Если вы хмыкали, узнав, что Шойгу привлекает старообрядцев с их таежным опытом к подготовке Сил спецопераций (ССО) Минобороны, то хмыкали вы абсолютно зря. Староверы водят военных по горам шестой год. На этот раз министр рассказал об этом на телеканале «Звезда». В репортаже о недавних учениях в Туве, где слова ведущего о лимнологических исследованиях и 3D-моделях соседствуют с воспоминаниями о битве на Чудском озере 1242 года (с прообразом сил НАТО). Дело в том, что одно из тувинских озер почему-то засасывает снегоходы офицеров — в отличие от других: что если мы узнаем все его тайны и будем обходить его стороной, а врага, напротив, заманим сюда?

Ну вы в курсе нашего секретного оружия: завлечь врага в трясину, мшару, чертову баню, в которых, бездонных, парятся злые духи, живущие в лесах, топях, теснинах. Где он, отяжеленный доспехами, добычей, сгинет под собственной тяжестью. Или выманить его на лед. Эффект айкидо, чем сильней и тяжелей противник, тем быстрей и слаженней он сам себя погубит.

Дословно — тот момент, когда к спецназу, мучающемуся, вытаскивая из засасывающей каши снегоходы, приземляется вертолет с учеными: «Теперь вы понимаете, почему Минобороны так важна помощь ученых? Зная о существовании таких ловушек, наши военные постараются обходить их, а противника, наоборот, смогут вывести на них, подобно тому, как это сделал Александр Невский».

А если враги будут представлены боевыми дронами? И что им вообще тут делать, если, например, китайцы вывозят из Тувы и так что им нужно (а офицеров среднего и младшего командного звена китайской армии инструкторы-староверы в 2017-м тоже обучали и водили в рейды на границе Красноярского края и Тувы), монголы повторять подвиги Чингисхана в обозримом будущем не намерены, а северо-атлантическим танкам и даже снегоходам тут в принципе не бывать никогда?

Я вот тоже думаю, что нынешние войны, называемые гибридными, с привлечением посторонних сил (сетевые они или природные), — не бог весть какая новость. «Природа — это мощный союзник. Просто надо уметь понимать ее», — говорят нам в репортаже «Звезды».

А кто лучше староверов это умеет? Шойгу говорит про них: «…постарался привлечь их для того, чтобы они учили наших ребят. Они невероятно опытные по жизни, рукастые. Они могут и дом срубить, и баню срубить, и посеять, и добыть, и приготовить, и коня объездить».

Петров и Боширов вряд ли тут обучались, а если и обучались, то явно не тем фокусам, что они демонстрируют миру. Спецназ ССО, формируемый с 2009-го, мы видели в 2014-м в Крыму — он и есть те самые «вежливые люди». В репортаже «Звезды» их называют не бойцами или воинами, а военными специалистами. Помимо чрезвычайно высоких требований к боевым и психофизическим качествам, спецназовец ССО, судя по тому, что о них нам рассказывают, должен отлично разбираться во всей технике, что ездит, летает, плавает, передает информацию, стреляет. Управлять ей, в т.ч. техникой вероятного противника, и ее чинить. Ориентироваться на местности, маскироваться и незаметно и бесшумно по ней передвигаться (а это — вся планета, ССО заточена на выполнение спецзадач за рубежом), наводить авиацию, забираться на скалы, выживать в любых климатических условиях.

Навыкам выживания, пониманию природы гор, горных рек и озер, тайги, а также различным тонкостям жизни наедине с диким миром староверы-инструкторы действительно учат в Туве с 2016 года, и это не секретилось. В частности, об этом рассказывал командующий войсками ЦВО генерал Зарудницкий. Договорились в 2015-м сначала с двумя семьями староверов (одну из них можем назвать, поскольку ее глава этого не скрывает — Петр Рукавицын), и они сперва начинали водить группы горной мотострелковой бригады (55-й), сформированной за несколько месяцев до этого в Кызыле из уроженцев Тувы и окормляемой буддийским духовенством. Тогда каждому бойцу специально под встречу с медведем выдавали по пять патронов.

