— Разрыв между «массовым» сегментом и «кино не для всех» существовал всегда, но сегодня есть ощущение, что он увеличивается. Новый фильм Апичанпона Вирасетакула в США прокатывают «из одного кинотеатра в другой», по неделе, постепенно «объезжая» всю страну, — возят его как «объект современного искусства». После такой серии показов его не будет ни на стримингах, ни на DVD, посмотреть его будет нельзя. А с другой стороны — легион блокбастеров и сериалов, которыми зрителя «бьют из всех орудий».

— Здесь есть две противоположные тенденции — пока неясно, какая победит. Теоретически онлайн-дистрибьюция дает зрителю доступ к любому фильму без посредников — то есть если фильм есть хоть на какой-то платформе, его можно увидеть. Раньше было сложнее: чтобы посмотреть фильм, который я привез в Россию, нужно было либо жить в городе, где есть кинотеатр (который фильм прокатывает), либо магазин — сначала кассет, потом DVD — который у меня купил диск и поставил на полку. Тогда мне казалось — вот если мы выйдем в онлайн, то вот она — долгожданная прямая связь со зрителем, горизонтальная структура, которая любое кино сделает доступным.

Оказалось, нет — онлайн-дистрибьюция еще более иерархична. Есть несколько больших платформ, которые монополизируют отбор и презентацию контента. Смотрят то, что платформы делают видимым, на что делают ставку. Это самый коммерческий продукт. Раньше было, условно, 1000 магазинов DVD, и если несколько сотен брало фильм, то я точно знал, что пару тысяч дисков продам. А сейчас всего несколько платформ, пересчитать по пальцам, — и надо, чтобы они поставили фильм на свою дигитальную витрину, которая гораздо меньше, чем витрина самого захудалого видеомагазина на заправке.

Но с другой стороны — техническая возможность остается. Ею просто надо иначе, правильно воспользоваться. Ради этого мы и делаем Cinezen, чтобы децентрализовать процесс отбора и продвижения фильма. Чтобы это делали не мы как платформа, а много разных кураторов, и чтобы они в своих каналах делали фильмы видимыми. Вся сфера онлайн-дистрибьюции еще очень молодая.

Есть очень много субаудиторий, потребности которых не удовлетворяют. Большим платформам с ними работать не интересно. Да, иногда они могут вытащить маленький фильм и сделать глобальным явлением, но мало кому так везет.

— Экс-президент Tribeca Film Institute Брайн Ньюман критиковал платформы в первую очередь за вред от алгоритмов рекомендаций.

— Это делал и Скорсезе, и Иньярриту, и я, в общем, готов присоединиться. Мой партнер по Cinezen работал на одну из крупнейших платформ в Швеции, и он говорит, что по большому счету проблему рекомендаций так никто пока и не решил. Эти «пузыри», которые показывают тебе то, что уже понравилось, они не могут тебя удивить. Я периодически нахожу на Netflix фильмы, которые мне нравятся, которые я сам покупал в Россию, но Netflix мне их никогда не предлагает. Проблема алгоритмов в том, что они всегда про прошлое, а не про будущее.

Сегодня есть спрос на человеческое взаимодействие, живое курирование. Человеческий мозг и душа гораздо сложнее любых алгоритмов. Искусственный интеллект пока не особо интеллектуален и совсем не одушевлен. Тебе кто-то говорит — вот, зашибись фильм, посмотри, нецензурными словами, — и всё, это для тебя значит больше, чем любые алгоритмы. Особенно если ты представляешь вкус человека. Скорсезе скажет — «этот фильм меня поразил», и всё, этого хватит.

— Кто эти «кураторы» в вашем проекте?

