Северный полярный круг, температура -36. Десять минут на улице — лицо коченеет, превращается в маску. Руки и ноги покалывает, морозный воздух режет нос. Дышится тяжело: содержание кислорода здесь на несколько десятых ниже, чем в средней полосе. Время московское — почти 11 утра. Через три часа закат солнца.

Мы — на шапке планеты.

Перед глазами заброшенный поселок. Покинутые пятиэтажки зияют пустыми глазницами. Толстые стены покрыты ледяной корочкой. Между сугробами медленно ползут вагоны с углем.

Тишина, ни души.

Это место, ударяя на первый слог, называют Рудником. В мае 1931 года из Ухты сюда прибывает партия из 43 заключенных. Все осуждены по 58-й «политической» статье. Задача — начать строительство угольной шахты. Через полтора года из Салехарда в Рудник выходит первый крупный этап — 3700 заключенных.

Из них до весны доживут 54 человека.

Очень быстро из Рудника вырастет один из крупнейших лагерей ГУЛАГа, через который пройдет больше двух миллионов человек. Заключенные отстроят шахтерский город, куда будут съезжаться на заработки со всех концов Союза. Это — Воркута. Спустя 90 лет она станет самым быстро вымирающим городом России.

Часть 1. ГУЛАГ

Северное солнце обнимает круглый дом на Шахтерской набережной. Здесь, в небольшой комнатке Центра активного отдыха, находится единственная в городе экспозиция, посвященная «эпохе» ГУЛАГа. Кусок угля, жестяная посуда, 300 граммов хлеба, испеченного по лагерному рецепту, бутылка водки и целая коллекция сигарет.

— Сигареты, наверное, стоило бы поубрать, — смущается невысокий мужчина в теплой шапке.

Федор Колпаков, в прошлом военный инженер, работает старшим научным сотрудником Воркутинского музейно-выставочного центра. Но уже больше десяти лет музей на реконструкции.

Колпаков ведет нас по памятным местам Воркуты. Объектов материального наследия ГУЛАГа практически не осталось. Деревянные бараки быстро разобрали. «А из каменного осталось мало», — объясняет Колпаков, садясь в машину.

Перед тем, как тронуться, — крестится.

— Рудник — сакральное место. Все самое отрицательное началось здесь. Первый этап, первый лагерь, первая смерть. Но и самое положительное, что мы имеем сейчас, тоже вырастало отсюда. Первая школа, первая шахта. Мы знаем имя первого ребенка, родившегося на этом месте. Он стал доктором технических наук.

Мы колесим по городу среди серо-коричневых пятиэтажек. Между ними мелькают яркие пятна: отремонтированные школы и детские садики. «Разукрашивают, чтобы детворе не так минорно было ходить по улицам». Из города выезжаем на воркутинское кольцо — автомобильную дорогу, соединяющую поселки.

Вблизи поселка Юр-Шор — мемориальное кладбище заключенных, убитых во время забастовки 1 августа 1953 года. Часть могил была разрушена во время строительства дороги. Кресты наполовину засыпаны снегом. Многие покосились от ветра.

Поначалу протестовали зэки всех воркутинских шахт. Но вскоре большинство «сдулось», за исключением одного лагерного пункта. При подавлении бунта было убито 53 человека. Надпись на одном из мемориальных знаков юршорского кладбища гласит: «Вечная память погибшим за свободу и человеческое достоинство».

Всего за 25 лет сталинского террора в воркутинских лагерях погибло около 200 тысяч человек.

Часть 2. Шахты

В центре города стоит памятник ученому-геологу Александру Чернову — первооткрывателю Печорского угольного бассейна. За ним виднеется надпись «Богатства недр — Родине». Слева, на соседнем доме, висит плакат с портретами шахтеров. Он выглядит как афиша кинобоевика.

История угольной промышленности в Воркуте пережила несколько взлетов и падений.

В середине 50-х начинается процесс ликвидации ГУЛАГа. Пересматриваются тысячи уголовных дел. Несправедливо осужденным сокращают сроки, их амнистируют и освобождают. Бывшие зэки массово покидают Воркуту. Рабочих рук не хватает. Перед советской властью стоит непростая задача — сделать привлекательной работу в этих суровых местах. В ход идут льготные отпуска, ранний выход на пенсию, обещание жилья и щедрые «северные надбавки», которые достигают 100% от оклада.