Мишки никого не съели, и в целом опыт оказался настолько успешным (Дерсу Узала, Натаниэль Бампо, Чингачгук — отдыхают), что позже его распространили на подготовку спецназа ЦВО (Новосибирская область), а затем и элитных войсковых частей.

Помните недавнее одновременное всплытие в Ледовитом океане трех подлодок? Оно сопровождалось и наземными (наледными) учениями — гонками на снегоходах со стрельбой и т.д. Арктические спецподразделения тренируются тоже тут: Тува приравнена к Крайнему Северу.

Летом 2018 года я познакомился с теми, кто водит здесь военных, и провел со старообрядцами в их тайге неделю. Думаю, у молодых офицеров общение с этими людьми оставило не менее яркие впечатления, чем у меня. И я точно знаю, что это им поможет на их многотрудном пути, — я сейчас не столько о войне, сколько о жизни. Сейчас не о горнем, это не газетное дело; земные практики староверов — они все о том, как себя вести на границе жизни и смерти и как выходить всякий раз победителем, об особой чуткости к тому, что вокруг тебя.

Верховьё

Маршевая подготовка на пересеченной местности, преодоление горных рек, ущелий и скал, добыча подножного корма, ориентирование, маскировка — всему этому обучают в основном на территории уединенной страны внутри Тувы, на границе с Монголией. Имя ее — Верховьё, долина староверов. Официально — сумон Сизимский, в нем четыре поселения: село Сизим, арбаны Эржей, Усть-Ужеп, Катазы, с десяток местечек (семей, живущих отдельно). В сумоне более двухсот дворов, оценочно, около тысячи жителей. Это старообрядцы-беспоповцы, часовенного согласия. Еще здесь скиты и пустынножители, их число вам не скажет никто, миру это знать не надо.

Напомню эпизоды из репортажей 2018-го и о том, что тогда в газету не вошло.

Нигде в русских поселениях не видел столько детей; на веревках сушатся одежды малых размеров чуть не до горизонта; и, как в кино, у берега плавают мальчишки лет шести на детских лодочках с маленькими веслами. Это верховские. От пенсий, материнского капитала и прочих пособий отказываются (но, говорят, сейчас уже на усмотрение самого человека; кто-то берет). Непьющие, не забыли, как работать.

Я не на вертолете, еду на машине. После Усинского тракта (отличной трассы Абакан — Кызыл) надо следовать на юго-восток, вдоль Малого Енисея, против течения. И еще чуть более ста верст — хоть пунктиром, но асфальт до Усть-Бурена. Напоминанием об исчезнувшей советской цивилизации — развалины белокаменных с очень высокими окнами коровников, непременный и уцелевший Ленин, тут он, как позднесоветская интеллигенция, в кроличьей шапке (разброс температур от абсолютного максимума до минимума — сто градусов, тут фиксировали минус 60), доски почета с главным земляком — Сергеем Шойгу. Далее дороги условны. Весной и осенью их нет. Летом может повезти, если пройдет грейдер золотодобытчиков; по пути — паром (работает на силе течения, удерживается перекинутым с берега на берег тросом, управляется подростками лет по 13–14). С декабря по март расклинован зимник. До отдаленных поселений и скитов дорог не было и нет.

От Эржея, близ которого кидаю машину, дальше на лодке по Ка-Хему (Малому Енисею), потом по Кызыл-Хему (самой красивой реке Восточной Сибири). Для местных это всё Енисей, единый, иначе не называют, самая полноводная и мощная река Сибири и России. Идти 9 часов.

