Министерство труда называет пособия на детей от трех до семи лет «самой крупной программой по борьбе с бедностью». Выплаты начались в июне 2020 года. Почти 5 миллионов семей с дошкольниками, живущих за чертой бедности, каждый месяц получают сумму, равную половине прожиточного минимума в регионе. В среднем, это 5 тысяч рублей.

В начале марта президент Владимир Путин объявил, что пособие повысят. Самым нуждающимся дадут 75 или даже 100 процентов минимума. Минтруда уточнило, что будут и другие изменения:

Газета «Коммерсант» опубликовала составленный ведомством список разрешенной бедным собственности. Например, получателям пособия нельзя иметь земельный участок больше 25 соток и больше одного нежилого помещения. Это условие лишит государственной поддержки сельские семьи, которые держат большой огород и скотину. Бедным не позволено владеть двумя автомобилями (даже в районах, где нет общественного транспорта до школы и больницы) или копить на лечение и образование детей, имея больше 200 тысяч рублей сбережений.

Опубликованные в прессе имущественные критерии расплывчато сформулированы и пока не имеют юридической силы. Непонятно, как будут искать «лишнюю» собственность и сколько денег на это потратит бюджет. Многие родители возмутились тем, что государство обвиняет бедных в нечестности на фоне скандалов с дворцами и яхтами чиновников.

Саратовские семьи с детьми рассказали «Новой», на что тратят дошкольное пособие, как устроен семейный бюджет и насколько справедливы предложенные имущественные ограничения.

Рецепты выживания

«Не пугайтесь нашего жилья», — предупреждает Светлана Борисовна, стоя на обледеневшем крыльце барака. Дощатые стены почернели от времени — зданию больше 150 лет. Дом стоит в центре города, недалеко от модной пешеходной зоны, построенной перед выборами в Госдуму 2016 года за 100 миллионов рублей.

Через узкие сени протискиваюсь в кухню. Правый угол отгорожен клеенкой — здесь жильцы оборудовали туалет. «Горячей воды и душа у нас нет. По субботам вешаем на кухне занавеску, греем на плите ведро. Сначала ставлю таз на табуретку и мою голову, потом таз спускаю на пол, сама сажусь и отмываю остальное», — рассказывает Светлана Борисовна. Семилетнего внука Давида она купает в детской ванночке.

Ее дочь Юлия работает в книжном магазине, получает 14 тысяч рублей. У Светланы Борисовны пенсия минимальная — 9 тысяч рублей, потому что большую часть жизни она работала без трудовой книжки.

«Когда меня спрашивают, чем я занималась в 1990-е, говорю: торговала всем, кроме тяжелого вооружения и наркотиков, — смеется женщина. — Когда в нашем «почтовом ящике» начались сокращения, подруга позвала продавцом в ларек у вокзала. Жизнь была на износ: стояла за прилавком 24 часа, иногда и по двое суток. Вокзал затихает часам к 4.00, можно поспать, а с 6.00 утра, когда электрички пойдут, опять начинается карусель. В других ларьках бандюки продавщиц в подсобку затаскивали, а я умела уболтать. Образованная же — математическая школа, романо-германское отделение университета. Однажды полночи пересказывала этим быкам Пьюзо, как будто события произошли в соседнем районе.

Когда ларек разорился, продавала на уличном лотке дрожжи. Каждый день разгружала десятикилограммовые ящики. Укрывала товар брезентом, сама стояла под дождем и под снегом. Один пуховый платок — на грудь, второй — на спину, третий — между ног, сверху пуховик, кофе из термоса. Но в минус 20 одним кофе не согреешься, так что я своей печенке благодарна».

На стене в детской — двухметровая карта мира. На столе — глобус и стопки энциклопедий. Художественную литературу Давид сочиняет сам: на полке стоят три склеенные из тетрадных листков рукописные книги. В сентябре пойдет в первый класс. Мама (Юлия) подсчитала, что на сборы нужно не меньше 30 тысяч рублей.

