Вот и моя очередь

Мне исполнилось 18 лет, и пришло время получать группу инвалидности. В связи с пандемией коронавируса можно было получить группу заочно до 1 марта 2021 года. Мы долгое время собирали документы, выписки и заключения от врачей. В выписках за последний год написано слово «сопровождение». Однако члены МСЭ почему-то не стали прислушиваться к рекомендациям врачей и дали мне вторую бессрочную группу без сопровождения. Это означает, что теперь я езжу самостоятельно на санаторно-курортное лечение, ложусь в больницу и так далее. Но это пока невозможно. Все обоснования для этого были указаны в справках.

Мы в спешке подали на обжалование (на его подачу отводится всего месяц). Я просила дать мне первую группу инвалидности, потому что, согласно закону 181-Ф3 «О социальной защите инвалидов в РФ», только она идет с сопровождением.

И вот 29 марта я оказалась на очном переосвидетельствовании.

С самого порога стало ясно, что ждать хорошего не придется. Мы приехали на полчаса раньше. Все ожидающие люди сидели в предбаннике — по словам руководителей, гостевая комната не была предусмотрена.

Некоторые просили таблетки. Но людям их не приносили: «не предусмотрено».

Пришло мое время, и из дверей лифта вышел мой экспертный состав МСЭ номер 11. Естественно, я пришла на эту экспертизу с мамой. Проверка началась еще до входа в кабинет. В здании не работал гардероб, поэтому все вещи пришлось нести с собой. Мама шла с кипой документов и несла в другой руке мои сапоги (я переобулась в кроссовки). Мне пришлось нести две куртки. Видя, что я довольно неплохо справляюсь с этой задачей, члены МСЭ переглянулись и кивнули друг другу. Далее мы вошли в кабинет.

Стресс — оружие эксперта

Как только мы вошли, мама сказала, что целью нашего визита является сопровождение. Мне велели сесть на кушетку, а маму отсадили от меня на стул. Ей запретили говорить. Четверо членов МСЭ скептически разглядывали меня. Мои руки и ноги начало трясти. Они начали задавать мне вопросы:

— Как ты учишься?

— Я отличница.

— Чем ты занимаешься в свободное время?

— Сейчас я заканчиваю 11-й класс, подготовка к экзаменам занимает все мое время. Пробую осваивать верховую езду.

— Кто тебя возит на твои тренировки? Или ты сама ездишь?

— Возит на тренировки мама. В транспорте меня шатает, много раз падала без поддержки. Я могу ходить, но…

— Все. Достаточно. Ты принимаешь какие-то препараты? Если да, сколько раз в день?

— Да, я принимаю разные лекарства. Все зависит от состояния. Обычно три раза в день. Когда у меня случались серьезные приступы, то и больше. Приступы бывают тоже разные. В последние три года меня не клали в больницу, я просто лежала дома.

— Можешь описать свои приступы?

— Плывут разноцветные круги перед глазами, ноги подкашиваются, руки слабеют…

— Достаточно. А мама у тебя работает?

— Да. Мамина работа — это я.

Я ухмыльнулась, так как мне надоел этот допрос и вечное затыкание рта. Мне «мило» улыбнулись в ответ и что-то записали. Попросили раздеться. Я поняла, что руки меня перестали слушаться. Члены МСЭ все время ожидали от меня какого-то вранья. Я разделась сама, без помощи. Видя, что у меня трясутся руки, мне задали еще один вопрос:

— Ты можешь намазать себе бутерброд с маслом?

— Вы не видите, что не могу?

— Не видим. Так можешь или нет?

— Ну в прошлый раз я чуть не отрезала себе палец за этим занятием. Кровь хлестала. Показать порез?

Они отказались, опять что-то записали и осмотрели меня. Последний пункт программы добил. Это было связано с ТСР (технические средства реабилитации). В эту программу у меня была вписана коляска с электроприводом. Она мне была нужна в случае внезапного приступа, чтобы я могла сесть и доехать куда-нибудь, для походов на дальние расстояния и так далее.

— Зачем ей коляска при таких руках? Она просто не сможет ей управлять, ведь она разгоняется до девяноста километров в час! Она же кого-нибудь задавит!

— По стенке буду ездить, в институте, к примеру.

— Это как?

— Обыкновенно!

На этом наш разговор был окончен. В голову мне плотно засела информация о такой фантастической коляске, которая разгоняется до 90 км/ч. Ирония заключается в том, что такой коляски нет. Оказалось, что самая быстрая коляска разгоняется всего лишь до 10 км/ч. Да я просто не могла сообразить сразу из-за стресса, что 90 км/ч — слишком большая скорость. А ведь эта коляска тоже стоит немалых денег (ее цена может достигать 800 тысяч). Им не хочется тратить средства, а прикрыли все это тем, что я не смогу ей управлять. Здорово! Пройдя процедуру переосвидетельствования, я четко поняла, что главное оружие МСЭ — это умение вводить в стресс.

Сопровождения мы так и не добились. Более того, мне вычеркнули из числа ТСР дорогостоящие и качественные аппараты для ног, а вместо них вписали самые дешевые, которые мне всегда стирали стопы. Теперь я четко понимаю, что члены МСЭ не пытаются улучшить тебе жизнь, они пытаются сэкономить государственный бюджет. Например, теперь, если мне дадут путевку на море, я буду вынуждена ехать одна. А ведь самолет и аэропорт — это огромное испытание. Вторая путевка на санаторно-курортное лечение стоит тоже немалых денег. Поэтому это им невыгодно. Но эта самостоятельная, несопровождаемая жизнь чревата для меня множеством травм. Не говоря уже о том, что мне совсем не хочется падать без сопровождения, а потом лечить последствия.

Однако ведь и экономия тут сомнительная. Она достигается за счет резкого ухудшения качества жизни большой группы населения. А это не может не лечь на бюджет другими расходами. Но так далеко никто считать не умеет. Поэтому больные в стране по-прежнему, как еще при Гоголе, выздоравливают, как мухи.