Концепция этих исправительных центров вполне вписывается в планы главы Минюста РФ Константина Чучейко по сокращению мест в колониях. Министерство юстиции также 12 марта объявило о намерении к 2024–2030 гг. сократить контингент колоний России с 376 тысяч до 250–300 тысяч, просто заменив людям наказание с заключения на принудительные работы.

На фоне системной проблемы с мизерной оплатой труда в исправительных колониях, принуждением через пытки и коррупцией возникает вопрос — не превратится ли модернизированная трудовая политика ФСИН в узаконенное рабство на вредных производствах? Насколько оправданы такие опасения — «Новая газета» спросила у бывших заключенных зон Красноярского края.

«Трудиться многие рады, но…»

В российском Заполярье до сих пор находится множество колоний, во всех смыслах наследующих ГУЛАГу — это и Якутия, и Ямало-Ненецкий АО, и ХМАО, и Мурманская область. Но непосредственно в Норильске сегодня стоит лишь одна зона — ИК-15 ГУФСИН по Красноярскому краю. Именно там часть своего почти 10-летнего срока отбывал Иван Асташин — фигурант одного из первых сфабрикованных в России «молодежных дел» запрещенной в РФ «Автономной боевой террористической организации» (АБТО).

«В лагере в Норильске достаточно большое производство, там осужденные выполняют заказы «Норникеля» — металлоконструкции сваривают, вагонетки для руды делают, чинят», — рассказывает Асташин, освободившийся совсем недавно, осенью 2020 года.

Иван успел сам поработать в норильской ИК-15 два месяца на пилораме и говорит, что за такую работу осужденные вряд ли могут рассчитывать на достойную оплату: «По закону это минимальный размер оплаты, МРОТ. Но у заключенного могут вычитать из зарплаты деньги на погашение гражданского иска, если он есть, на его же содержание: питание, коммуналка, одежда. По идее хотя бы 25% должно оставаться в кармане у заключенного, но на деле достаются в прямом смысле копейки».

Слова Асташина подтверждает и юрист Алексей Федяров. «Заключенные трудятся согласно Трудовому кодексу РФ, поэтому все нормы, которые есть в ТК, формально должны быть соблюдены [и при работе на «Норникеле»]. Но ФСИН сделает все, чтобы заключенный не получил ничего. Если вообще будут какие-то выплаты (в чем я очень-очень сомневаюсь), то, наверное, минимальные.

Чем дальше на север, тем дороже содержание заключенного», — говорит юрист, добавляя, что, скорее всего, дорогостоящее размещение арестантов в Арктике будет компенсироваться из их собственных карманов.

При работе с заказами «Норильского никеля» осужденные действительно часто рассчитывают на повышение оплаты труда, делится опытом Асташин, но и здесь лагерная администрация идет на различные ухищрения, чтобы платить меньше: «[В Норильске] человек на руки может получать около 5000 рублей в месяц, что по зоновским меркам хорошо. Но далеко не все заключенные так получают — зарплата может составить и всего тысячу за месяц». Сам Асташин затрудняется объяснить, почему он в один месяц мог заработать в колонии 3000 рублей, а в другой — едва набирал тысячу. «Администрация зоны пишет, что якобы заключенные не выполнили план, и поэтому им не «закрывают» МРОТ и платят от него всего 60 или 40 процентов. Мало, в общем», — делится Иван.

Многие заключенные Красноярского края сами рвутся на работу в самые северные регионы, рассказали «Новой газете» бывшие арестанты. «Вообще одна из проблем сейчас — в колониях нет заказа, нет и работы. Я имею в виду работу, конечно, оплачиваемую. Копать от столба до столба — об этом речи не идет, это не работа», — говорит Валентин Данилов, российский физик, приговоренный в начале 00-х к 14 годам колонии строго режима якобы за шпионаж. Присяжные сперва оправдали ученого, но дело пересмотрели, и в итоге физик провел восемь лет в красноярских колониях, освободившись условно-досрочно в 2012 году. В декабре 2020 года ЕСПЧ признал суд над Даниловым несправедливым.

