«Крест Каппеля» — совсем молодая инициатива, прошлый год должен был стать лишь вторым в истории лагеря. Его основатели — красноярские активисты из «Гражданского Общества» и Либертарианской партии России Глеб Марьясов и Степан Востротин, руководители «Центра Петра Струве» — организации, занимающейся «популяризацией гражданского патриотизма, сохранением русских традиционных ценностей и идей свободного рынка».

Глеб говорит, что консервативная повестка «по духу достаточно близка к либертарианской — в вопросах частной собственности, семьи, церкви». «Это абсолютно непротиворечивые тезисы, если понять, что традиционализм необязательно должен навязываться через аппарат государственного принуждения», — раскрывает он свою мысль.

Программа лагеря вполне соответствует тематике: в первый год с лекциями про политическое и экономическое устройство Российской империи соседствовали дебаты про аборты. В 2020 году участникам лагеря предлагалось погрузиться в атмосферу «большевистского восстания», также предполагались лекции на темы гражданского общества и его построения в России, политического активизма и его проблем, христианства в контексте либертарианства и т.д. «Мы сделали все более масштабным, более интересным… Точнее, собирались сделать, и в некотором смысле это получилось», — усмехается Глеб.

«Какая же революция без взрывов?»

Активисты постепенно приезжали на берег Енисея: палатки, полевая кухня, кострище. Но начались странности. Глеб сказал активистам, что заметил какое-то движение между деревьев, но никто не обратил на это внимания. А в районе десяти вечера другой участник — Илья — увидел «группу бегущих со стороны дороги людей в черной форменной одежде, в берцах и балаклавах».

Я слышал подобную манеру речи и интонацию, когда у меня зимой 2018 года проводили обыск сотрудники ФСБ, посчитал, что это могут быть сотрудники силовых структур, и сразу же подчинился», — вспоминает Илья.

Вторая группа подбегала с другой стороны. «Я заметил у одного из нападавших шеврон на рукаве, не рассмотрел надпись, но увидел изображение щита и меча. Я понял, что рыпаться будет себе дороже, и принял решение лечь на землю», — рассказывает активист Владимир Дубовский. Он же слышал, как стоявший в стороне человек «отдает нападавшим приказы, по голосу это был мужчина лет пятидесяти.

Началась экзекуция. Активистов спрашивали: «Кто главный? Где оружие? Где твой телефон?», били. Глеба стали избивать трое с дубинками: «по голове, по ногам, по рукам, по спине», на его голову, закрытую руками, и на спину встали берцами, разбили лицо. В больнице ему диагностировали «множественные ушибы тела средней тяжести».

Пока одна группа нападавших избивала людей, вторая резала палатки, доставала технику (телефоны, ноутбуки) и уничтожала ее. Порванные палатки вместе со спальниками неизвестные кидали в костер, туда же попали и некоторые личные вещи — как вспоминает Илья, при взрыве предположительно жидкости для розжига «главарь» пошутил: «Какая же революция без взрывов?»

Владислав Ткачук лежал в палатке поодаль. «Пришлось пережить острый животный страх. В такие моменты ведь не очень-то ясно, что будет дальше. Быть может, будут выбивать показания, чтобы засадить на долгий срок, или потребуют наклеветать на кого-нибудь, — вспоминает он. — Где-то в процессе избиения послышалось: «Вон там еще один, в палатке». Спустя мгновения нападавшие разрезали палатку и начали бить активиста по ребрам, наступали на затылок. «Удары были то ногами, то чем-то вроде дубинки». Владислав был одет в камуфляж, и неизвестные в оскорбительной форме интересовались, «не служивый ли» он и почему он оказался «в такой компании».

Через полчаса все закончилось. Нападавшие еще раз нанесли каждому по несколько ударов и сказали: «Больше не занимайтесь этой … [ерундой]. Лежите мордой в землю десять минут. Поднимитесь раньше — вам … [конец]».

Последствия были ужасающими. У Дарьи была пробита голова, лилась кровь, с разбитым лицом лежал Глеб. Остальные отделались гематомами. Окровавленные и покалеченные, ограбленные и униженные, активисты с ужасом обнаружили, что Александр Разин, единственный несовершеннолетний в лагере, пропал.

«Мы думали, что Александра, зная, что он несовершеннолетний, не стали бить, а забрали с собой, также мы боялись, что нападавшие могли не рассчитать силу и ненамеренно убить парня», — говорит Владимир.

Начались поиски, что было затруднительно в отсутствии гаджетов: пропали даже фонарики, не говоря уже о средствах связи. Не нашли. Было принято решение двигаться в сторону города. «Было очень больно и трудно идти, плюс мы шли в абсолютной темноте. К тому же добавлялись и ужасные мысли о судьбе Александра», — рассказывает Владимир.

