Фото: Сергей Смольский / ИТАР-ТАСС
Наверное, сразу надо сказать, что Котенков не требовал реабилитировать прадеда, а всего лишь хотел узнать, за что его расстреляли. Вполне законное желание, спустя 90 лет.
Прадед участвовал в знаменитом на Алтае восстании, которое называли «кулацким», Уч-Пристанским или «Добытинским» — по имени вождя восставших, уполномоченного ОГПУ по району Федора (Фрола) Добытина. После подавления восстания Добытин пропал, «канул» бесследно, судьба его так и остается неизвестной.
Полностью с делом (за 90 с лишним лет!) не ознакомился никто.
Никто!
Известно, что Бийский окружной комитет ВКП (б) поднял на подавление мятежа весь партийный, советский и комсомольский актив в помощь органам ОГПУ и милиции. Под селом Уржум, ныне Алейского района, мятежники были окружены и разгромлены. По данным историка Владимира Гришаева, были убиты 90 мятежников.
15 апреля 1930 года «тройка» под председательством Л. Заковского судила 168 человек. 75 человек пошли под расстрел, 24 — получили по 10 лет лагерей, 56 — от трех до пяти лет лагерей. Кроме того, три мятежника были высланы на жительство в Туруханский край, столько же получили меру наказания условно. В отношении двух материалы были направлены на доследование, а в отношении пяти слушание было отложено…
Так вот, это
дело содержит «секретные сведения». Чего еще год назад, кстати сказать, «не было известно». Какие, интересно, «сведения» 1930 года до сих пор угрожают безопасности государства? И какого государства?
На этот счет есть разные мнения.
***
Евгений Савастьянов осенью 1991 года был назначен заместителем председателя КГБ СССР, начальником Московского управления, и проработал на этом посту 4 года. Рассекретил полигоны «Бутово» и «Коммунарка». Потом был снят. Через какое-то время стал заместителем главы президентской администрации, курировал органы.
Евгений Савостьянов. Фото: Анна Артемьева / «Новая газета»
— Евгений Вадимович, в Барнауле закончился процесс. Прадеда расстреляли в 1930 году за участие в восстании. Правнуку отказали, естественно, в знакомстве с делом.
— Почему — естественно?
— Потому что, запрещено выдавать дела не реабилитированных.
— Следственное дело должны были дать. Мне кажется, это в большей степени не правовое решение, а политическое. Я не помню, чтобы в мои годы это было проблемой.
— Но почему вдруг стало проблемой?
— Во-первых, разрешишь одному — пойдут другие. Во-вторых, в деле могут быть какие-то агентурные зацепки, но это вымарывается элементарно… То есть, прежде всего — не хочется создавать себе лишнюю работу, а потом привлекать еще раз внимание к сталинским беззакониям. 90 лет назад репрессировали и сейчас не давать потомкам узнать — за что? По-моему, это просто аморально.
— Точно так же закрыты дела Ягоды, Агранова, Ежова…
—Это политическое решение.
Относительно недалеко от Уч-Пристани расположилось знаменитое алтайское село Сростки — там родился и вырос Василий Макарович Шукшин. В Стростках я бывал три раза. 25 июля 2015 года на очередном «Шукшинском празднике» присутствовал тогдашний министр культуры и даже выступил. Провозгласил завет, оказывается, оставленный Василием Макаровичем: «Главное — берегите Родину!»
Бесспорно, конечно. Хорошо бы только предварительно договориться о терминологии: что понимаешь под словом «Родина», например. Это важно.
До своего выступления на горе Пикет министр посетил школьный музей, где висит список односельчан, расстрелянных в 1933-м. В списке под номером 34 значится Макар Леонтьевич Шукшин, механизатор, 21 год, отец трехлетнего тогда Василия и годовалой его сестренки.
Когда-то, в пору разгула либерализма, с делом смог познакомиться все тот же ныне покойный Владимир Гришаев. Не в полном объеме, правда. Но статью в 1990-м в местной газете напечатать успел.
Вот что, в частности, сообщил историк Гришаев.