Пособие на ребенка от трех до семи лет в Саратовской области составляет 4800 рублей. «Мы решили, что это пособие мы тратим не на еду или хозяйственные нужды, а именно на ребенка. Весенние ботинки стоят две тысячи рублей. Столько же — куртка. Самая дешевая книжка с картинками — не меньше 200 рублей, набор лего — 500 рублей, билет в кино — 300», — загибает пальцы Юля.

Юлия оформила пособие в июле прошлого года. «Раньше я ни за какими льготами не обращалась. Неприятно признаваться в бедности. Но тут приперло».

Весь карантин Юля сидела без зарплаты. Еще несколько месяцев получала полставки. Выживали на крупах и вермишели — в начале пандемии женщины закупили несколько пятикилограммовых мешков. Делать запасы продуктов в семье привыкли со времен прабабушки Прасковьи Яковлевны, пережившей раскулачивание и Великую Отечественную. Из каждого исторического кризиса семья выносила полезный рецепт. «В 1980-х, когда Юля была маленькой, на ребенка платили 30 рублей. Двадцать я отдавала за кредит на холодильник, а на остальные десять трудно было что-то купить, ведь все было по талонам. Тогда я научилась безотходному использованию фруктов. Из мякоти яблок можно делать пюре, а из кожуры и огрызков — варить компот», — рассказывает Светлана Борисовна.

В новейшее время, когда кризис 2008 года плавно перетек в кризис 2014-го и далее, семью выручали куриные шейки. Из них можно приготовить первое и второе блюда. «Нужно аккуратно снять шкуру и отложить. Все остальное варим. Вареные шейки с луком прокручиваем через мясорубку, добавляем манку, начиняем шкурки, зашиваем, как колбаски, и ставим в духовку».

«Завтра может не настать»

«Без машины нам никак. До школы почти четыре километра, по такой дороге детей страшно отпускать. Общественный транспорт к нам не заезжает», — объясняет Татьяна Логинова, ведя тяжелый японский пикап мимо зарослей сухого камыша и гаражей. В некоторых боксах двери вырваны с мясом. Охотники за металлом и наркоманы, ищущие закладки, бывают здесь часто, а вот участкового не видели ни разу.

Ледяная колея тянется вдоль гигантской «заброшки» — комбината химволокна. За бетонным забором видны серые многоэтажные корпуса без стекол. Фонари с демонтажной площадки — единственное освещение, которое есть в поселке по вечерам.

Официально поселок Химик на окраине Энгельса считается садовым товариществом. Около 100 семей живут здесь постоянно. В основном это небогатые семьи с детьми, купившие дома на материнский капитал. Раньше Логиновы жили в 12-метровой комнате общежития. «Старшие сыновья спали на двухъярусной кровати: один наверху, двое валетом — внизу. У младшего была кроватка. Мы с мужем на софе», — вспоминает Татьяна. В здании текла крыша, обитали тараканы и клопы. Администрация не признала общагу аварийной, даже когда обрушилась стена в одном из подъездов. Из-за сырости и постоянной дезинсекции дети начали болеть. У среднего сына Жени случился отек Квинке. У старшего Димы обструктивный бронхит перерос в астму. Пять лет назад родители решили перебраться на свежий воздух.

На покупку недостроенного дома ушли деньги от продажи комнаты, маткапитал и два кредита. Глава семьи Василий своими руками сложил внутренние перегородки, настелил межэтажные перекрытия, сделал лестницу. 56 тысяч рублей Логиновы отдали за бурение скважины. За 28 тысяч купили восемь «КамАЗов» земли, чтобы выровнять низину на участке, иначе огород превратился бы в болото.