— Они должны совмещать несколько функций. Во-первых, что-то понимать в кино и вообще в культуре. Мы не хотим оценивать, их вкус не должен совпадать с нашим. Но какая-то профессиональная или общественная привязка должна быть. Во-вторых, у них должен быть свой социальный капитал. У меня много друзей, кто отлично разбирается в кино, критики и отборщики фестивалей. Но если они непубличные — то вот они отберут кино, и как донести его до зрителя? Традиционным путем мы со своим месседжем не можем конкурировать с гигантами, за которыми «Яндекс» или Сбербанк. Но если есть куратор, у которого уже есть своя аудитория, то нужно лишь дать техническую площадку — и сами фильмы.

Сейчас делают похоже, например, «Кинопоиск» приглашает Роднянского, он смотрит, что доступно, и делает список. Роднянский очень насмотренный человек, но он выбирает из того, что есть. Сперва мы тоже думали, что наберем сто тысяч фильмов на блокчейн, и пусть выбирают. Но выяснилось, что блокчейн опередил индустрию — и готовность им пользоваться. Пока есть проблемы с регуляторами и волатильностью криптовалюты. Так что мы решили использовать блокчейн нового поколения — который только что появился, а пока дать возможность платить обычными деньгами. Когда мы поняли, что наш главный продукт — это кураторы, у нас отпала необходимость приобретать всё. Наши кураторы стали соавторами. Мы стали спрашивать у них, что для вас купить?

Причем это масштабируемая модель — в любой стране есть такие и люди, и институции. Это могут быть и центры современного искусства, и СМИ, и кинофестивали, и просто популярные блогеры.

— Такие нишевые проекты могут бороться с большими монстрами?

— Мы хотим войти туда, где монстров нет. Каждый монстр сидит на своей поляне, но между полянами есть зазоры. Мы хотим их заполнить. Я много лет покупал кино, и я вижу, сколько отличного контента остается за бортом. Часто бывает, посмотришь фильм на фестивале, думаешь: «Черт, надо купить все права, но как я их окуплю?» Или наоборот: вот мне не понравился фильм «Титан», и я бы его не купил, но он получил «Золотую пальмовую ветвь», у него есть аудитория. Я больше не хочу быть gatekeeper’ом, как я был много лет. Вот в начале нулевых артхаусный репертуар России зависел очень во многом от того, какие фильмы мы с Антоном Мазуровым отбирали на фестивалях. И я хочу, чтобы таких людей было много.

— Но аудитория на такое кино есть?

— Мы на это надеемся. Главная конкуренция идет за время зрителей. Мы вот видим — есть классный фильм, вау. Платформы не берут его не потому, что там сидят невменяемые, просто у них другие задачи. Им важно удержать подписчиков, значит, нужен оригинальный контент. У Netflix не было своего, но вдруг они поняли, что крупные студии создадут свои стриминги и никакой Netflix им будет не нужен. Тогда они сделали «Карточный домик». За ними это поняли и Amazon, и Hulu, и далее «Кинопоиск», IVI и так далее. Все ресурсы они бросают туда, но ресурсы у них ограничены, вот они и ориентируются на максимально широкую аудиторию. А наша структура будет покрывать множество маленьких ниш.

— Вопрос о тенденциях. Как вам полет в космос для съемок фильма «Вызов»?

— У меня двойственное впечатление. О космосе снимают много, есть и очень реалистичные фильмы: «Гравитация» Куарона или «Живое» Даниэля Эспинозы. Честно говоря, производственной необходимости в этом нет. Если так идти, то фильмы о пожарных надо снимать, внедряя актеров в пожарные команды, и чтобы оператор бегал среди горящего здания, для кораблекрушений сажать на тонущие корабли, а тюремные драмы — ну давать труппе реальные сроки и сажать в тюрьму, чтобы кругом обязательно были реальные зэки. Все отделы декораций и спецэффектов останутся без работы. С точки зрения личного мужества и смелости Шипенко и Пересильд это достойно восхищения. С точки зрения шага для кино — это сомнительно, такой пиар-ход.

— Такие мегапроекты в кино — это прошлое или будущее?

