Дом быта

Улица Ленина — главная улица города — растянулась больше чем на три километра по центру Воркуты. Вокруг нее разместились едва ли не все кафе, детские площадки, парки и основные магазины города. Среди них и Центральный дом быта. Туда местные приходят за продуктами, цветами, посудой, ремонтом и пошивом одежды.

В начале 2000-х на шестом этаже торгового комплекса располагалась база опасной преступной группировки, которую так и окрестили — «домбытовские». Бандой руководили братья Владимир и Олег Ифа и их ближайшие друзья Юрий Козлов и Владислав Цикин. Они называли базу «своей крепостью».

Подняться на этаж можно было только на лифте. Причем нажать нужную кнопку было недостаточно: требовалось ввести комбинацию клавиш, которая регулярно менялась. Правильный порядок знали только члены ОПГ. «Домбытовские» обустроили на этаже столовую, спортзал, офис с круглосуточным дежурством, кабинет для прослушки милиции и несколько резервных квартир. Была даже квартира-ловушка.

— В ней оборудовали огромный сейф, но он был обманкой. Когда дверь в эту квартиру открывалась, у дежурного срабатывал сигнал тревоги, и все участники группировки немедленно бросали все дела и ехали по этому адресу, — рассказывает Светлана Коровченко, официальный представитель Следственного комитета по Республике Коми.

«Домбытовские» контролировали транспортные компании, железнодорожные терминалы, грузовые склады и торговые точки. За отказ предпринимателей платить деньги бандиты сжигали их машины и магазины или попросту расстреливали.

Среди жертв не только бизнесмены, но и члены конкурирующих группировок, собственные бойцы и даже секс-работницы, которые поставляли им информацию.

От рук преступников пострадали и дети-сироты.

В 1994 году правительство Республики Коми решило распределить между сиротами невостребованные гражданами приватизационные чеки — ваучеры. Распоряжаться ценными бумагами до их совершеннолетия могли только директора детдомов и интернатов. Некоторые начальники пользовались своим служебным положением. Например, руководство дома-школы им. А. А. Католикова в Сыктывкаре часть переданных ваучеров продало. Остальные вложило в акции «Газпрома», которые были зачислены на лицевой счет детдома, а не детей.

Заинтересовались ваучерами, на которые были куплены акции «Газпрома», и «домбытовские». Один из лидеров банды Владислав Цикин и адвокат Владимир Коростелев разработали мошенническую схему. Они знакомились с сиротами незадолго до их совершеннолетия, заводили дружбу, разрешали им временно пожить в квартире и поездить на автомобиле, водили по развлекательным центрам — втирались в доверие.

Когда сиротам исполнялось 18 лет, бандиты предлагали подписать на их имя доверенность на право распоряжаться акциями. Затем ценные бумаги продавались: пакет из 2800 акций «Газпрома» в 2003 году, на который пришелся пик мошенничеств, стоил около 6,3 млн рублей.

Оспорить продажу акций в суде было невозможно — юридически придраться было не к чему.

— Схема быстро получила популярность среди группировок Воркуты, — говорит Светлана Коровченко. — За сиротами началась охота, да такая, что грозила превратиться в настоящую войну.

Директор

В десяти минутах ходьбы от Центрального дома быта, на углу улиц Ломоносова и Парковой, стоят два трехэтажных здания. Они принадлежат детскому дому № 18. Одно из них — с заколоченными окнами, пустует. Раньше здесь была школа для сирот. А потом руководство решило, что детдомовцы не должны учиться обособленно. И вскоре школа закрылась.

Сам детский дом — в соседнем корпусе. То, что это здание все еще обитаемое, выдают лишь наклеенные на окна снежинки.

Нас встречает директор детдома, 48-летний Олег Смирнов, — высокий мужчина в полосатой кофте и джинсах. Он согласился рассказать о своих подопечных. На согласование визита ушла всего пара дней.

Мы разговариваем со Смирновым в его кабинете.

— Я ничего здесь не менял по одной причине: было что менять в остальном детском доме, — объясняет Смирнов. — У нас республиканское учреждение. Финансирование — около 55 млн рублей в год — идет из Коми. Оно всегда здесь было достаточно стабильным. Правда, с годами не увеличивалось. Но я считаю, что вопрос не в количестве денег, а в том, как ты их тратишь. Мне иногда говорят: «Алексеич, ты не директор, ты — завхоз».

Олег Смирнов приехал в Воркуту ребенком в 79-м году. Отец и мать — педагоги, сын пошел по стопам родителей. Смирнов руководил вечерней школой и, как полагается северянам, рано вышел на пенсию. Как раз тогда исправительная колония строгого режима, которая находится возле поселка Северный, искала человека на должность директора профессионального образовательного учреждения.