Сейчас туда только на лодках — а это пороги, шиверы, перекаты, прижимы, щеки. Зимой — на снегоходах. Так добираются до своей тайги: у каждой семьи передаваемый по наследству участок в десятки квадратных километров (это и называют «тайгой»), где глава семьи охотится зимой. Участки — в отдалении от деревень, рядом с которыми зверье не бьют, лес не рубят. И рядом с зимовьем деревья не валят — отойдут вглубь чащи. С реки избушки не заметишь, хотя стоят на берегу. Тропы еле различимы. То же — скиты. К старцам и старицам ходят, но путей не натаптывают.

У истоков Енисея — тайга Вакума. До «дальних таёг» (дальнего края участка) Вакума — 220 км.

Он и ведет нашу лодку. 49 лет. Прямая спина, ни единого лишнего или неловкого движения. Высокий и крепкий. Рыжая борода (все здесь румяные и без морщин, возраст определяешь только по седине да по шее) и в тон бороде спасжилет. Не ортодокс, значит. Это у семейских (старообрядцев в Забайкалье) все яркое, а тут такое, скорее, не одобряется, говорят: «красное (цветное) носить — беса тешить». У Вакума шесть братьев, все здесь. Две дочери и четыре сына. Старший сын Миней, 27 лет, с нами на второй лодке.

Дед Вакума пришел сюда из России (Пермской губернии) в 1913–1914-м. Он и застолбил этот участок на границе в 1939 году. Летом поднимался сюда на шестах, груз на порогах перетаскивал берегом. Неделями шел. Зимой — на лошадях.

С войны не вернулся. Мнение, что старообрядцы уклонялись от нее, и сейчас от службы бегают, и Москву ненавидят, ошибочно. Как раз только что вернулся из армии второй сын Вакума.

Тайга перешла отцу Вакума, потом ему самому — здесь всё, хоть бумаг нет, передается по наследству, и власти в заведенный порядок не вмешиваются.

Путик Вакума (циклические зимой «обходы», охотничья тропа, она же жизненный календарь) — пять изб и пять дней. Все избушки — в дневном переходе друг от друга. Шестой день — управиться по хозяйству, разобраться с промышленным. С добытым. Это — соболя. «Белка уже ничего не стоит. Да и соболь». Изредка — кабарга, рысь, горностай. Для себя, не на продажу — сохатый, марал. Возвращается в начало, воскресенье молится. И пошел снова по кругу.

Так все устроено и никогда не поменяется. Водить спецгруппы военных в 100-километровые рейды вдоль своей реки от Усть-Ужепа, куда их забрасывают вертолетами, староверы тоже приладились за пять дней — это финал 30-дневного курса, который для солдат бригады и армейской авиации начинается на базе «Ергаки» (Красноярский край). Позже другие подразделения начали проходить и дальше.

Мы идем на лодке, и в эти дни по всей реке — никого, только краснокнижные дрофы, аисты, орланы да инверсионный след истребителя, идущего кромкой российского воздушного пространства.

На границе с Монголией, образуя Кызыл-Хем, сливаются три реки Шишхид-Гол, Бусийн-Гол и Белин, еще выше — белки (снеговые горы). Ледники там не тают до конца никогда, даже в самое жаркое лето (в Кызыле, когда его проезжал, градусник в машине показывал 43 градуса, уличное табло — 58). Через Бурятию и Монголию экспедиционные и туристические группы сюда выходят на конях, а из Тувы добраться без помощи староверов нереально.

Немного южней — озеро Тере-Холь и на острове древний замок Пор-Бажын — то ли буддийский монастырь, сооруженный киданями в XI–XII веках, то ли уйгурская крепость VIII века. Точного знания нет, а легенд — на выбор. Многие из них повествуют, что как раз тогда, 12 веков назад, здесь жили высокие люди с преобладанием европейских генов. Это вполне могли бы быть уйгуры. А еще больше легенд о том, что тут — северные ворота в Шамбалу. Вход (о выходе не известно). Путин, посетив Пор-Бажын в 2007-м, ничего подобного не обнаружил. Ну или нам не рассказали. Собственно, за этим, в поисках Беловодья (Шамбалы), русские люди, не одни старообрядцы, и шли в Азию все глубже — такая версия удобна, чтоб не заостряться на том, от кого и чего они бежали.