Начался ливень, дорогу размыло. Наконец активисты вышли на берег Енисея, где обнаружили небольшую компанию отдыхающей молодежи. Им помогли добраться до города, вызвав такси.

Отдыхающие рассказали, как видели, что незадолго мимо них в сторону лагеря проехало три внедорожника на высокой скорости, через полчаса машины не менее быстро уехали обратно. «Мы думаем, что именно на этих машинах прибыли нападавшие».

По дороге активисты заметили полицейский УАЗ (хотя пресс-служба УВД утверждает, что они выдвинулись сразу же). Как оказалось, полицию вызвал Александр Разин, которому все же удалось сбежать.

Побег

«Услышал я эти крики «мордой в пол, уроды!», мимо меня пробежал какой-то чувак в балаклаве и черной одежде, пытался сбить меня с ног, но промахнулся», — вспоминает события член молодежного крыла «Гражданского Общества» Александр Разин.

«Посмотрел вокруг, увидел, что все плохо, вокруг такая толпища чуваков в черной одежде, человек 20–25, — ну, я прыгнул и скатился вниз по склону к реке. Побежал, чтобы вызвать полицию. По пути написал знакомому [активисту Ивану Соловьеву], чтобы тот вызвал полицию. Затем я перебрался через чей-то забор, уселся в чужом дворе и стал общаться с полицейскими и журналистами».

Благодаря Александру удалось оперативно передать информацию о нападении — появились заметки в соцсетях, а дальше подключились «Медиазона» и «ОВД-Инфо». Первыми Александру позвонили полицейские из ОВД по Емельяновскому району Красноярского края — сказали идти обратно и разведывать обстановку.

Только через четыре часа после нападения, к двум часам ночи, полиция добралась до Александра. Это были даже не местные, емельяновские, а красноярские, как потом выяснилось, полицейские. Местные приехали еще на час позже.

Обстановка на месте была впечатляющей. Александр вспоминает: «Там было все разворочено, все палатки разрезаны, вещи валялись повсюду». Парню позволили забрать свои вещи, после чего он вернулся в полицейский участок, откуда его должна была забрать мама.

«Из избитых мы превратились в погорельцев»

На следующий день на место событий прибыл начальник ГУ МВД по Красноярскому краю. Встреча не вышла продуктивной.

Глеб рассказывает: «В субботу емельяновская полиция привезла меня на место лагеря, и там был как раз Речицкий [начальник ГУ МВД]. Речицкий спросил: «Как ты думаешь, кто бы это мог быть?» «ФСБ, скорее всего», — ответил я. У меня такое чувство, что он мне поверил, — куда-то отошел, потом вернулся и спросил: «Как думаешь, зачем это надо чекистам?» — «Вероятно, это для устрашения».

Активистка Дарья вспомнила, что за день до нападения ей написал с впоследствии удаленного аккаунта неизвестный под именем Алексей Вяткин. Вот сохраненная переписка с угрозами.

«Сделано все было довольно профессионально. И суть не только в процессе избиения (быстро пришли, уничтожили паспорта и телефоны, избили без переломов и быстро ушли), а еще в сопутствующих моментах. Нашли местоположение лагеря (либо воспользовались «кротом» в лагере, либо вычислили по геолокации мобильников, либо проследили). Появились бесшумно. Исчезли бесшумно. Действовали по приказам. Все это именно в то время, когда камеры на частных дачах у дороги отключены. Все это могут сделать только специально обученные профессионалы. Местные жители с дач? Абсурд, в это время там довольно пусто», — пишет в своем телеграм-канале Глеб Марьясов.

Первые две недели расследование велось активно. «Почти каждый день у меня были допросы, один даже на полиграфе, со мной часто связывался следователь», — вспоминает Игорь Карташов. — Но затем все резко прекратилось, а полиция перестала выходить на связь». А 12 ноября активистам пришло официальное постановление — отказ в возбуждении уголовного дела. Формулировка гласит, что «не установлена причина возгорания дома». Что за дом и как он оказался на месте платочного лагеря — неизвестно.

«В общем, из избитых активистов мы вдруг стали погорельцами», — иронизирует Александр Разин.

9 декабря стало известно, что проверка возобновлена — теперь ее проводит Следственный комитет. Однако ничего кардинально не поменяло: пострадавших лишь периодически продолжают вызывать на допросы.

Активисты не собираются сдаваться. «Они избили и ограбили безоружных людей, пробили голову хрупкой девушке — все это было сделано по политическому мотиву. Мы не оставим это без ответа», — выражает общее мнение Владимир Дубовский.