Около восьми часов вечера загудела сирена воздушной тревоги. Мы переглянулись с моей женой Катей, и я помог ей вывести детей в подъезд и спуститься этажом ниже — так рекомендует делать Служба тыла во время обстрелов. Сам вернулся домой и занял позицию у окна. Чтобы не рисковать, прилег за парапетом.

Я снимал на видео перехват палестинских ракет израильской системой ПРО «Железный купол». Есть в этом нечто завораживающее. Летит в ночном небе огонек, а навстречу ему — оставляющая неровный огненный след искорка. Они сталкиваются, и несколько секунд спустя слышен грохот. В такой ситуации опасность могут представлять разлетающиеся во все стороны осколки, потому и рекомендуется находиться в этот момент в убежище.

На этот раз что-то пошло не так. После хлопка в небе послышался свист, затем — громкий взрыв вблизи и звук лопающегося стекла. Из-за здания напротив поднялось фиолетовое облако. Осколок ракеты упал в 150 метрах от моего дома. Из подъезда раздался сдавленный вскрик. «Все хорошо», — в свою очередь крикнул я.

На улице все еще гудела сирена. Трое израильтян, прижимаясь к дому, уходили подальше от места падения ракеты. Из-за угла разгоралось зарево. Такого зрелища мне еще не приходилось наблюдать. На перекрестке стоял зеленый пассажирский автобус кооператива «Эгед». Он был полностью охвачен пламенем. Рядом с ним полыхали несколько легковых автомобилей. Ракета поломала высокую пальму, огонь перекинулся и на нее. На обочине тут и там горели маленькие костры. Забор, отделяющий дорожные полосы друг от друга, разнесло в разные стороны.

— Внутри, посмотрите, там никого нет? — закричал подбежавший мужчина, показывая на автобус. — Возможно, кому-то нужна помощь. Посмотрите вокруг…

Появились еще люди, подъехала скорая, вдали показался пожарный автомобиль.

— Здесь есть раненая, сюда, сюда, — показали в сторону скамеек. Там на боку лежала женщина. Парамедики поспешили к ней, опустили носилки, и тут раздался новый сигнал воздушной тревоги…

Позже стало известно, что при разрыве этой ракеты никто не погиб, но три человека были ранены, включая пятилетнюю девочку. Водители нескольких автобусов на перекрестке действовали как учит Служба тыла: услышав сирену, остановились и открыли двери, чтобы пассажиры спрятались в ближайшем подъезде. Кому-то это спасло жизнь.

Через считаные минуты пожарные начали тушить огонь, а полиция оцепила район по периметру, нервно переругиваясь с зеваками и требуя от них подать назад. На месте засуетились сотрудники Службы тыла. Седой мужчина вывел из подъезда медленно хромающую грузную женщину, держа ее под логоть.

— Ничего себе приключение, — с жаром рассказывал один молодой парень другому, стоя за полицейской лентой. — Кто бы мог подумать, что у нас в Холоне такое может случиться. Ты снимаешь?

Лопнувшие витрины магазинов никого не заинтересовали. Людей подходило все больше.

Дома меня радостно встретили. Все говорили наперебой, делясь впечатлениями. Гостящая у нас подруга-москвичка режиссер и преподаватель Юлия Меламед со смехом рассказывала, как у нее сел телефон и она ничего не успела снять, хотя волей случая оказалась на месте событий одной из первых — мы чудом разминулись у автобуса. И только девятилетний сын, Даник, был молчалив — подошел и обнял меня. Он услышал, что была ранена маленькая девочка, и это потрясло его.

Затем позвонила его сверстница-подруга, чьи окна выходят на улицу Соколов, где разорвалась ракета. Она не переставая плакала и рассказывала, что у них в квартире взрывом разбило все окна. Пришлось успокаивать обоих.

Работы на месте взрыва продолжились и ночью. За пару часов остовы сгоревших автомобилей и автобуса эвакуировали, забор починили, улицу вылизали. Утром о ночном пожаре напоминало только обугленное пятно на асфальте и помятые фасады соседних жилых домов: у всех повылетали стекла, у многих — пластмассовые дощечки жалюзи. На месте ходили государственные оценщики — всем пострадавшим позже будет компенсирован нанесенный материальный ущерб.