О планах Шойгу отгрохать здесь «русский Шаолинь», где молодежи давали бы уроки верховой езды, восточных единоборств и философии, давно никаких новостей. Так что высокий человек европеоидного типа Вакум, держащий здесь путик, — смотритель начала самой суровой и сильной реки Сибири. А то и ворот в Беловодье. Потом будет Миней.

Мир неподвижен и четок как на картине, скалы отвесной стеной на два км и выше, столовые горы, как на Марсе, и абсолютное безмолвие, но не тишина — река шумит, водопады, родники; все, как миллионы лет назад.

Родня

В репортаже «Звезды» ни одного старовера нам так и не показали. Говоря про них, показывали исключительно тувинцев — егерей, охотоведов, чиновников. Вот и я не буду расшифровывать Вакума и Минея — они не хотели распространяться на эту тему, поэтому и названы тут не своими именами (все остальные имена подлинные).

Они тем себя сохранили, что здесь спрятались, их закрытость — жизненная для них необходимость, иначе себя потеряют, они не хотят нашего внимания, лайков, изучения, туристов, инвестиций. Считайте это первым навыком выживания.

«А что, Вакум, правда, что староверы ваши сотрудничают с Минобороны? Даете своих людей в инструкторы? Водите горных стрелков и разведчиков по горам, курсы выживания преподаете?» — «Ну». — «А учат по-настоящему, чтоб и зимой в тайге выжить? В сугробах спать и кору жрать?» — «Ну как ты зимой без ничего выживешь? Если ты такой глупый, что ушел воевать в тайгу пустой, так тебе и выживать, наверное, ни к чему». — «Так люди-то военные, приказ».

Помолчав, поглядев по сторонам, покряхтев (как бы от этого допроса избавиться?), Вакум отвечает: «Выживут».

Кстати, со временем была принята именно эта точка зрения — что не надо кору жрать и в сугробе спать. Горячая пища, палатка с комфортом — в репортаже «Звезды» видно, что и в помине нет никакого минимализма: Минобороны открыло специальные центры, где бойцов готовят не к «выживанию, а к нормальной жизни» в сложных условиях. Экстремальны только скорости. Шойгу: «Большинство тех, кто живет в тайге, в степи, в горах, они же не выживают, они живут нормальной, полноценной жизнью».

Ни Вакум, ни Миней прямо так и не сказали о своем участии в программе. Если что и говорили на близкие темы, то исключительно окольно, о ком-то — не о себе, но косвенные свидетельства их, конечно, выдавали. Все часовенные на Енисее до сих пор в такой же манере говорят, например, и о своей родне — а они почти все на более 4 тысячах енисейских верст (не считая притоков) в той или иной степени родства. Особенно о том, кто где сейчас живет. Путаются в именах. Кто где родился… Хотя знают род до 8–10-го колена. Это второе необходимое условие выживания — недопущение кровосмешения. А уловки с памятью перед посторонними — тоже один из навыков выживания.

Часовенные живут долго и еще в уме и памяти свидетели того, как ровно 70 лет назад, весной 1951 года, сотрудники красноярского УМГБ, усиленные войсковым отрядом, разгромили два мужских монастыря и четыре женских, разбросанных в радиусе 50 км (а от ближайших деревень — 400–500) на севере Красноярского края, на левом берегу Енисея, по рекам Дубчес, Дунчес, Теульчес. По рассказам, каратели, развлекаясь, нагишом запрягали черноризцев в сани, ездили на них наперегонки, стегая ветвями. Уходя с плененными на плотах по Дубчесу, все строения (иконы, книги) подожгли.

В 1991 году красноярский журналист и писатель Михаил Перевозчиков показывал мне подробные и содержательные письма В. Н. Макарова, солдата, участвовавшего в той операции. Он вскоре стал инвалидом, как и его земляк, с кем они вместе служили и с кем он поддерживал связь. У того, радиста, отнялись ноги.

