий, признанных «иноагентами», а также распространяла информацию о конкурсе компании Domestos на худший школьный туалет. Последнее, по логике чиновников, точно является «политической деятельностью» и подрывает наш туалетный суверенитет:

Это — военно-патриотическая тайна, раскрытие которой дискредитирует наши геополитические амбиции и о которой поэтому никому нельзя говорить, можно лишь только принюхиваться.

У журналистки Ольги Чураковой, признанной «иноагентом», не нашлось ни переводов через зарубежные банки, ни участия в антиправительственных конкурсах. Ее вина, по данным Минюста, заключается в единственном репосте материала издания VTimes, созданного журналистами, покинувшими редакцию «Ведомостей», признанного «иноагентом» и затем закрывшегося.

Выводы из этих министерско-юридических оснований просты и тоже сводятся к двум тезисам.

Во-первых, чиновники совершенно уверены, что признать «иноагентом» можно любого гражданина России при наличии для этого чего-то вроде политической воли или хотя бы разнарядки на выявление «иноагента» на подотчетной территории.

Во-вторых, Минюст знает, что может не утруждать себя поисками реальных оснований для выборочного применения законодательства. Сервильные суды будут кивать и на переводы самому себе, и на конкурс о школьных туалетах в качестве весомого основания для внесения россиян в списки неприкасаемых. А общество примет соответствующие новости и отвернется, утираясь.

Говорят, что это кафкианский абсурд, а мы скажем: нет, кафкианская стадия пройдена. В романах Кафки был более-менее стабильный герой и сюжет, построенный на столкновении героя со странными, невыносимыми обстоятельствами. Следующий шаг — романы Филипа Дика или рассказы Хорхе Борхеса.

за проступки воображаемые или возможные, бесчисленные, прочие, похожие издали на мух.