Разумеется, стреляют не все время. Мини-эскалации с Газой, одно-двухдневные интенсивные войны с ХАМАС происходят примерно раз в год-полтора. Военные операции наподобие нынешней, названной «Страж стен», случаются реже, раз в несколько лет. Они длятся недели. Предыдущая подобная операция проходила семь лет назад — летом 2014 года — «Несокрушимая скала».

В Тель-Авиве сирены впервые услышали в 2012 году. Два года спустя они уже звучали регулярно. Старожилы реагируют на них совершенно спокойно. Ракета, выпущенная из Газы, летит до центра страны примерно полторы минуты. Этого времени предостаточно, чтобы спуститься в бомбоубежище, либо — если его нет поблизости — просто зайти в подъезд любого дома.

Острее всего на эскалацию реагируют новые репатрианты, которые, как правило, не знают, как нужно себя вести. Одна наша знакомая, которая репатриировалась всего пару лет назад, эмоциональная девушка, восприняла все очень нервно: спала с сыном на полу возле двери в подъезд, наотрез отказывалась выходить на улицу — на работу, в магазин или чтобы добраться до сестры, у которой в квартире защищенная комната. Притом что стреляли по ее городу даже не каждый день.

Более опытные израильтяне не паникуют, а просто выжидают конца обстрела. Затем жизнь продолжается как прежде. Все кафе и магазины открыты, все работает как обычно. Единственное, что отличает нынешнюю эскалацию от предыдущих, — это то, что ХАМАС несколько раз заранее предупреждал об обстреле. От греха подальше многие магазины закрывались пораньше.

— Когда я в первый раз услышала сигнал воздушной тревоги, я даже не сразу поняла, что происходит, что это за звук такой. А когда поняла, меня парализовало от страха, я не знала, куда бежать. Я тогда была в стране всего год с небольшим, — рассказывает Екатерина, репатриантка с десятилетним стажем. — Сейчас я спокойно на все это реагирую. Я знаю, что нужно просто дойти или добежать до ближайшего подъезда и встать в таком месте, где нет окон. Но когда я не знала, мне было очень страшно.

В моменты обострения конфликта Служба тыла постоянно напоминает о правилах поведения. Их транслируют по телевидению и в интернете. Каждый израильтянин знает их наизусть.

Когда стало ясно, что начинается эскалация, в школах и детских садах отменили занятия. Некоторые уроки у моего сына проходили дистанционно. Учительница рассказала третьеклассникам, как себя правильно вести, если звучит сигнал тревоги. Специально для малышей выпущен мультфильм, в котором объясняется, почему важно прятаться во время сирены.

Наша гостья если и нервничала, то не подавала вида. В самую тяжелую и неприятную ночь ХАМАС поднял нас семь раз — в период с трех до пяти утра. В какой-то момент она отказалась выходить в подъезд и осталась в кровати.

— Я москвичка, домашний ребенок, и для меня вся эта ситуация — полнейший сюр, — рассказывает Юлия Меламед. — Мы живем в XXI веке! Сейчас войны гибридные. Ты не ожидаешь, что в любой момент можешь быть отброшен назад в XX век и тебя будут бомбить.

— С другой стороны, я обратила внимание на психологический аспект, который позволяет справляться со стрессом: во время войны испытываешь возбуждение, настроение всегда приподнятое, наступает адреналиновый кайф. Я вижу это по людям вокруг.

— Чем отличается для вас нынешняя эскалация от предыдущих? — спрашиваю я жительницу Ашкелона Евгению Шмерлинг. Она живет там с начала 1990-х.

— Всякое бывало, но то, что сейчас, не идет ни в какое сравнение по интенсивности обстрелов, отмечает Евгения. — Самое тяжелое — это то, что приходится работать. Дома не страшно, у нас есть защищенная комната, а вот находиться на улице, когда стреляют через каждые пять минут, то еще удовольствие. Не всегда есть убежище по пути. И вот приезжаешь ты в офис — и каждые пять минут приходится спускаться в бомбоубежище. Как тут сосредоточиться?