По делу Дубчесских скитов 25 лет получил один из корневых их обитателей — Александр Голдобин (после смерти Сталина всех 33 часовенных быстро освободили). Родня Вакума и Минея. По поручению главного старца игумена о. Симеона он устраивал диспуты среди ведущих книжников и настоятелей округи.

На допросах в красноярском УМГБ Голдобин долго скрывает сведения о родне, а когда из него все же выбивают показания, дает неверные адреса. Органы роют землю. Взятые в Томской области дочь и шурин тоже утверждают, что с родными связи давно не поддерживают. Говорят только то, что следствию и без них известно.

А родня обширна: Леневы, Пикулевы, Лошкаревы, Сараевы и др.

Ученица академика Покровского, ведущий специалист по сибирскому старообрядчеству, главный научный сотрудник Института истории СО РАН Наталья Зольникова — после ознакомления с архивами ФСБ о деле Дубчесских скитов: «Удивительно, когда эти свидетели иногда все же пытались на свой страх и риск о чем-то умалчивать. <…> Несмотря на постоянные заявления о прекращении связей уральских и западносибирских родственников с обвиняемыми, есть немало доказательств, что эти связи поддерживались».

Отца Александра Голдобина Григория взяли еще в 1940 году. Расстреляли в Колпашевском яру. Контрреволюционная деятельность. Брату Александра Голдобина Корнилию дали 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. Он, раненный на Первой мировой в правую руку, к физическому труду был не годен, учительствовал в школе, и в тюрьме в Мариинске работать не смог. Урезали пайку, скончался от голода.

Избежавший тогда узилища Александр Григорьевич, овдовев, в 41-м ушел в мужской скит послушником. В женский ушла его дочь Ирина (при аресте в 51-м она сумела скрыться).

Отточенность

В продолжение о навыках — не выживания, а жизни — в экстремальных условиях. «Друзь крутит волчок»: что вы видите на этом снимке? Обнаружено мной у одной из изб в тайге Вакума. Я не угадал. Это таежная плитка под сковороду — сюда насыпают угли из костра, нарезка позволяет циркулировать воздуху и раздувать угли.

Или — военные же учатся делать схроны — вот вам лабаз. От хозяина (медведя) все прячут повыше. Чтобы медведь не забрался, опоры-бревна обивают жестью. Тут еще колючей проволокой прошли. Но главный вопрос, который меня мучает: как медведь чует сгущенку — сквозь железо, сквозь множество вещей и посторонних запахов, в которых она спрятана, как он ее чует, собака, если он даже не имеет о ней никакого представления и ни разу ее не пробовал? Откуда он знает, что ему искать? А он разворотит все, чтоб ее найти.

Он следил за нами все дни. К приезду сломал пополам дверь в избушке, проломил покрытия из коры в летнике, разбросал и испакостил все, что нашел, понадкусывал-исцарапал. Картошку не тронул — не голодный. Он искал сгущенку.

К вопросу о чутье: староверы поставили на мишку петлю из троса, предварительно отварив ее в котле с травой, ветками елки и кедра — отбить запах железа. Рыбьи кишки поставили, требуху. Не. Не дурак. Так все время и ходил вокруг, подсматривал, откуда достанем заветную банку.

Старообрядцы научат, как быть с клещами, если они присосались в недоступном глазу месте — ну как вы определите, клещ ли там? Если вы один? Сами они на них не реагируют абсолютно, еще и потешаются над городскими. Научат строить укрытие и маскироваться без топора, разжигать костер без спичек, разжигать на гольцах при диком ветре. Но вряд ли у кого еще получится так, как у них, находить для стоянок самые красивые места, где и душа отдыхает, и комаров и мошки нет. И змей не бывает. И так умирать — моментально, не болея, не мучаясь. Вакум: «Всех болезней у мужиков — спина. Да кости если переломаешь».

