Вышло новое издание книги «ЗА ЧТО». К 15-летию со дня гибели Анны Политковской.
Избранные репортажи и очерки. Фото. Воспоминания. Продолжение историй ее героев. Результаты расследования.
15 лет — знаковая дата: по российским законам истекает «срок давности» преступления.
Мы — редакция «Новой газеты», семья — надеемся: книга поможет отменить «срок давности» для заказчика убийства.
Мы утверждаем: у следствия есть необходимые данные.
И тексты Политковской — важнейшее свидетельство обвинения.
Она считала: первый журналистский долг — борьба за справедливость, спасение людей. Без компромиссов с людоедами. И за это ее убили.
Она не стремилась в герои. Но каждый раз шла на риск, потому что иначе не умела: «Не верь, когда в мирной жизни тебе говорят: «Не суйся. Это не твое дело. Себе дороже будет…» Там, в Чечне, всегда надо соваться. Потому что цена всему — жизнь».
Более шестидесяти командировок в Чечню. «Норд-Ост». Беслан. Это прошло через ее сердце.
Ее возможности — чувство слова, чувство юмора — позволяли писать о чем угодно. Но зачем писать «о чем угодно», когда живешь в такой конкретной стране?
Иногда — чаще по просьбе редактора — Политковская создавала лирические шедевры. О своей собаке по кличке Ван Гог. Об аргентинском танго. О Париже.
Мы собрали эту книгу в память об Анне. Нам тяжело без нее.
Дети Анны Политковской, Вера и Илья, говорят о том, что для них значат эти 15 лет.
7 октября 2021 года исполняется 15 лет со дня убийства мамы. И в этот же день истек срок давности привлечения к ответственности заказчиков этого преступления, которых за 15 лет так и не нашли. Точнее, не захотели искать. И в этом у нас нет никаких сомнений.
За эти 15 лет друзья, знакомые, журналисты, даже наши родные часто задавали нам один и тот же вопрос: «Ну что там с заказчиком? Есть хоть какой-то прогресс и шанс, что установят?»
Первые пять лет мы верили, что шанс есть. Отвечали всем в духе: «Надеемся. Надо подождать». Во-первых, действительно надеялись. А во-вторых, разные авторитетные люди, в том числе в следственных кабинетах, всячески нас убеждали: «Надо подождать. Следствие работает, все идет, как должно идти. Есть реальные шансы, главное — будьте аккуратны, не делайте громких заявлений, не выступайте с критикой следствия, не мешайте ему».
Мы не мешали. И что? И ничего. 15 лет. Заказчика нет.
Первые пять лет мы были в центре внимания оттого, что дело об убийстве мамы было на особом контроле генпрокурора, главы Следственного комитета, о нем постоянно говорили… И мы надеялись, что что-то может получиться. Нам дозированно давали информацию для размышления, вселяющую надежду. Как мы сейчас думаем, скорее всего, это было спланировано. Этакая психологическая работа с потерпевшей стороной… Не только с нами, детьми, но и с нашими адвокатами, и с «Новой газетой». Цель — чтобы мы воспринимали небольшие озвучиваемые нам обрывки информации как некий прогресс в расследовании.
Но это была имитация. Прогресса не было.
В 2008–2009 годах в Московском окружном военном суде проходил суд над соучастниками и одним из организаторов убийства мамы. Странным образом прокуратура и следствие принесли на этот процесс крайне мало доказательств, и это было для нас удивительно: мы знали и видели, что доказательная база гораздо шире, как и список причастных лиц. Исходя из материалов дела было очевидно, что некоторым фигурантам просто дали уйти от ответственности, вывели из-под удара. А в суд передали усеченный и, видимо, кому-то очень удобный вариант с плохой доказательной базой. Присяжные все поняли и подыгрывать прокуратуре не стали, а приняли единственно правильное решение — оправдали даже тех, в чьей невиновности были большие сомнения.
Вскоре после вердикта присяжные пришли в редакцию «Новой газеты» и поделились: именно недоговоренности следствия и попытки закрыть процесс от общественности вызвали у них неприятие, убедив, что самое оптимальное решение в этой ситуации — оправдательный вердикт.
Но даже после этого процесса нам продолжали говорить: «Подождите. Все еще будет. Главное — не мешайте следствию».
Когда дело о заказчике было выделено в отдельное производство, у нас еще оставалась надежда, что работа следователей продолжится, будут искать, копать, но, судя по всему, тогда поиски и прекратились. Чайка и Бастрыкин продолжали вбрасывать в массовое сознание версию о том, что заказчик — беглый олигарх Березовский, хотя эта версия не подкреплялась никакими доказательствами. Ни когда был жив Березовский, ни после его смерти. Но это их не смущало.
Следом за Березовским вбросили версию про чеченского эмигранта Закаева, также не имевшую ничего общего с реальностью.
Подобные заявления высокопоставленные обладатели информации о расследовании выдавали чаще всего перед важными датами — или накануне очередной годовщины убийства, или перед маминым днем рождения, ведь именно тогда в СМИ снова вспоминали о ней, обсуждали, насколько продвинулось следствие за прошедшие годы.
Информационные вбросы «под даты» и привели нас к мысли, что на этом все — искать заказчика следователи больше не собираются. И документы, которые мы получали как потерпевшие, это подтверждали.