«Когда осужденные выполняют заказы от ФСИН, то там, конечно, все ставки очень маленькие. Но если заключенные будут работать по заказу «Норникеля», ликвидировать экологический ущерб и будут включены в штат комбината, то оплата будет достойной. Уверяю вас, есть шанс неплохо заработать, для осужденных это благородное дело», — говорит Данилов. По его словам, советская лагерная система в Сибири породила массу легенд о способах хорошего заработка на «ударных стройках» за время срока, которые до сих пор ходят по колониям в Красноярском крае: «Если заключенные перевыполняли план, то у них сокращался срок, и зарплату получали неплохую. Ходят слухи, что после отбытия некоторые оттуда уезжали на «Победах».

Впрочем, разница в ценах на Большой земле и в Норильске вряд ли позволит сегодняшним обитателям колоний сделать залог на будущее.

«Если учесть, что цены на Крайнем Севере намного выше, чем на материке, то в Норильске платят не так уж и много. Ну и режим тоже: ты отработал смену, пришел в барак, но тебе даже прилечь нельзя. Это считается нарушением. Все строго: отбой в десять, подъем в шесть, никак иначе», — вспоминает Асташин условия в ИК-15.

«Трудиться многие вполне рады, но при достойной оплате и условиях. В лагерях же в течение рабочего дня нельзя даже чай попить — все упирается в режим, чайники и кипятильники не положены. А многие цеха вообще не отапливаемые, зимой такая же температура, как на улице», — продолжает он.

Физик Данилов замечает, что распорядок дня в исправительном центре сильно отличается от режима колоний. Если ФСИН и правда будет соблюдать прописанные правила, то работа в Арктике может стать комфортнее для осужденных. «В ИЦ условия даже лучше, чем в колониях-поселениях. Это вольная одежда, деньги в кармане, возможность проживания с семьей. Человеку могут дать принудительные работы «с воли», а могут вообще перевести на работы после отбытия половины срока со строгого или особого режима», — уточняет ученый.

Штрафы в пользу зоны

После разлива топлива на ТЭЦ-3 в Норильске весной 2020 года «Норникель» уже выплатил рекордные 145,4 млрд рублей в федеральный бюджет. Еще 684,9 млн рублей компания отдала непосредственно в бюджет города. Правительство Красноярского края требует от дочки «Норникеля» НТЭК еще почти 500 млн рублей на восстановление окружающей среды, а Росприроднадзор намерен взыскать 12,5 млн рублей уже за другую аварию — слив сточных вод в тундру, который обнаружили корреспонденты «Новой газеты» Елена Костюченко и Юрий Козырев.

Захотят ли при таких бюджетах тюремные власти и норильский комбинат достойно оплачивать труд заключенных — вопрос открытый. «Работа сезонная, должна оплачиваться неплохо, как в студенческих отрядах», — считает Данилов. По его мнению, осужденные будут сами стремиться попасть на 56 мест в Норильске, которые ФСИН выделяет специально для привлечения заключенных к расчистке Арктики.

«У нас примерно 450 тысяч осужденных, но региональные власти не дают заказы УФСИНам на работу для них. Есть только работа для самообеспечения, но не производительный труд. [Советник губернатора Красноярского края и экс-глава местного ГУФСИНа Владимир] Шаешников выбивал заказы из региональной администрации, поэтому осужденные в крае как бы обеспечены работой. В Норильске же не хватает своих преступников, а колония есть, поэтому обычно заключенных отправляют туда из Красноярска, чтобы собрать заказ от «Норникеля». Говорят, что в норильской ИК-15 бытовые условия лучше, чем в колониях Красноярска, но вот климат, сами понимаете», — говорит Данилов.

Юрист Алексей Федяров настроен менее оптимистично. «Где госконтракты ФСИН, да и вообще госконтракты, там появится коррупция, — рассуждает он на тему финансирования работы заключенных в Арктике. — За любым решением ФСИН всегда стоит бюджет. Понятно же, что отправка осужденных в Арктику, организация этапов, строительство арктических колоний — все это требует колоссальных бюджетных средств. Сколько людей могли бы обогатиться на этом! Ведь как в Арктику попасть, если у ФСИН нет ледоколов и вертолетов?»