«Звезда» подчеркивает, что со спецгруппами работают лучшие гражданские специалисты. Виртуозы экстремального вождения, технические асы. Ну и понятно обращение к староверам: то, что Минобороны называет учениями, — это их повседневность. Марш-броски по пересеченной местности, сложному рельефу с тяжелым грузом с выходом в условный район. Военные тащат полный комплект вооружения, староверы — в основном горючку, ну и свои промысловые орудия и прибамбасы. Постоянные разборки с техникой и непроходимой местностью.

Наиглавнейшее условие жизни здесь замечаешь почти сразу в движениях верховских — их слаженности и отточенности, ни одного лишнего. И это в диком противоречии с тем, как они говорят о чем-то своем, близком — вокруг да около, посмеиваясь. Потом понимаешь: не хотят тебя обидеть резким отказом обсуждать это. Откровенно — только о лодочных моторах и снегоходах.

Жизнь, продуманная не до метра и минут — до миллиметров и долей секунд. Как и в размерах окон и дверей в таежных избушках (чтоб медведю не пролезть), в длине их самодельных лодок (вписаться в порогах), в высоте бортов лодок, в прямом профиле их дна, в двух моторах на корме, причем не спаренных. Один пускают по струе, держат его в ней. Правят другим. Если две тридцатки — придется обеими управлять. Поэтому у Вакума двадцатка и сороковка. Видел также тридцатку и сороковку. Защиту винта не ставят — снижает маневренность.

Моторы — раньше тридцатые «Вихри», теперь бэушные японские. У Вакума — «Ямахи»: «Их коли утопил, так достал, прочихал и дальше пошел. А что два, так домой-то я всяко на одном хоть дойду». Ну а заглохнуть в порогах на бешеном течении, понятно, ничего хорошего, и второй движок — спасение.

Зимой раньше ехали по руслу на лошадях с санями, провалишься, унесет под лед моментом — быстрая смерть, легкая. Теперь «гребут» на снегоходах. Путь по заберегам — напор реки не дает ей замерзнуть. «Лед на таком течении непрочный, его перемалывает, торосит. Метр у берега застынет. И едешь по нему. Полыньи тут и там. Сейчас проехал, а через пять минут дороги может и не быть… Льдина на глазах обламыватся, прошла какая-то минута — и в дно упиратся, встает вертикально. Стекло метров десять вверх. И Енисей весь пошел на лед. А мы только подъехали. Енисей весь залит. Но ехать-то надо. Берегом, берегом…»

Берег — отвесные скалы да труднопроходимая чаща, обрывающаяся в валуны и воду.

Как пройти берегом — этому и учат военных.

Каждая поездка в тайгу — навстречу смерти. Ветер или уровень вод недоучёл, чуть левее взял — все. Обычное дело. По дороге на работу. Дорог тут нет и придорожных крестов соответственно, река тут дорога, и кресты стоят прямо у нее, в валунах. Это все местные, погибших туристов увозят — сюда могут забраться только богатые, они трупы вывозят.

Поскольку главные вопросы бытия для часовенных решены, весь свой пытливый ум они обращают на технику. Нигде более не встречал таких причудливых устройств и механизмов, усовершенствований из подручных материалов всего, что едет и плывет. Доки.

У порожистых истоков Енисея с формами лодок все строго, а вот дальше по течению каких только кораблей у старообрядцев не увидишь. И длинные деревянные шитые лодки с моторами, часто допотопными, тракторными, с теплыми рубками. И целые пароходы из железа, угловатые самоходки.

Родственник Вакума Виктор Голдобин живет в деревне (шлюзе) Налимное — это на среднем Енисее, уже север. Обь-Енисейский канал, в ХIХ веке проложенный топором и лопатой (Копь). Столбы шлюза еще живы, подпорные стены из листвяги. Такой был промежуточный пункт на пути из Нарымского края, от расстрельного Колпашевского яра к Дубчесу, кто-то остался там, в шлюзах.