Детская занимает почти весь второй этаж. К моменту переезда семейство пополнилось: у четырех братьев появилась сестренка Ульяна. «Рыжий, метнулся за чайником!» — командует Татьяна. Вовчик (младший из мальчишек) срывается с дивана и тут же возвращается, звеня чашками. «После приступов он всегда так носится. Видимо, выбрасывает нерастраченную энергию. Эпилепсия очень по-разному проявляется. Кого-то трясет, а наш — вытягивается и как будто засыпает. Последний раз был зафиксирован сон в течение 56 часов».

В три с половиной года у Вовы начались носовые кровотечения. «Одеваю его утром в сад, прошу: подними голову, пуговку застегну, а у него кровь фонтаном, всю рубашку и постель заливает. Год мы ходили по врачам в Энгельсе, потом нас направили в Саратов. В областной детской больнице предложили сделать компьютерную томографию за 2600. Это были наши последние деньги, но мы решили, что как-нибудь выкрутимся. Результаты можно было получить в тот же день. Подходим к кабинету — а врач уже навстречу бежит: у вас опухоль, срочно к нейрохирургу! Нейрохирург сказал: «Нужна госпитализация». — Я говорю: «Мы с собой ни халата, ни зубной щетки не взяли, давайте отложим до завтра».

Татьяна выдыхает и на секунду отворачивается. Саратовские врачи не взялись за операцию. Логиновым выделили квоту в центре микрохирургии имени Бурденко. Операция по квоте бесплатна. Но за МРТ в Саратове (5500 рублей), за билеты до Москвы и пересдачу анализов в федеральной клинике (12 800 рублей) нужно было заплатить. Татьяна собирала деньги в соцсетях.

Через три месяца после операции у мальчика начались приступы. «Детский эпилептолог есть только в Саратове и только за деньги, без его заключения нельзя оформить инвалидность», — поясняет Татьяна. Прием стоил 3 тысячи рублей.

Инвалидность дали на год, а потом отказались продлевать — мол, приступы у ребенка не слишком частые и сильные. «Через неделю нас привезли на скорой с сильнейшим припадком. Дежурной в больнице оказалась именно врач из МСЭ», — вспоминает Татьяна.

«Как я оцениваю качество медицинской помощи? Это жо-па», — раздельно и четко произносит она. «Детский психиатр — одна на две поликлиники.

Вове положены бесплатные лекарства. Татьяна говорит, что с депакином «проблемы были раза два, карбамазепин покупаем часто, упаковка стоит 300 рублей».

«Не надо было рожать»

Три раза в неделю Вову нужно возить в школу на индивидуальные занятия. Приступы случаются два раза в неделю. Это может произойти в любой момент и где угодно, поэтому мальчика нельзя надолго оставлять без присмотра. Татьяна не может устроиться на работу (раньше она работала нянечкой в детском саду, кондуктором, водителем такси). Глава семьи ремонтирует машины и таксует. В день зарабатывает около тысячи рублей.

Татьяна листает в телефоне страницы банковского приложения, считающего доходы и расходы. На продукты в месяц уходит 16–19 тысяч рублей. «Хотелось бы записать дочку на танцы, мальчишек — на борьбу. Но занятия только платные, плюс экипировка — перчатки, капа, бинты, борцовка — обойдется в 3–4 тысячи рублей», — подсчитывает Татьяна. Старший сын учится в медицинском колледже. На лекции нужно ходить в халате и шапочке, на практические занятия — в пижаме. В год на спецодежду и маски требуется 6–8 тысяч рублей.

Дыру в бюджете пробивают расходы на отопление. Зимой обогреватели потребляют в месяц электричества на 8–9 тысяч рублей. Дрова стоят 3 тысячи рублей за кубометр.

При покупке дома прежний хозяин уверял, что в ближайшее время в поселок проведут газ. «В газовой компании с нас запросили за проект и подключение полтора миллиона рублей. Купить дом ближе к центру города нам не по карману: там квадратный метр в три раза дороже. Переехать в деревню, где есть газ, но не осталось аптек и больниц, мы не можем», — объясняет Татьяна. Чиновники и слушать не хотят.