Архив «Новой»
К моменту второго судебного процесса в 2013 году (оправдательный вердикт присяжных прокуратуре удалось отменить) изменилось лишь то, что следствие нашло киллера Рустама Махмудова и еще двух организаторов убийства — бывшего члена Лазанской ОПГ Лом-Али Гайтукаева и подполковника ГУВД Москвы, одного из руководителей милицейской наружки Дмитрия Павлюченкова, чьи подчиненные следили за мамой за 100 долларов в день. Все трое новых фигурантов про заказчика молчали, хотя не могли его не знать.
Да, кстати, оба организатора убийства выступали в первом процессе как… свидетели обвинения, а Павлюченков был даже под программой защиты свидетелей.
В день убийства мамы Гайтукаев находился в московском СИЗО за организацию покушения на украинского предпринимателя, но спокойно прямо из тюрьмы вел по телефону переговоры с посредниками убийства мамы. Эти посредники по совместительству его родные племянники — братья Махмудовы. При этом Гайтукаева прослушивала ФСБ, и почему-то именно записи его разговоров в день совершения преступления 7 октября 2006 года оказались «уничтоженными» как «не представляющие оперативного интереса». Гайтукаев как организатор маминого убийства был осужден на пожизненное, но никто не приложил усилий, чтобы его разговорить по поводу заказчика. В 2017 году он умер в колонии при неизвестных обстоятельствах.
Павлюченков жив, отбывает 11-летний срок, который подходит к концу, и скоро выйдет на свободу. В протоколе своего допроса, в самом конце, Павлюченков лишь приписал, очевидно, по просьбе следователя: «А еще я считаю, что Березовский — заказчик». Все. Без каких-либо доказательств. И эта фраза-пустышка официально закрепилась в деле… Хотя именно обязательство назвать заказчика убийства было основным условием сделки со следствием, которая позволила судить Павлюченкова особым порядком. Свои обязательства Павлюченков не выполнил, а государство на том и не настаивало.
Мы не юристы и не обязаны ими быть. Но уверены, что сегодня мы имеем полное право утверждать: никто не собирался искать заказчиков с самого первого дня. С 7 октября 2006 года, когда в подъезде своего дома мама была расстреляна. Не было ни одного дня, когда искали тех, кто ее заказал, и заказчики были расслаблены с самого начала.
Для нас была удивительной расслабленность даже тех, кто сидел в клетке в зале суда. Они совершенно спокойно, с улыбками общались друг с другом, много шутили… Как будто все так и должно было идти.
Хотя, казалось бы, сроки, которые им грозили, означали, что некоторые из этих людей оставшуюся жизнь закончат в тюрьме. По идее, человек, которому светит 20 лет или пожизненный срок, будет искать любые возможности, чтобы этого избежать. Любые. Но не они. Складывалось впечатление, что все они были в курсе того, что реально произошло, и уж точно не являлись пешками, которых кто-то вслепую использовал.
Организаторская часть — Гайтукаев, Сергей Хаджикурбанов, Павлюченков — очевидно, знала все (именно в информированности Гайтукаева мы видим причину того, что исчезли фээсбэшные прослушки его переговоров за 7 октября 2006 года). И на их фоне были явно искусственно выведены из-под следствия экс-глава Ачхой-Мартановского района Чечни Шамиль Бураев и подполковник ФСБ Павел Рягузов. Изначально им предъявляли обвинение в соучастии в убийстве. Было известно, что Рягузов передавал адрес прописки мамы для слежки. А киллер — Рустам Махмудов — был его агентом.
Не наказаны и те офицеры милиции, кто организовывал слежку за мамой и следил за ней. С их опытом они не могли не понимать — ЗАЧЕМ это делается.
А те, кто оказался на скамье подсудимых, весь процесс вели себя вызывающе, даже нагло. Казалось, они были уверены, что не сядут или отделаются относительно небольшими сроками, словно у них с кем-то были договоренности. Напряглись они только в самый последний момент, к приговору. Прокуратура запросила большие сроки. Те, с кем они, возможно, договаривались, их подставили… Адвокаты обвиняемых в суде в кулуарах выходили на нас с вопросами: «Наши вот-вот заговорят. Скажите, можем ли мы рассчитывать на поддержку потерпевшей стороны в случае, если они начнут говорить?» Мы им обещали лично, что поддержка будет. Но по итогам всех этих метаний не произошло ровным счетом ничего.
Что сегодня? Даже если случится чудо и заказчик будет назван до 7 октября 2021 года*, тюрьма ему, скорее всего, не грозит.
Так что выделенное когда-то в отдельное производство уголовное дело в отношении заказчика, вполне возможно, доживает последние дни.
Нас, потерпевших, ни разу не приглашали в Следственный комитет, чтобы ознакомить с ходом следствия по выделенному делу о заказчике. Иногда приходили письма по почте, информирующие о том, что срок расследования продлен еще на столько-то месяцев. Единственное, что мы узнавали из этих писем, — это фамилию очередного нового следователя по делу. Все. Проходило полтора года. Нас снова информировали казенным письмом об очередном продлении срока расследования и о том, что назначен новый следователь.
Дождемся ли мы или наши дети, внуки Анны Политковской, того, что когда-нибудь будут публично названы реальные заказчики?
Здесь вопрос не нашего возраста и сроков давности, а исключительно политической воли.
Понятно, что при действующей власти про заказчиков мы не услышим. А при другой, возможно, карточный домик из фейковых версий посыплется.
И что важно: карточный домик посыплется не только в нашем деле, но во многих других делах о заказных убийствах, в которых заказчиков и организаторов укрывали и не давали привлечь к ответственности.
*Книга была подписана в печать чуть раньше. — Прим. ред.