Виктор — тоже рыжебородый и крепкий, с небесными глазами. Он с братьями и сестрами (тут 9 дворов) руками, тачками перегородили реку дамбой, соорудили ГЭС, она давала электричество 4 года, пока не перешли на электро- и дизельные генераторы.

У Вакума самая большая из сделанных им лодок — 10-метровая, а Виктор сварил 24-метровый катер. Долго вынашивал мечту, и весь проект — с чертежей, приобретения сварочного аппарата, оборудования в Налимном, верфи, аппарели и до спуска на воду — собственными силами. Удачная лодка, говорит, была. Но она убила дочь Виктора — он перевозил по Енисею экскаватор «Камацу», с ним увязались дочь и сын. Поднялся шторм, и катер затонул, дочь убило вынырнувшей доской, оторванной от палубной надстройки.

Я не знаю, можно ли в принципе этому научиться — ожиданию точного часа, когда идти вперед, а когда стоять. Знанию величины груза, какой дозволен, и как его разместить. Пониманию, что вот сейчас. Не раньше, но и не позже, не больше и не меньше. Сколько можно брать на себя. Не знаю, но догадываюсь, что это искусство точно никому не помешает.

И еще один навык — без него отточенность движений и уход от минимализма не помогут. Прадед Федора Некрасова (тоже родня Вакума — но живет на среднем Енисее) видел днем звезды, его уже нет. В 15 лет Федор, взятый на охоту отцом, оторвался от него — погнался за сохатым. Зима, на лыжах. Лося не догнал. Обратно шел три дня и две ночи, ягоды сушеные с собой были — съел. Взялся за кору (говорит «корки»), пихтовые кончики. В первую ночь разгреб лыжей в снегу яму глубиной полтора метра, спички достал. А там всего одна. Бересты настрогал тонко, чтобы сразу вспыхнуло. Следующую ночь помнит уже плохо, кое-как дошел, голод почти доконал. Увидел отцовский «Буран» на болоте, рядом, в углях, кастрюля с едой. Съел не все, оставил. Только потом в воздух выстрелил — дал знать, что он здесь. Отец искал. Вернулся, вломил. Федор до сих пор уверен, и его гложет обида: отец не поверил, что за сохатым гнался. И досталось ему именно за вранье.

Часовенные вот так до сих пор и бегают за лосями. Сутками. Поесть не остановишься, преследуют: если сохатый ранен, на бегу черпают пригоршни снега с кровью, закидывают в себя.

Второй эпизод сначала услышал не от самого Федора. Дескать, в лютый мороз снова погнался за лосем. С братом — тот отрубался, засыпал, Федор тряс, будил его всю дорогу. Потом присели, и сам прикемарил. Очнулся — никого нет. Брательник добрел до зимовья и уснул. Сам бы Федор до зимовья давно уже добрался.

Потом Федора спросил прилюдно, какой же мороз тогда стоял.

— Тогда –43, а в первый-то раз, когда за сохатым бегал, всего лишь –25 было. Идешь, кусты грызешь, — Федор говорит распевно, словно лирика это, а не триллер. — С братом идем, мороз крепчает, все, что с собой было, давно съели. Ночь наступает. Повернули обратно. Костер разожгли, а кого? С этой стороны жжет, с той морозит. Раздвинули его на две части, лапника наложили на угли. Нодью еще не умел я делать. Часа три поспали, как прогорело. Слой инея на нас. Встали, пошли, аж шатает, какие голодные. Идешь — засыпаешь, друг другу: «Не спи, не спи!» Он мне — я ему. Так дошли.

О том, что брат забыл о нем, умолчал. В этом весь человек. И в оставленной отцу в кастрюле еде.

Альтернатива

Верховские меж тем подсматривают у военных их технические новшества.

Несколько лет назад по обращению Ларисы Шойгу, сестры министра, Красноярский регцентр МЧС передал Верховью армейский командно-штабной комплекс — радиостанцию на шасси вездехода и шесть портативных устройств. Это постоянная связь на 300 км — не только в утренние снегопады.