— В шахтерской среде символом лоска и шика было слетать на выходные в Москву. Молодой человек, армию отслужил, назначен в хорошую бригаду, которая выполняет план. Семьи нет, деньги карман жгут. Он зарабатывает по 500–600 рублей в месяц, когда средняя зарплата по стране — 110. Билет на самолет в один конец стоит 19 рублей.

В конце 70-х население города переваливает за сто тысяч человек. К 1988 году только зарегистрированных жителей, по словам Колпакова, числится около 220 тысяч. В составе объединения «Воркутауголь» в то время действуют 13 шахт. Возле каждой — поселок, город в городе со своей инфраструктурой: школы, садики, магазины, поликлиника, спорткомплекс и дом культуры.

Все меняется незадолго до распада Советского Союза. 2 марта 1989 года горняки на шахте «Северная» отказываются выйти на поверхность и устраивают голодовку. Причина в постепенном урезании льгот и привилегий на Крайнем Севере и нарастающий дефицит товаров.

После Воркуты волна стачек прокатится по всем угольным бассейнам СССР.

После перехода страны к рыночной экономике шахты оказываются на грани банкротства. Первой закроется «Хальмер-Ю», где добывали лучший в стране коксующийся уголь. В 1996 году поселок будет упразднен, больше четырех тысяч жителей расселят. Не желающих покидать дома выселят бойцы ОМОНа.

Вслед за «Хальмер-Ю» закроются еще три шахты и прилегающие к ним поселки. В 1998 году после крупной аварии перестанет работать шахта «Центральная». Взрыв метана погубит 27 человек. Тела 17 горняков так и останутся на глубине 900 метров.

Ситуацию частично стабилизирует ПАО «Северсталь» Алексея Мордашова, получившее в 2003 году 100% акций «Воркутауголь». Новый хозяин, если верить пресс-релизу компании, возьмет курс на «устранение задолженностей» по зарплате, «техническое перевооружение и повышение уровня безопасности».

Но чрезвычайные происшествия все равно будут и в последующие годы. 25 февраля 2016-го на шахте «Северная» на глубине 780 метров произойдет мощный взрыв метана и следом — пожар. Погибнет 36 человек, под завалами навсегда останутся 26 горняков. «Северную» затопят.

Часть 3. Город

«Воркута — кусок Европы, торчащий в тундре, в котором застыл социализм. Здесь два варианта: либо спиваться, либо развиваться» — так описала город одна из местных жительниц.

Жить в Воркуте по-настоящему тяжело. Первая причина — климат. Среднегодовая температура — -5 градусов. Зимняя погода стоит около восьми месяцев. Снег выпадает даже летом. Самое тяжелое — это пурга.

Воркутинцы любят вспоминать визит председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова на шахту «Заполярная» в феврале 1990 года. На город внезапно обрушилась стихия: мороз -22, снегопад, ветер 40 метров в секунду. Сотни людей застряли на кольцевой дороге. Многие получили обморожение. Премьер просидел в машине 7 часов. Эту пургу воркутинцы назовут «рыжковской».

Вторая причина — дорогая жизнь. Воркута отрезана от Большой земли. К городу не проложена автомобильная трасса, поэтому многие товары, включая машины, завозятся сюда по железной дороге. Это сказывается на ценах.

30-летняя Валерия Верхоланцева — симпатичная девушка с длинными темными волосами. Мы разговариваем в уютной кофейне возле Дворца культуры шахтеров. Лера работает администратором в общежитии Горно-экономического колледжа.

Третья и самая важная причина — нехватка рабочих мест. «Воркутауголь» — по-прежнему самое крупное предприятие города, почти 6 тысяч работников. Но действующих шахт всего четыре: «Воргашорская», «Воркутинская», «Комсомольская» и «Заполярная». «Воргашорская» — самая молодая, недавно ей исполнилось 45 лет. Еще через 5 лет она будет выработана.

Из крупных предприятий есть Воркутинское линейное производственное управление магистральных газопроводов (филиал ООО «Газпром трансгаз Ухта»). Но туда, по словам воркутинцев, устроиться практически невозможно: «Газпромщики предпочитают подтягивать своих специалистов с материка».

Уже не первый год власти говорят о развитии Арктической зоны, куда Воркута входит с 2014 года. Чиновники пытаются привлечь сюда бизнес, чтобы создать новые рабочие места. Для предпринимателей предусмотрены налоговые льготы. Но воркутинцы пока особых изменений и пользы от этого не видят.