Бунтовать никто не будет, но и работать — тоже

Последние аварии на Таймыре также вызывают опасения за здоровье заключенных — это и едкий химический запах отходов, вылитых в тундру и реки, и недавнее обрушение обогатительной фабрики в Норильске. Бывший заключенный местной ИК-15 Асташин рассказывает, что осужденные в Арктике редко идут на открытый конфликт с тюремщиками и просто перестают выполнять работу, если их не устраивают условия труда. «У заключенных мало возможностей сопротивляться режиму в Норильске.

чтобы у администрации не было повода зацепиться. Я сам наблюдал такое в Норильске: зарплату платят минимальную, значит следующий месяц заключенные и работают минимально. Периодически какие-то поломки оборудования будут, простои. Осужденные таким образом ясно дают понять: не будет денег — не будет и выполнения плана», — объясняет Иван.

Данилов и Асташин сходятся во мнении, что в основном на работу в Норильск хотят поехать люди из ИК-17. «Тут есть своя специфика: красноярская колония № 17, откуда уезжают в Норильск, — это очень режимный лагерь, там очень тяжело морально и физически. Оттуда заключенные хотят сорваться хоть куда», — говорит Иван.

Валентин Данилов находит такому рвению заключенных колонии № 17 уехать подальше на север свое объяснение. Блок из колоний 17, 31 и 27 в Красноярске вместе с ЕПКТ (единое помещение камерного типа, место наиболее строгой изоляции в современной пенитенциарной системе. — Ред.) стоит в подветренной зоне Красноярского алюминиевого завода (КрАЗ, входит в состав «Русала»), всего в двух километрах, непосредственно на улице Кразовская. Заключенные там регулярно подвергаются воздействию выбросов с завода — например, дышат бензапиреном, канцерогенным веществом.

«Как правило, в ИК-17, колонии строгого режима, это большесрочники — по десять лет. Сотрудники примерно столько же там находятся. Там был поселок Коркино. Его выселили как раз за счет средств КрАЗа, потому что жить там невозможно даже домашним животным», — вспоминает Данилов. Он признается, что его мечта — перенести ИК-17 в другое место, также за счет КрАЗа. «Я считаю, что директор ФСИН Калашников должен поставить этот вопрос перед «Русалом». Красноярский край достаточно большой, как пять Франций, места много. Нахождение там вредно и заключенным, и администрации колонии. ИК-17 — очень плохая колония», — говорит физик.

Данилов рассказывает, что заключенные этой колонии уже не раз обращались в суды с просьбой пересчитывать им сроки с учетом вредных факторов, ведь рабочие КрАЗа выходят на пенсию раньше из-за условий труда. «Но им ответили, что санитарная зона заканчивается в ста метрах от колонии. И всё. Они не хотят видеть, что в отношении всех осужденных нарушаются права на безопасную среду», — делает вывод Данилов.

«Условия труда на заказах «Норникеля» тоже со временем перестали устраивать арестантов», — говорит Асташин. — В 2014 году многие заключенные считали, что уехать в Норильск — хорошо, ведь там как минимум платят какую-то зарплату. Со временем, по моим наблюдениям, мнение насчет Норильска у заключенных поменялось. Многие там побывали, и им не понравились жесткие климатические условия — девять месяцев зима, мороз до минус 50 градусов». Кроме того, многие заключенные не хотят уезжать в Заполярье, так как там практически невозможно видеться с родственниками.

Физик Данилов предлагает ФСИН поискать более полезные для экологии идеи применения труда заключенных, чем расчистка арктической зоны: «Колонии же простираются от Норильска до Минусинска, где были большие лесные пожары. Почему бы не формировать лесопожарные бригады из осужденных? За счет МЧС их обучать, экипировать и оплачивать работу. Ведь центры МЧС располагаются далеко, лететь и гасить нет средств, но там, на месте, стоят исправительные учреждения, в которых осужденные сидят без работы. Это ведь тоже экология, сохранение лесов, тем более ФСИН уже подписала с администрацией Красноярского края соглашение о сотрудничестве».

Алена Ицкова, Никита Кондратьев