Про снегопады — это из рассказа Вакума про его советскую еще радиостанцию «Ангару»: «Слышно деревни вплоть до Игарки (а это тысячи верст. — А. Т.), и саму ее слышно, фактории по Сыму и другим притокам. С утра особенно хорошо, когда еще снежок. Вечером треск». Часовенные расселились вкраплениями по всему Енисею и многим притокам — так и поддерживают связь: сигнал идет по руслу и речным террасам, «полкам» и «прилавкам», как называют распаханные, отнятые у тайги и скал клочки земель.

В Сизиме с началом его сотрудничества с Минобороны поставили сотовую вышку и карточный таксофон. И телевидение пришло, вдруг кто захочет. Никакого уже, в общем, средневековья. Хотя, конечно, автаркия Верховья — по-прежнему передовой опыт самоизоляции, импортозамещения и мобилизационной экономики. И ничего от власти верховские не ждут: ни защиты, ни медицины, ни пособий. Вероятно, именно тут, в центре Азии, наше начальство могло бы воскликнуть что-то об идеальном народе — работают, размножаются, не болеют, политикой интересуются в меру. И дать команду клонировать верховских, заменить ими остальное население.

Не зря же Путин летает сюда черпать силы. Искомый «глубинный» народ? Как сказать. Скорее, альтернативный. Телевизор они не смотрят, идолов у них так и нет, за царя не молятся по-прежнему и помазанником Божьим его не признают. Все равны перед Богом. Отсюда принципиальная невозможность существования здесь «маленьких людей», которые ничего не решают и с кого спроса нет ни за что. В их общинах — демократия. А деловые обычаи — серая экономика, и все — на личных отношениях и поручительствах, на понятиях. Общинное отдается в рост наиболее умелым. Иначе, наверное, тут и не получится.

Далее без оценок, просто зафиксирую опыт прикосновения к живой истории: она не дышит — пламенеет. Яков Голдобин, книжник и философ, родившийся в Верховье, сейчас живущий на севере, уже несколько лет как работает топливозаправщиком у лесорубов-вахтовиков, добравшихся до его деревни и косящих на среднем Енисее. Раньше часовенные старались заготавливать лес лишь два дня в году.

Это он мне перед последним голосованием за Путина, насмотревшись у вахтовиков по телику на новые отечественные стратегические ракеты, сказал: «У каждой страны свое назначение. Россия — это меч».

Его родственники помладше учат выживанию российскую армию. Если иметь в виду все слова о преемственности, это та самая армия, бойцы которой окружали и сжигали монастыри на Дубчесе, брали в плен Александра Голдобина, двоюродного деда Якова и Виктора.

Деды и отцы их если и позволяли сотрудничество с государством, то не более чем в статусе сторожей и кочегаров — на большее соглашательство идти не могли.

Что же до армии, то общение со старообрядчеством вообще никому не помешает — хотя бы для понимания сути этой земли, ее пространств и времен, ее смыслов. Сказал бы, что эти изолированные беспоповцы сохраняют лучшие качества русского этноса, но это не точно. Там не только Бог. И сатана там. Где ему еще быть — не в городах же, где все планы им перевыполнены. Здесь, в невидимой стране с альтернативными русскими, — раннехристианские идеалы и все еще битва за души, передний край, орудия лупят. Здесь, наедине с этими людьми, оголяется истинное каждодневное противостояние, здесь видна линия фронта, война, что всегда внутри нас, а не вовне. Помогает ли военным общение с верховскими инструкторами это понять? Не знаю.

Шойгу сказал, что такая экспедиционная учебная практика будет продолжена в 2022-м в Кемеровской области и на Алтае. Все верно, Горная Шория, Алтай и Тува — как Марс и Венера. И старообрядцы в этих местностях отличаются. Хотя и не столь существенно.