Суровые климатические условия, высокие цены и растущая безработица привели к тому, что сейчас население Воркуты составляет около 50–60 тысяч человек. Точная цифра неизвестна: многие продолжают здесь числиться, но уже давно уехали «на юг». «Юг» — это все, что южнее полярного круга. По данным городской администрации на 2019 год, ежегодно из Воркуты уезжают 1,5–2 тысячи человек. Отчеты чиновников за прошлый год говорят, что отток увеличился до 4,5 тысячи.

Часть 4. Комсомольский

Поселок Комсомольский, 22 км от Воркуты. Дороги посыпаны штыбом — измельченными кусочками угля, чтобы машины и прохожие не скользили. Серые сугробы сливаются с домами. Чернеют квадратики-окна.

Мы подходим к одной из замерзших пятиэтажек. Стекла на первом этаже выбиты, внутри гуляет ветер. У дверей надпись, нацарапанная мелом: «Подъезд жилой».

Таких в доме всего два.

Из соседнего окна, удивляясь внезапным посетителям, выглядывает человек, спускается вниз. Юрий — небритый мужчина, в унтах и куртке нараспашку. Он бывший шахтер, ушел с работы сам: «Старый стал». Семья Юрия живет отдельно, в Татарстане. Сам он хотел бы уехать «к товарищу в Архангельскую область, но надо подкопить».

Двери опустевших квартир вскрыты, внутри беспорядок. На полу одной из них вперемежку — посуда, проросшая картошка, виниловые пластинки, матрас, чемодан, книги. Кое-где до сих пор стоит мебель и висят люстры…

Юрий живет в подъезде один. Но в почтовых ящиках десятки свежих квитанций. Все с задолженностями на оплату коммунальных услуг по 70, 90, 100 тысяч рублей.

— А вы платите?

— Обязательно, — хрипит Юрий.

— А на выборах за кого голосовали? За «Единую Россию»?

— Да…

В советское время в Комсомольском жили около 20 тысяч человек. Теперь осталось чуть больше двухсот. Раньше здесь были школы, садики, музыкальная школа и дом культуры. Сейчас остался один магазин.

Продавщица Валентина, низенькая женщина в серой шапке, рассказывает:

К разговору присоединяется Елена Ягодина, в синем фартуке, вторая продавщица. Больше десяти лет она проработала машинистом насосных установок на Водоканале, теперь на пенсии. Пенсия — 17 тысяч, из них семь уходит на квартплату, еще три — «чтобы в город за нуждами съездить». Остальное — на еду.

— Разве выжить на одну пенсию? — возмущается пенсионерка. — Если бы я могла отложить что-то с этих копеек, то уехала бы. Однажды мы судились с работодателем из-за маленькой зарплаты. Услышали от адвоката, будто наш поселок уже расселили. Якобы она делала запрос, и ей ответили, что нашего поселка нет. Как нет? Вот же мы, здесь.

Часть 5. Воргашор

Поселок Воргашор соседствует с Комсомольским. В переводе с ненецкого Воргашор — «ручей у оленьей тропы». По его краю мигрируют северные олени. Увидеть в поселке припаркованную у подъезда упряжку ненцев — обычное дело.

Мы встречаемся с пенсионером Владимиром Жаруком. Он бывший геолог, работал проходчиком в шахтостроительном управлении, а потом добывал уголь на «Воргашорской».

В прошлом году Жарука выбрали депутатом воркутинского горсовета от КПРФ. По результатам голосования он стал «абсолютным электоральным лидером» Воркуты, получив 56,5% голосов. Его соперник-единоросс набрал в три раза меньше.

Воргашор, рассказывает Жарук, — самый большой поселок на воркутинском кольце, но и он вымирает. На пике развития здесь жили 27 тысяч человек. Сейчас — около 9 тысяч. Из 8 школ и 11 садиков осталось всего две школы и два садика.

Недавно закрылся Дом культуры. Зданию не хватило полгода, чтобы его можно было признать памятником культурного наследия. Вместо него открылся Культурно-просветительский центр (КПЦ) с кинотеатром в подвале. К нему тут же приклеилось название «КаПеЦ».

Ненадолго закрывалась и местная больница. В 2014 году Жарук, будучи помощником депутата, помог выбить на ремонт здания 7 млн рублей. Больницу отремонтировали, обшили сине-желтым сайдингом и… заморозили. В поселке осталась одна машина скорой помощи.