По закону многодетные имеют право на квартиру от государства. Татьяна выросла в большой семье, которая стояла в городской очереди на улучшение жилищных условий с 1980 годов. Сейчас ее номер — 226-й. В 2011 году Логинова, уже сама будучи многодетной мамой, встала в региональную очередь под номером 753. За 10 лет продвинулась до 157-го места.

Кто везет, на том и едут

«У бабушки было пятеро детей, у мамы — трое. Поэтому и я на меньшее не рассчитывала», — смеется многодетная мама Гульнара. В ее семье растут четыре сына и дочь. Старший заканчивает в Саратове колледж по специальности «Спасатель МЧС», летом уйдет в армию. Младший — в первом классе.

Семья Гульнары живет в маленьком селе в дальнем Заволжье. Здесь осталось меньше 100 жителей, «молодых можно по пальцам пересчитать». Женщина просит не указывать название деревни, потому что обиженное начальство может сделать жизнь здесь еще труднее.

Детского сада в селе нет. Школа только начальная. Три года назад единственная учительница уехала на заработки. Малышей пришлось возить на «газели» в соседнюю деревню (в которой живут почти 500 человек), туда ездят ученики средних классов. Между селами — 18 километров разбитой дороги. Поездка в один конец занимает почти час. «Зимой у нас в степи морозы минус 30 градусов. Весной в двух местах дорогу переливает. Ученики целый месяц пропускают уроки», — рассказывает Гульнара.

В ее селе нет остановочного павильона, в любую погоду дети ждут автобуса под открытым небом.

Обратно школьников привозят около пяти вечера.

Детского пособия Гульнара не получает, потому что доход на каждого члена ее семьи превышает прожиточный минимум. «У нас в селе есть разные люди. Кто-то пьет, а государство все равно им платит. А мы с мужем, выходит, слишком много работаем. Он — механизатор, я — соцработник. Да, у нас есть доходы, но ведь и расходы большие! В конце января у меня в кошельке осталось 190 рублей до следующей зарплаты. В феврале — 160 рублей».

Гульнара считает, что при назначении пособия не учитываются особенности деревенской жизни. Механизаторы получают крупные выплаты в конце года, когда хозяйство продаст урожай. Всю зиму они сидят без зарплаты. На холодный сезон приходятся самые большие счета за ЖКУ. За воду семья отдает не меньше 1000 рублей в месяц (причем это холодная и плохо очищенная вода из степной речки, которую подают на несколько часов в день), за электричество — около полутора тысяч, за газ — не меньше 2000.

Сельским жителям дорого обходится образование детей. За съемное жилье в городе для сына-студента родители платят по 8500 рублей в месяц. Дочка Гульнары дополнительно занимается английским в райцентре (это 70 километров от деревни). Билет на автобус в один конец стоит 250 рублей.

«Средние пацаны уже выше меня. За учебный год покупаем по второй паре школьных брюк. Чтобы доехать до базара и парикмахерской, надо заправиться на 1500 рублей».

Выручает подсобное хозяйство. Овощи у семьи со своего огорода, «сколько у нас соток, я не считала, участок не такой уж большой, ведь в четыре утра встаешь и до восьми надо все переделать, иначе на работу опоздаешь». Супруги держат коров, бройлеров, гусей, индюков. Но подворье тоже требует вложений. По 5–6 тысяч рублей весной и осенью уходит на ветеринарные услуги. На зиму закупают солому на 17 500 рублей, сено на 5 тысяч, зерно — на 70–80 тысяч. Летом нужно платить пастуху по 200 рублей за каждую корову.

В отличие от магазинных цен, закупочные почти не растут. Говядину у сельчан закупают по 270 рублей (два года назад давали 260 за килограмм). Молоко — по 16 рублей за литр (было 14).

