Вместе с тем подросткам оставлено обвинение в прохождении ими обучения в целях осуществления террористической деятельности — в рамках первого дела против них, возбужденного 8 июня прошлого года. Второе дело, сейчас прекращенное, появилось 16 ноября после изготовления двумя красноярскими кандидатами наук Аллой Кипчатовой и Ириной Маланчук (Союз экспертов «Контекст») комплексной психолого-лингвистической судэкспертизы. Тогда же, 16 ноября, два дела соединили в одно производство, однако непосредственно обвинения в участии в террористическом сообществе подросткам в тот момент предъявлять не стали.

Эксперты, в частности, акцентировали внимание на упоминаниях в переписках 14-летних ребят в соцсетях заметок «Новой газеты» и «ОВД-Инфо», высказываний Петра Кропоткина и Курта Кобейна, на их любви к песням Егора Летова.

его возбудили через неделю после окончания лингвистической экспертизы. Еще одним основанием стала, надо полагать, гробовая тишина вокруг дела, всех его странностей и нестыковок — на тот момент, середину ноября, родители подследственных хранили молчание и обходились местными, канскими адвокатами.

А потом Анна Уварова, мать Никиты (он сидит в тюрьме уже 9 месяцев), заговорила.

Как отмечает сейчас Пархоменко, в ходе расследования установлено, что степень организованности группы, состоящей из трех несовершеннолетних, «не обладает необходимой структурированностью, не имеется подразделений, а также четкого распределения функций между участниками, поэтому

«Анализируя в совокупности» материалы дела, следствие не нашло «объективного подтверждения» совершения подростками этого преступления (описываемого ч. 2 ст. 205.4 УК РФ).

9 марта в ИВС Канска подросткам планировали предъявить окончательное обвинение. Процедуру отложили (по техническим причинам), извещенные и собравшиеся к назначенному часу родители знакомились с материалами дела. Никите Уварову вменяют, помимо прохождения им обучения в целях осуществления террористической деятельности, незаконное изготовление взрывчатых веществ группой по предварительному сговору (организатор) и их незаконное приобретение, хранение, ношение.

Но нет, этой привилегии у нас удостаиваются упыри и душегубы, организаторы крупнейших в России преступных сообществ, а вот этим детям суд присяжных не положен — из его компетенции дела о терроризме с 2008 года изъяли.

В свиданиях с матерью Никите отказано. Не дают ему и встречу с адвокатом наедине, без разделительного стекла и прослушивающих устройств. В соответствии с национальным законодательством Уваров имеет на это право. И каких-либо исключений для отказа не предусмотрено. Начальник СИЗО-5 подполковник Е. Степанов, разумеется, в курсе того, что написано в законе. Однако ничего не происходит. 18 февраля Никита написал заявление на такую встречу с адвокатом Владимиром Васиным, попросив в случае отказа мотивировать его письменно. Начальник не ответил.

Видимо, в канском отростке системы так принято: Анна Уварова столь же безрезультатно просит следователя Пархоменко (СК) мотивировать отказы им с сыном в свидании. Ей пересылают пачками ее заявления, поверх которых предельно лапидарно начертано: «Не разрешаю». Или (в последний раз — 12.02.2021): «Решения направлены в ваш адрес». Но никаких решений мать так и не получила. Свою несгибаемость руководящий работник следственного отдела Пархоменко не считает нужным объяснять, хотя по закону запрет на свидания он должен мотивировать.

Об устном отказе во встрече наедине с адвокатом Никита сообщил в телефонном разговоре — один звонок в неделю матери ему позволили только недавно.

Возможные ссылки на коронавирус заведомо нелепы — сотрудники ФСБ и СК навещают Никиту регулярно.