— Но никто не соглашался, потому что зона. А тут я вышел на пенсию, и меня взяли, — вспоминает Смирнов. — Мы первые в России начали обучать заключенных профессии пожарных. Создали с нуля мастерскую, договорились с эмчээсниками, они передали нам списанное оборудование и робу. Тогда, в 2010 году, это было новшеством. После нас подготовка пожарных пошла по колониям Коми по накатанной.

Несколько лет назад колонию строгого режима преобразовали в колонию-поселение. Заключенных постепенно становилось меньше. Сейчас, по словам местных жителей, там отбывает наказание всего два человека. Олег Смирнов уволился в 2017 году, потому что «не было перспектив». После девяти лет работы в пенитенциарной системе он перешел на должность директора детского дома.

— Не тяжело было после заключенных заниматься детьми?

— Слава богу, такой профессиональной деформации, как пишут о сотрудниках уголовно-исполнительной системы, со мной не произошло. Все-таки и там, и там речь идет об образовательной деятельности.

Семьи

Мимо кабинета Олега Смирнова вверх по лестнице проскальзывает мальчик в махровом халате. Сегодня суббота — в детдоме банный день. Директор заранее извиняется за беспорядок в комнатах: «Детский дом — это живой организм».

Сейчас в нем находится на попечении 41 человек. Трое из них — это дети-сироты, чьи отец и мать умерли. Все остальные — «социальные сироты», которых органы опеки отсудили у неблагополучных родителей.

— Я понимаю, насколько детям тяжело идти в неизвестность. А так они понимают, с кем будут жить. Страха будет намного меньше, — считает Смирнов.

После очередной такой встречи одна девочка написала в соцсетях: «Сегодня были на экскурсии в детском доме. Теперь я хочу там жить».

Воспитанники детдома живут в группах-семьях до восьми человек, каждая — в своей пятикомнатной квартире. Там есть спальня мальчиков, спальня девочек, общая гостиная, комната для занятий, игровая комната или вторая гостиная. В санузлах установлены счетчики, дети сами учатся снимать показания.

— Когда наши воспитанники стали выпускаться, мы столкнулись с тем, что они не знают, что делать со счетчиками. Поэтому в каждой группе есть ответственный за ЖКХ, который меняется каждый месяц. Он снимает показания и отправляет их мне эсэмэской. А компьютерщик потом выставляет квитанции, сколько воды они потребили, — объясняет директор.

В детдоме есть столовая, кухня, где дети могут учиться готовить, медицинский изолятор, небольшой спортивно-игровой зал со столами для настольного тенниса, тренажерный зал, компьютерный класс и — гордость директора — «сенсорная комната» с массажным креслом.

— Дети нуждаются в выходе энергии, — говорит Смирнов. — Наверное, массажное кресло во всем городе есть только у нас…

В группе-семье «Рябинушка» все в комнатах — шторы, кресла, ковры и покрывала — разноцветное. На стеллажах книги, игрушки и поделки, изготовленные в технике papercraft. Навстречу директору с объятиями выбегает улыбчивая девочка в фиолетовых сланцах.

— Полина, шесть лет! — громко отчеканивая имя, она протягивает мне руку и тут же скрывается в спальне. Через минуту появляется с розовой косметичкой, расшитой блестящими пайетками. — Это мне подарила Ирина Борисовна, воспитатель в нашей группе.

В детдоме очень ценят подарки. Например, стенка под телевизор появилась благодаря сотрудникам колонии. А этот стеллаж прислало Воркутинское линейное производственное управление магистральных газопроводов. В холле горка ярко-красных зимних ватрушек — подарок прокуратуры.

— Мне иногда звонят: хотят что-нибудь отдать. Оно нам, может быть, и не нужно, но я все равно беру, а потом передаю в Центр помощи семьи и детям или в приют, — говорит Смирнов. — Климат в Воркуте суровый, но люди хорошие.

Выпускники

В небольшом кабинете собираются на встречу выпускники детдома. Как правило, почти все они поступают после 9-го класса в колледжи и техникумы. Учатся на специальности, которые пригодятся в сфере услуг (повара, парикмахеры) или в шахте (сварщики, слесари, подземные рабочие).

25-летняя Алена Зыкова, темноволосая девушка в сером кардигане, попала в детдом десять лет назад вместе с младшим братом. Как говорит девушка, «стандартная ситуация»: отец — в тюрьме, а мать «сгубил алкоголь». Суд лишил их родительских прав.