…24 марта 1933 года в Сростки прибыли начальник Старо-Бардинского районного отдела ОГПУ Рябов, его заместитель Бурыкин, оперуполномоченный Леонтьев, а также группа милиционеров и сотрудников ОГПУ из Бийска. Рябов вызвал председателя сельсовета Баранова Алексея Тихоновича и приказал ему собрать актив. Тот составил список актива. Рябов просмотрел его, сверил со своим списком, некоторых вычеркнул: эти активисты сами подлежали аресту. Когда актив был собран, Рябов каждому дал задание, кого привести в сельсовет. Была уже полночь, сростинцы мирно спали, не подозревая, что для многих эта ночь — последняя в родном доме.
К утру в Сростках был арестован 31 человек, в том числе: Шукшин Макар Леонтьевич, Шукшин Михаил Павлович, Шукшин Игнатий Павлович. Отец Макара Леонтий Павлович избежал ареста только потому, что был болен, с кровати не вставал.
А всего до 3 апреля в деревне было арестовано 88 человек, в том числе два родных брата Марии Сергеевны, матери Василия, — Иван и Михаил.
«Такого потрясения, такого моря слез в Сростках не было, наверно, за всю его более чем столетнюю историю!..» — пишет Гришаев.
«Одновременно, — вспоминает бывший председатель сельсовета А. Баранов, — начали заготовлять характеристики на арестованных, какие требовали Рябов и Бурыкин. Я был молод и, боясь быть репрессированным, писал, что прикажут…».
Вот, для примера, что написал он под диктовку чекистов в характеристике на Макара Шукшина: «За время пребывания в колхозе относился вредительски к колхозному имуществу, злоумышленно загребал хлеб в солому и мякину, портил машины и совершал ряд других вредительских действий, направленных на срыв колхозного хозяйства…».
«…Мать и еще одна молодая баба поехали в Барнаул, — пишет Василий Макарович в неоконченных воспоминаниях. — Ехали в каких-то товарных вагонах, двое суток ехали (сейчас за шесть часов доезжают). Доехали. Пошли в тюрьму. Передачу приняли.
— Мне ее надо было сразу всю отдать, а я на два раза разделила, думаю: пусть знает, что я еще здесь, все, может, легче ему будет, — рассказывает мать. — А пришла на другой день — не берут. Нет, говорят, такого.
Пошла к какому-то главному начальнику. Сидит, говорит, такой седой, усталый, вроде добрый. Посмотрел в книгу и спрашивает:
— Дети есть?
— Есть, двое.
— Не жди его, устраивай как-нибудь свою жизнь. У него высшая мера наказания.
Соврал зачем-то. Отца реабилитировали в 1956 г. посмертно, но в бумажке было сказано, что он умер в 1942 году»…
Не соврал седой начальник, причем с риском для своей карьеры: секрет разгласил. А вот бумажка насчет 1942 года — самое настоящее вранье!
Поначалу на запросы родственников, расстрелянных сотрудники ОГПУ (несомненно, по указанию свыше) отвечали стандартной фразой: «Сослан в дальние лагеря на десять лет без права переписки».
И люди верили! Им хотелось верить, что случилось все-таки не самое страшное. Но прошло и десять, и двадцать лет, врать по-старому стало невозможно. Тогда чекисты придумали другой способ вранья. Предписан он был сов. секретной директивой КГБ СССР от 24 августа 1955 года. Как врали, покажем на примере Макара Шукшина.
***
В январе 1957-го в отдел ЗАГС Сросткинского райисполкома пришло из управления КГБ по Алтайскому краю распоряжение: «Просим произвести регистрацию Шукшина Макара Леонтьевича, 1912 г., уроженца с. Сростки, русский. По имеющимся данным, Шукшин М.Л. умер в местах заключения 19 октября 1942 г. от острого геморрагического панкреатита. Ранее смерть гр-на М.Л. Шукшина в установленном законом порядке зарегистрирована не была. В данное время смерть М.Л. Шукшина регистрируется в связи с возникшей необходимостью в получении родственниками установленного законом свидетельства о его смерти».
Село Сростки, Алтайский край. Фото: Садчиков Виктор/Фотохроника ТАСС
В распоряжение на специальном типографском бланке от руки были вписаны лишь фамилия с инициалами, адрес «умершего», дата и причина смерти. Вот откуда взялась у Марии Сергеевны та самая «бумажка», которой поверил и Василий Макарович.
