— Безусловно, то, что случилось, и то, что говорила эта женщина, ужасно. Любой гражданин здорового общества возмутился бы этим. Но меня не меньше тревожит и возмущает травля в отношении этой дамы, к которой уже подключились Следственный комитет и прокуратура. Человек высказал, пускай очень обидную, несправедливую, но свою позицию. По сути, она выразила мнение как минимум 10% населения нашей страны. Чего мы добьемся, если заклюем ее сейчас? Мы придем к тому, что ненависть, ожесточение будут крепнуть, и люди, которые поддерживают ее взгляды, будут копить в себе эту злобу.

Чтобы действительно изменить позицию граждан, которые нетерпимы к инвалидам, нужно выстраивать диалог с ними. Они не обязаны любить всех особенных людей. У многих протест вызван страхом: я опасаюсь всего, чего я не понимаю.

Когда в 2015 году мы со своими подопечными приехали в деревню Раздолье обустраивать наш дом сопровождаемого проживания, то нам гранату подбросили на порог. Требовали, чтобы мы убрались. Но мы сами сделали большую ошибку: мы приехали туда, упали как снег на голову, не выстраивая никакого диалога с местным сообществом. Но вместо ответной агрессии с нашей стороны мы пошли по пути диалога. Мы выслушивали людей, задавали им вопросы. Они говорили: «Будем биться до последней капли крови за жизнь без инвалидов в Раздолье». Мы отвечали: «Хорошо». Но объясните: в каком законе прописано право жить без инвалидов? В наших диалогах проявлялась абсурдность требований местных жителей и происходило знакомство, сближение с нашими ребятами. Сейчас все местное сообщество — наши друзья. Именно потому, что мы спокойно и терпеливо им объясняли, что это за люди, какие у них есть особенности.

Мне кажется, и в сегодняшней ситуации нужен диалог. Нужно с Липской поговорить, услышать ее. Не исключаю, что ею двигал не страх, а ощущение вседозволенности или собственного превосходства. Но человеку нужно дать шанс измениться. А телодвижения, которые делает власть, с моей точки зрения, лицемерны. Простой пример. В Петербурге живет женщина, одна воспитывающая сына-колясочника. Город им выделил временное жилье в доме без пандуса. Мальчик весит 70 кг, женщина — 50, и она его таскает на себе. Для нее каждое утро выйти на улицу — пытка. Город одну проблему годами не может или не хочет решить.

— Это видео случайно попало в информационное поле, и только поэтому все переполошились. За последние два дня я получила по данному поводу немыслимое количество звонков. А мы работаем уже восемь лет, на протяжении которых подобное происходит каждый день. Я подчеркиваю: каждый день и повсеместно — на сотнях детских площадок, в местах отдыха, в местах развлечения, в парках аттракционов, в магазинах и т.д.

Оценка инцидента у меня однозначная: это — пещерное средневековое невежество со стороны этой дамы и проявление ее личных качеств, одно из которых — жестокость. Но эта женщина, к сожалению, находится в русле ныне существующей социальной нормы. К ней лично, конечно, есть претензии, но еще больше их ко всем нам, кто эту социальную норму терпит. Обычно таким людям не делают замечаний. Их не прогоняют. Чаще всего все, молча, проходят мимо. Никто не берет под защиту родителей детей-инвалидов. Сегодня в России подобное поведение — социально приемлемая норма общества.

Я называю это невежеством, поскольку таким людям невдомек, что ничему плохому особенные дети научить здоровых детей не могут по определению. Конечно, не нужно делать вид, что с особенными детьми не может быть никаких сложностей. Но их может быть ровно столько же, сколько и со всеми остальными детьми. Ударить совком может и особенный ребенок, и обычный. Последний даже скорее, поскольку он лучше развит.

Важнее всего сегодня понять: социальные нормы не меняются путем наказания кого-то одного. Это может только озлобить других нелояльно настроенных родителей здоровых детей. Я вообще небольшой сторонник уголовных наказаний. А в данной ситуации — тем более. Здесь единственный выход: изменение социальных норм. Это, к сожалению, небыстрая работа. Изменение социальных норм происходит путем просвещения и информирования, больше никак. То поведение, которое продемонстрировала дама на детской площадке в «Балтийской жемчужине», должно стать для общества неприличным, предосудительным, социально неприемлемым. 

— У таких проявлений нетолерантности могут быть разные причины. Есть люди, у которых фобия на инвалидов, она называется параплегафобия и внесена в реестр фобических расстройств. Человек видит человека, непохожего на него, и пугается или становится агрессивным.

Но чаще всего негативные реакции на людей с особенностями возникают у тех, кто, мягко говоря, не очень хорошо воспитан, имеет узкий кругозор, плохо информирован.

В России крайне необходимо продолжать развивать инклюзию. У нас она пока кривоватая, недоросшая, но все равно инклюзивные программы приносят огромную пользу, причем здоровым людям больше, чем больным. Когда здоровый ребенок систематически видит ребенка с особенностями развития (с аутизмом, ДЦП или другим заболеванием), он привыкает к тому, что этот человек такой же, как он. Да, чуть-чуть отличается, но все мы разные: кто-то рыжий, кто-то кудрявый, кто-то на инвалидной коляске, а кто-то не хочет разговаривать.

Мне часто доводилось проводить социальные инклюзивные мероприятия, на которые приезжали люди со здоровыми детьми. Мы всех пускали на праздник, но из интереса спрашивали: а зачем вы приехали? Люди отвечали: «Хотим, чтобы наш ребенок вырос психически здоровым человеком, чтобы видел, что дети бывают разные, они не опасные, не агрессивные, с ними можно общаться».

У меня нет ощущения, что проявлений неприятия и агрессии в отношении необычных людей за последние годы в России стало меньше. Но общество стало на них реагировать по-другому. Если раньше на такие эксцессы граждане нередко откликались так: «Да, уберите инвалидов, они пугают, они мешают», то сегодня общество все чаще встает на защиту людей с ограниченными возможностями.

Я не согласна с тем, что сейчас началась травля этой женщины. Если гражданину, укравшему что-либо, десять человек скажут, что он вор, это будет не травля, а констатация факта. Человеку, совершившему неприемлемый в обществе поступок, должно быть неприятно. В этом сила социального порицания. Защищая права всех, мы немного увлеклись. Стали защищать и права тех, кому должно достаться. А порицание должно иметь воспитательный эффект: другие посмотрят и не будут повторять такой поступок.

— Семь лет назад, когда город пытался выделить нам помещение для общежития, жители дома, в котором нам давали помещение, выступали категорически против. Они нас там подстерегали, ругались, что им тут раковый диспансер не нужен, что «рак по стенкам течет», и они будут протестовать. Скандалами нас встречали всякий раз, когда мы туда приходили. Переубедить этих людей было невозможно. В итоге мы отказались от этого помещения.

Ксенофобия имеет свои причины. Отчасти биологические, отчасти культурные. Однако, по моим наблюдениям, за последнее время в России стало меньше случаев непринятия и дискриминации людей с особенностями. И дело не только в большей информированности общества, но и в более широком распространении представления о том, что любые люди — это люди. Мы сильно продвинулись за последние годы и в информационном, и в повседневном пространстве. Чем дальше мы уходим из мифологического поля в гражданское, тем меньше становится подобных эксцессов. Медленный, постепенный путь к представлению о том, что больные люди имеют такие же права, как и здоровые, мы все-таки проделываем.