— О них очень быстро забывают. «Чемоданы Тульса Люпера» Гринуэя забыли до того, как последний чемодан пришел на экран, то же самое с «Дау». Сколько было разговоров — а вот прошло полтора года, и где все это? «Вызов» это тоже такой мегаломанский проект, может, он будет и крутым как пиар-ход. Но это как в советские времена: когда Бондарчук снимал «Войну и мир», ему давали армию. Никто на Западе не мог снять так блокбастер. Здесь тоже — ни одна голливудская студия так не сделает. Это не масштабируемая, не реплицируемая модель. Вопрос доступа к ресурсам.

— С точки зрения аудитории — подспудное знание, что снимали в космосе, даст такой «вау-эффект»?

— Мне кажется, зрителю все равно, где и как снято. Какой-то процент аудитории реальная съемка в космосе привлечет, но эта разница гораздо меньше стоимости полета. Зрителя интересует искренность — не с точки зрения места, а с точки зрения чувств и эмоций. Кино — это «великая иллюзия». Мне это напоминает, как Дастин Хоффман и Лоуренс Оливье играли вместе, и Хоффман перед съемками бегал, отжимался. Оливье его спрашивает: «Зачем ты это делаешь?» — «Ну как, я же должен быть уставшим». — «А ты не пробовал это просто сыграть?» Так и тут: а вы не пробовали это просто снять?

— Зайдем с другой стороны — вот «Яндекс» делает технологию автоперевода и дубляжа видео, фактически это ликвидирует посредников-переводчиков?

— Потребность в том, чтобы сделать перевод дешевле, есть. В мире есть территории, как Швеция, например, где без проблем всё воспринимают на английском. Но в России — ниша без перевода мала. Качество машинного перевода сейчас сильно выросло, даже в фейсбуке, посты там переводятся довольно точно.

Но кино, да, это художественный текст. Такие технологии будут работать отлично для документального кино. Где и озвучение без актерской игры. Вот моя машина — новая, электрическая, купленная в Швеции, мне зачитывают сообщения из телеграма на русском (через гугловский сервис). Но для кино требуются часть естественного интеллекта и эмоции, которые пока машинам неподвластны.

Я думаю, эти системы будут работать как база для дальнейшей работы человека. Переводчик все равно должен проверить, посмотреть идиомы, сленг, добавить крепких выражений или, наоборот, смягчить (английское f-слово и русские нецензурные имеют разные коннотации). Так что я очень верю в такое освобождение от черновой работы.

— Хорошо, а вот если сгенерировать актера — заменить цифровой копией?

— Не думаю. Хотя есть уже отдельно анимация, даже очень реалистичная, в кино мы хотим видеть реальных актеров, особенно если это большие звезды. Если нам нравится Тимоти Шаламе, то вокруг него целый ореол, история, он сам по себе живой персонаж. А смотреть даже очень хорошо, но сгенерированного персонажа — тут нет дополнительной истории, большого нарратива.

— Значит, граница реализма — это не место действия, а актер. А что насчет интерактивности?

— Еще в 90-е мы встречались с людьми, которые разрабатывали систему CD-I [CD-интерактивность]. Они обещали, что будет новый формат, возможность выбора концовок, действий персонажей и так далее. Прошло двадцать с лишним лет. Технология есть. Никто этим не занимается. Кажется, зритель не хочет так «работать». Для интерактивности есть игры — там свой сложный нарратив, но это просто другой вид развлечений. Кино же предполагает историю, которая структурирована: и есть финал, который тебя удивит, «непредсказуемый, но неизбежный».

— Скажите простыми словами — зачем сегодня вообще выбирать «иное» кино, а не «проверенное» чистое развлечение?

— Наши кураторы могут посоветовать кино и для отдыха! Но опыт, который по-настоящему культурно значим, всегда нас обогащает. Кино в этом отношении может еще и развлекать — вы всегда можете быть приятно удивлены. Людям всегда хочется получить эксклюзивный опыт, который недоступен в других местах. Вот и возможность — получить уникальный опыт, который может вас тронуть. Не стоит бояться отсутствия узнаваемых актеров. Неожиданные эмоции, которые могут вас встряхнуть, мне кажется, это неплохо!