Вскоре из Военного трибунала Сибирского военного округа пришла еще одна справка: «Дело по обвинению гр-на Шукшина Макара Леонтьевича, 1912 года рождения, пересмотрено Военным трибуналом Сибво 9 октября 1956 г. Постановление тройки ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю от 21 апреля 1933 г. в отношении Шукшина М.Л. отменено, дело прекращено за отсутствием состава преступления, и он по этому делу полностью реабилитирован».
Итак, безвинно погибший Макар Шукшин был оправдан, но обстоятельства его гибели еще долгие годы оставались тайной. В 1988 году историку Гришаеву удалось познакомиться с материалами «Сростинского дела». Но лишь в октябре 1990-го написанная им и вдвое сокращённая статья появилась в газете «Прямая речь». Из нее сростинцы впервые узнали горькую, хотя и не полную, правду о судьбе своих родных и близких.
В книге «Жертвы политических репрессий в Алтайском крае» значатся 143 жителя Сросток. Цифру эту можно сравнить разве что с числом погибших сростинцев на Великой Отечественной войне. Так написал Владимир Гришаев, ознакомленный с подлинным делом 1933 года. Сейчас уже с этим делом не ознакомишься.
Те, кто заклинает нас «любить и беречь Родину», предпочитают ассоциировать ее по-прежнему, в первую очередь, с органами ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ. Теперь вот – ФСБ, требующей хранить в тайне не только преступления 90-летней давности, которые совершали ее предшественники, но и гордиться ими.
Кстати, еще в 1989 году (в январе, что важно отметить) был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР: «Осудить внесудебные массовые репрессии периода сталинизма, признать антиконституционными действовавшие в 30 — 40-х и начале 50-х годов «тройки» НКВД — УНКВД, коллегии ОГПУ и «особые совещания» НКВД — МГБ — МВД СССР и отменить вынесенные ими внесудебные решения, не отмененные к моменту издания настоящего Указа Президиума Верховного Совета СССР. Считать всех граждан, которые были репрессированы решениями указанных органов, включая лиц, осужденных впоследствии за побег из мест незаконного спецпоселения, реабилитированными…»
Правда, была внесена в Указ немаловажная поправка: «Это правило не распространяется на изменников Родины и карателей периода Великой Отечественной войны, нацистских преступников, участников бандформирований и их пособников, работников, занимавшихся фальсификацией уголовных дел, а также лиц, совершивших умышленные убийства и другие уголовные преступления. В отношении таких лиц действует установленный законом порядок обжалования вынесенных приговоров и иных решений…»
Засекречены все данные, между прочим. Но кто, в конце концов, судил? Кто следствие вел? Расстреливал — кто?
Вот пишет в 1930 году в «Правде» о процессе по делу «Промпартии» знаменитый Михаил Кольцов (сам расстрелянный в 1940-м):
«…Корреспондент немецкой газеты держится с небрежным превосходством газетного льва.
— Пока я не услышу своими ушами, я ни во что не поверю. Такое у меня правило… Пока я не услышу, как они сами себя признают виновными, пока я не услышу, как они сами расскажут все эти невероятные факты — ни за что не поверю. И ничем вы меня не убедите. Вот такой я человек.
— Ну, хорошо. Будьте вот таким человеком. Некогда и незачем вас убеждать. Подождите полчаса»…
Издевается Кольцов. Даже врага откровенного цитирует — парижские «Последние известия», например:
«Дикая фантазия Крыленко, запечатленная на восьмидесяти страницах обвинительного акта, превосходит все, что можно ожидать даже от советского прокурора. Обвинительный акт состоит из такого прихотливого сплетения безудержной фантазии, провокационных выпадов, открытой лжи и полного смешения событий последнего десятилетия, что всякий здравомыслящий человек не может без негодования и чувства брезгливого отвращения по отношению к составителю читать его страницы»…
А мы на эти жалкие выпады даже возражать не будем. Так ответим:
«…Если подойти к окну — там непрерывной густой чередой, в снопах ослепительного света, играя пятнами знамен, идут неисчислимые колонны грозных рабочих демонстраций. В двух шагах от этого душного зала, на морозном воздухе, с грузовика на снегу приветствует радостных и гневных московских пролетариев Каганович, секретарь Центрального комитета…»
А ведь, кроме «Промпартии» в этом же 1930-м году прогремело «Дело «Весна» (военных без счета брали), «Дело «Академии» (академиков), другие бесчисленные дела в городах и весях России.