Детская неожиданность

Отечественная система социальных выплат для семей с детьми запутаннее любой головоломки. Пособия делятся на федеральные и региональные. Одни виды выплат зависят от возраста ребенка, другие — от очередности рождения, третьи — от общего количества детей в семье, четвертые — от всего сразу да еще от доходов родителей. Пороговый доход измеряется в разных величинах: в одних случаях нужно получать не более одного прожиточного минимума (он тоже бывает федеральный, региональный, а еще специально установленный для расчета льгот), в других — не более полутора минимумов, в третьих — не более двух, в четвертых — не более среднедушевого дохода (федерального или регионального). Единого справочного ресурса, где можно узнать обо всех видах пособий и льгот для семей с детьми, не существует.

В пандемию государственные выплаты стали для многих средством выживания. В мае президент Путин пообещал выдать на каждого ребенка от трех до 16 лет по 10 тысяч рублей единовременно. На следующее утро сайт «Госуслуг» рухнул от наплыва посетителей: регистрировалось по 40 тысяч обращений в минуту. Министр труда Антон Котяков признался в интервью Первому каналу: «Наверное, мы с коллегами не ожидали такой востребованности этой меры».

Видимо, востребованность дошкольного пособия оказалась для государственных мужей таким же сюрпризом. В начале выплат (пособие начали выдавать с июня) правительство рассчитывало на 3 миллиона получателей. Но уже в ноябре потребовалось выделить дополнительные бюджетные средства, поскольку бедных семей становилось все больше. Сейчас пособие выплачивают на 4,7 миллиона детей, растущих за чертой бедности.

Министерство труда разъяснило прессе, что ограничения на выплату вводятся по просьбам регионов и НКО (названия общественных организаций не приводятся). Просители считают, что недостаточная бдительность в отношении получателей, которые только прикидываются бедными, «вызывает недоверие ко всей государственной политике борьбы с бедностью».

Ведомство предлагает помогать только тем, кто имеет белый доход и вписывается в имущественный ценз. Критерии пока изложены в виде газетной статьи, а не документа, но дают представление о степени гибкости оценки. Получить пособие не смогут те, кто владеет избыточной жилплощадью (даже если лишние метры — это, например, доставшийся по наследству бабушкин дом в глухой деревне, который легче сжечь, чем продать), вторым гаражом — даже если в нем хранится не очередной роллс-ройс, а картошка, выращенная на двух фазендах (вторая дача тоже под запретом), и т.д. Непонятно, будут ли лишать пособия за несоответствие единственному пункту из одиннадцати. Тогда, например, родители, которые не владели ничем предосудительным — ограничивали себя в повседневных тратах, но имели глупость на официальном банковском вкладе копить «путинские» деньги на ремонт, оплату обучения и другие большие цели, — окажутся за бортом.

Как полагают представители объединения профсоюзов «Конфедерация труда», «правительство занимается мышкованием», пытаясь сэкономить копейки на самых бедных гражданах. Член совета «Конфедерации» Павел Кудюкин считает, что административные расходы на поиск недозволенного имущества могут оказаться больше предполагаемых доходов.

Не исключено, что бремя доказывания собственной невиновности возложат на самих бедных родителей. Претендентов на государственную помощь, как это часто бывает при предоставлении льгот, обяжут добыть килограммы справок об отсутствии собственности и накоплений. Недостаточно стойкие отсеются сами.

Не вызывает сомнений, что опытные альхены — чиновники и близкие к ним бизнесмены, поднаторевшие в переписывании коттеджей и джипов на бабушек, — при желании получить пособие на бедность преодолеют любой ценз.

В Саратовской области пособие на детей от трех до семи лет назначено 74 тысячам семей. Как подсчитало ИА «Свободные новости», 87 процентов из них, даже получая эту выплату, остаются за чертой бедности. Детское пособие, не дотягивающее до 5 тысяч рублей, — очень косметическая мера, не решающая проблем с аварийным жильем, мизерными зарплатами, отсутствием дорог и коммунальной инфраструктуры, нехваткой больниц и школ, бездействием закона и цинизмом чиновников.