— Я не жалею, что попала в детдом. Он помог мне получить образование, три профессии. Сейчас учусь на повара-технолога, — рассказывает Алена. — О детдомах существуют стереотипы, будто здесь над детьми издеваются, их избивают. Но в нашем детдоме все иначе. К нам поступали дети из других детдомов Коми, которые рассказывали, что наши условия по сравнению с их — небо и земля. Мне кажется, в Воркуте самый хороший детский дом. Мы все как семья, братья и сестры.

— Да-а, в детстве я считала, что Сережа мой родной брат, — смеется еще одна выпускница детдома, Анжела Ковалевская, поворачиваясь к сидящему рядом парню.

Анжеле — 25 лет. Она учится в Политехническом колледже на системного администратора. Но по профессии, скорее всего, работать не будет. Девушка — художница, продает свои картины. Замужем, есть маленькая дочь.

— Сюда попадали дети, лишившиеся родительской любви. Воспитатели и социальные педагоги дали эту любовь неродным детям. Это похвально.

Сергей Сердюк, которого Анжела называла родным братом, на три года младше. По специальности электрослесарь. Устроившись на шахту, переучился на подземника, но вскоре ушел в армию. После службы временно работает представителем в Тинькофф Банк, чтобы накопить на медкомиссию и снова вернуться в шахту.

— Не страшно работать под землей?

— Нет. Ты просто идешь и работаешь: копаешь, перестилаешь железные пути, работаешь с электрооборудованием. Ты не задумываешься о том, страшно или нет.

— Ты не планируешь уехать?

— Все хотят уехать, — тихо перебивает Анжела.

— Но пока некуда, — подхватывает Сережа. — Сложно собраться, сложно накопить. Ты не уверен, получится ли у тебя [жить в другом месте]. Страшно. Боишься пропасть в больших городах…

— Однажды я ездила с дочкой в Тверь с пересадкой в Москве. Я не могла перейти с одного вокзала на другой. Люди вокруг бежали. Думала, что ребенка потеряю. Я не привыкла к такому ритму жизни. Как говорят: если человек всю жизнь прожил в маленьком городе, ему сложнее адаптироваться. Я люблю Воркуту. Не нравится только холод. Да, есть разрушенные дома. Но мне кажется, если бы у власти были нормальные люди, их бы снесли. Это вопрос желания.

Олег Смирнов говорит, что большинство выпускников оседает в Воркуте: «Тоски особой в глазах по этому поводу не видел, честно скажу. Но я ребятам часто говорю: старайтесь учиться так, чтобы реализовать свои знания за пределами города. На Воркуте свет клином не сошелся».

Квартиры

Сироты, которым исполнилось 18 лет, должны получить квартиру от государства сразу после выпуска из детского дома. Первые пять лет жилье предоставляется по договору социального найма. После этого сироты могут его приватизировать и распоряжаться по своему усмотрению, в том числе продать.

Предоставление жилья возложено на региональные власти. Но чиновники регулярно отказываются выполнять свои обязанности.

На декабрь 2020 года в списках на получение квартиры числилось почти 193 тысячи человек.

В очереди сироты стоят годами. Некоторые подают в суд, и почти всегда решение выносится в их пользу. Правда, оно не гарантирует, что жилье будет выдано сразу — судебное решение лишь ускоряет процесс. В 11 регионах России суд — единственная возможность добиться получения квартиры.

Но в Воркуте такой проблемы нет.

Как рассказывала «Новая», Воркута — самый вымирающий город России. По данным администрации за 2019 год, ежегодно отсюда уезжают 1,5–2 тысячи человек. В прошлом году, по отчетам чиновников, показатель увеличился больше чем в два раза. Из-за этого сейчас в городе, как сообщала замглавы администрации Светлана Чичерина, около 15 500 пустующих квартир, из них 5 тысяч — муниципальные. Туда и заселяют воркутинских сирот.

— Квартиры дают всем нашим сиротам, — подтверждает Анжела Ковалевская.

Но продать квартиру в Воркуте после приватизации сиротам будет тяжело. Из-за массового оттока населения жилье обесценилось. В интернете можно увидеть объявления о продаже квартир в городе в среднем за миллион рублей, в окрестных поселках — не больше чем за 200 тысяч. Воркутинцы рассказывали, как продавали жилье даже за 1 рубль.

— Мне иногда звонят [уезжающие из Воркуты люди], хотят передать квартиру в поселке Воргашор, — говорит Олег Смирнов. — Спасибо, конечно, но что нам с этой квартирой делать? Дети туда не поедут, а детдому потом платить за коммуналку.

— Я продавать квартиру не буду, — объясняет Анжела. — Даже если перееду с семьей, это моя «подушка безопасности», куда я смогу вернуться с детьми в любой момент.