Родину, главное, берегите!..
И пусть олицетворяют ее безграмотные карьеристы.
Тот же Заковский. Латыш, закончил два класса (впоследствии приписывал себе среднее образование, которого не имел). С 6 февраля 1926 года — полномочный представитель ОГПУ по Сибири и начальник Особого отдела Сибирского военного округа. Организатор коллективизации в Сибири, где большевики столкнулись с активным «кулацким вредительством, мелкобуржуазным рвачеством, мелкобуржуазным отношением к социалистической собственности».
«Раскулачивание», январь 1930 года. Фото: архив РИА Новости
С 1928 года Заковский — председатель «тройки» полномочного представительства ОГПУ по Сибирскому краю, созданной для внесудебного рассмотрения дел.
Только с 21 ноября 1929-го по 21 января 1930 года тройка рассмотрела 156 дел, по которым были осуждены 898 человек, в том числе 347 — к расстрелу.
В течение 1930 года тройка ОГПУ Западной Сибири осудила 16 553 человек, в том числе 4 762 — к расстрелу (28,8 %), отправила в лагеря 8 576 человек (51,8 %), в ссылку — 1 456 (8,8 %). Заковский лично подписывал предписания работникам комендатуры о расстреле осуждённых.
С 10 апреля 1932 года — полномочный представитель ОГПУ в Белоруссии и начальник Особого отдела Белорусского военного округа. В июле-декабре 1934 года — нарком внутренних дел Белорусской ССР. Сфабриковал обширное дело «контрреволюционной повстанческой и шпионско-диверсионной организации «Белорусский национальный центр».
В 1938-м расстрелян. Не реабилитирован.
***
Одиннадцать лет назад в Барнауле открыли памятник жертвам политических репрессий.
В 1996 году возглавлявший тогда администрацию Барнаула Владимир Баварин принял волевое решение, и на площади Свободы был заложен камень с надписью: «Здесь будет установлен памятник жертвам политических репрессий».
В 2007 году акционер «Новой газеты» Александр Лебедев увидел скульптуру «Прощание», изваянную за 23 года до того алтайским скульптором Прокопием Щетининым, и вызвался профинансировать создание памятника. В финансировании приняли участие бизнесмены Михаил Задорнов, Дмитрий Зимин, Михаил Прохоров, фонд Бориса Ельцина, алтайские предприниматели. В их объединении вокруг идеи такого памятника главную роль сыграл Владимир Рыжков.
Памятник «Прощание». Фото: gulagmuseum.org
Тогда Арсений Рогинский, руководитель общества «Мемориал» (ныне требуется указывать, что организация исполняет функции иностранного агента), сказал, что это событие федерального масштаба. В общей сложности в стране около 800 памятных знаков, посвященных жертвам репрессий. Большей частью это кресты на месте бывших лагерей, да закладные камни, установленные в 80-е—90-е, но так и не ставшие памятниками.
«Таких достойных скульптурных композиций совсем немного. Ни в Москве, ни в Петербурге их до сих пор нет. И очень значимо, что установлен памятник не где-то стыдливо на окраине, а в центре города», — так писала тогда «Новая газета».
А в 2019 году первый секретарь Алтайского крайкома партии «Коммунисты России» Сергей Матасов обратился к губернатору Виктору Томенко с просьбой установить памятник Сталину. Увековечить память «вождя народов» коммунист предлагал в честь нескольких круглых дат: 140-летия со дня рождения И.В. Сталина, 75-летия со дня Великой Победы и 90-летия со дня посещение Сталиным Барнаула.
«Влияние Сталина на ход исторических событий было столь значительно, что никакие потоки лжи и клеветы не в силах вычеркнуть его образ из народной памяти. Наоборот, с каждым годом все больше честных людей в России и других бывших советских республик вспоминают великое имя И.В. Сталина, его жизнь, беззаветно отданную нашему народу, нашей стране, нашему государству. Многие и сегодня ставят его в пример», — написал Сергей Матасов. И предложил три возможных места для установки монумента: на площади Советов напротив здания администрации, рядом с памятником Ленина или сделать памятную плиту на здании Барнаульской городской Думы.
…Пока памятника Сталину в Барнауле нет.
