Меня задержали 4 мая 2021 года жестко. Успеть убежать не было сил. Их было много — я один. Я сразу понял, «что к чему»: работал ГУБОП, не жалея рук, — били ногами и руками при задержании. Кричали: «Мразь, добегался?» У меня все в глазах потемнело… Были и сотрудники КГБ. Они вели себя интеллигентно в отличие от ГУБОПа — общались и снимали на видео. Они сказали, что я —Злойбэт (это аккаунт в телеграм-канале «ОГСБ», один из каналов белорусской оппозиции — Ред.). Последствиями задержания стали синяки и расколотый зуб. Мне сказали, что я призывал людей к насилию в отношении сотрудников правоохранительных органов. Также то, что я озвучивал видеоролики, которые в последующем размещались на ютуб-канале Ботогсб/партизанскийбот.

После задержания меня повели домой, там был обыск. Завели в съемную квартиру, дед, у которого я снимал ее, спал. Меня два раза ударили ногой в область груди и после этого завели понятых. Начался обыск. Изъяли мою аппаратуру, два телефона, три личных дневника, документы, карту и 60 белорусских рублей. Потом надели мешок на голову и повели. Я был в панике, меня подташнивало, но при этом истерики не было. Когда «шмонали», посадили на колени, сказали молчать. Но я изредка говорил с дедом и посматривал на кошку Аэлиту. Я понимал, что возможно ее больше не увижу,и прощался с ней. После обыска опять мешок на голову — и повели к автомобилю.

Говорили, чтобы я сказал то, что им нужно на камеру, и тогда, возможно, меня депортируют домой.

Меня били, так как я вину не признавал. Били жестко. Правда, спустя уже почти месяц синяков совсем не осталось.

Мешок был неплотный, и я увидел, что меня везут к зданию КГБ в Минске. Завели в кабинет на третьем этаже, посадили на стул, руки плотнее передавили наручниками, из-за чего я вскрикнул. Сняли мешок и сказали, что если я буду выделываться, то повезут в отделение ОМОНа, и тогда мне припомнят все мои слова (в озвученных роликах). Я сильно испугался, ведь знаю, что делал ОМОН в августе 2020 года.

После этого в час ночи начался видеодопрос без адвоката, где мне дали текст, который я зачитал. Присутствовало двое мужчин в балаклавах, один «чекист» и один мужчина, похожий на поросенка (показалось, что это фээсбэшник).

После этого стали спрашивать, какое я имею отношение к Ольге Карач и Игорю Макару. Я был жутко напуган, все делал беспрекословно. После допроса с видеокамерой с меня сняли наручники, дали попить и принесли сумку с едой (меня задержали как раз, когда я шел из магазина с пакетом).

После этого до утра мы сидели и общались с чекистами «по душам». От страха у меня кружилась голова. Я их уже стал воспринимать как товарищей, потому что они стали мне сочувствовать, предлагать покурить или попить чая с шоколадкой. Они потребовали дать доступ к телефонам, к своим аккаунтам в соцсетях и телеграме. Я подчинялся, вспоминая весомые удары ногами в грудь за отказ. Потом мне разрешили поспать на стуле. Я прислонился к холодному сейфу и подремал. Пока я спал, охранники постоянно менялись. Видимо, им требовался отдых в более комфортных условиях. Около 11 утра мне принесли листы бумаги, ручку и сказали писать явку с повинной. Чекисты фактически заставили меня написать явку.

Сказали, что если не напишу, то меня признают террористом и сгноят в тюрьме, я не увижу маму, свою девушку. А если напишу, то депортируют в Россию, и я все забуду как страшный сон. Спрашивали, видел ли я Дениса Хофмана, Ольгу Карач, Игоря Макара и других администраторов телеграмм-канала «ОГСБ», чтобы завербовать меня. Когда узнали, что я их не видел, расстроились. В явке я написал, что якобы призывал к насильственным действиям, прямому физическому контакту с правоохранительными органами, также написал про мое участие в ботах телеграмм-канала «ОГСБ» (общался с людьми, отвечал на вопросы). Указал, что с Карач один раз связывался, с Макаром не связывался ни разу. После этого я просил дать доступ к телефону, чтобы позвонить матери и девушке.

Потом сказали мне, что я поеду в апартаменты с двумя сотрудниками. Если буду вести себя хорошо, то разговор продолжится. За мной пришли два сотрудника, надели мешок на голову, закинули в автомобиль, и мы поехали. Мы доехали достаточно быстро, и как позже я увидел, меня разместили в двухкомнатной квартире с видом на памятник Якуба Коласа. Там меня заселили в одну комнату, а сотрудники находились в другой комнате. Наручники с меня сняли, и я смог покушать. В 23.00 мне сказали «отбой». Когда я лег, то услышал звук передернутого затвора пистолета. Я жутко испугался и вжался в диван. Но за мной никто не приходил. Спустя время попытался сходить в туалет, однако дверь снаружи была заперта. После этого я отрубился.

Утром меня разбудили и сказали собираться. Надели опять мешок на голову и отвезли, как оказалось позже, в здание КГБ. Завели в кабинет, посадили на стул и сказали заново писать явку с повинной. Видимо, за это время изучили мой мобильный телефон, и у них появились дополнительные вопросы. После этого сказали, что придется посидеть в «Американке», так как я «сдал» Дениса Хофмана (его личные данные нашли у меня в телефоне).

После этого опять надели мешок на голову и повели к следователю, который сказал, что я подозреваюсь в организации групповых действий, грубо нарушающих общественный порядок в городе Минске, и еще я нарушил режим пребывания в стране.

После этого пришли солдаты и отвели меня в СИЗО КГБ. Там меня неоднократно водили на допросы, где присутствовали разные адвокаты.

25 мая ко мне пришли в камеру и сказали с бумагами на выход. Завели в кабинет, где дали заранее подготовленные ответы на вопросы телевизионщиков из «ОНТ». Дали время выучить ответы — и 28 мая приехали люди с телеканала «ОНТ» и произвели запись. Просили сказать так:

После этого меня отвели в камеру, а в понедельник 31 мая перевели в СИЗО на Володарского.

Еще был бизнесмен Размус. Правда,его потом убрали. Отношения с сокамерниками хорошие, стали они мне чуть ли не дедушками, подучил белорусский язык.

Я только озвучивал видеоролики, тексты давал Диз — администратор телеграм-канала. Это делал за вознаграждение. Аудиосообщения в телеграм-канале «ОГСБ» озвучивал с середины ноября 2020 по май 2021 года. В роликах и сообщениях были призывы выходить на улицу и на прямой физический контакт с сотрудниками правоохранительных органов.