— Всех сотрудников в сентябре перевели в Воркуту. В город добираться было тяжело. Постоянная пурга, кольцо закрывалось, на работу иногда не попадала. Ездила как могла. Бывало, у дочки ночевала, — говорит Мария, миловидная раздатчица в терапевтическом отделении.

В мае прошлого года Жарук отправился на личный прием к главе Коми Владимиру Уйбе с 22 насущными вопросами. Один из них — восстановление стационаров воргашорской больницы. По словам пенсионера, за день до этого в поселке умер человек — ему не успели оказать медицинскую помощь. После этого больницу решили снова открыть, но работает она не в полную мощность.

Например, в терапевтическом отделении стоит аппарат ИВЛ, но без кислорода. «Я категорически против, чтобы он тут находился, — горячится врач Вадим Киршин. — Кто с ним будет работать? Это должен делать реаниматолог. Но у нас нет людей, которые могли бы его в розетку включить, не то что кислород подвести».

— Специалистов действительно не хватает, — подтверждает медсестра Виктория. — Хотелось бы, чтобы дополнительно работали стоматолог, хирург, окулист, травматолог. Чтобы люди не ездили за помощью в город. Чтобы в палатах было теплее. У нас в основном лежат бабушки. Они мерзнут, одеяла не помогают.

Осенью прошлого года неподалеку от больницы произошло страшное ДТП — машина сбила школьников. Одну девочку насмерть, вторую довезли до города, но спасти не смогли.

— Больше всего было обидно смотреть на темные окна реанимации, — вздыхает Жарук. — Если бы она работала, девочку можно было на руках туда донести. Такое бессилие. На чьей совести эта жизнь? Мать девочки работает в больнице. Каждый день мимо этого места ходит.

Вечером мы приезжаем в школу-интернат для детей тундры. Там живут и учатся дошкольники и ученики начальных классов. С детства они умеют обращаться с оленями и знают все о кочевой жизни. Но родители берегут их от суровой зимы до тех пор, пока они не подрастут. Забирают в тундру только на лето.

Владимир Жарук хочет вручить им привезенные из Москвы новогодние подарки. Они добирались до Воргашора целый месяц. Дети встречают нас в традиционных костюмах и, получив сладости и теплые варежки, разбегаются по комнатам.

Выходим из теплого, ярко освещенного интерната. Напротив — одинокий фонарь слабо освещает заброшенный, обледеневший дом.

— Дети не должны такое видеть, — тихо говорит Жарук.

Часть 6. Заложники Севера

Больше четырех лет Владимир Жарук возглавляет общественное движение «Заложники Крайнего Севера». «Заложники» — это люди, которые по российскому закону имеют право на переселение в районы с более мягким климатом, но уехать из Воркуты не могут. Речь преимущественно о пенсионерах и инвалидах.

— При советской власти, если человек отрабатывал на Севере 10 лет, то имел право на получение жилья в любом городе за исключением Москвы и Ленинграда, — объясняет Жарук. — Я лично хотел жить в Каменец-Подольском, моем любимом городе. И моя очередь уже подходила, но Советский Союз распался, и все…

Со временем закон неоднократно менялся, и не в лучшую сторону. 10 лет работы на Крайнем Севере превратились в 15. А вместо квартиры теперь выдается жилищный сертификат. Но и его люди получить не могут. В очереди на сертификат, по данным за прошлый год, в Воркуте стоят 14 335 семей, из которых «работающие» — 5177, пенсионеры — 8299, инвалиды — 859. До 2012 года, по информации Жарука, сертификаты пенсионерам не выдавались. В 2020 году власти переселили всего 275 семей по всей Республике Коми. В этом году соцвыплаты планируют предоставить 191 семье (общая очередь — это 26 781 семья), из них 123 сертификата приходятся на Воркуту. При таких темпах, чтобы добраться до начала очереди, крайнему человеку нужно прожить больше ста лет.

Сам Жарук ждет сертификат с 1997 года. Пенсионер подходит к стеллажу, где плотными рядами стоят толстые папки с обращениями и отписками чиновников. Вот, например, решение Воркутинского городского суда, в котором написано, что право Жарука на получение сертификата «реализовано постановкой его в республиканскую очередь». А ниже указано, что «право на получение данной субсидии еще не возникло».

— Они бы определились, что ли: то ли я реализовал свое право на получение сертификата постановкой в очередь, то ли оно еще не наступило…

— В чем причина такого равнодушия властей?

— Это не равнодушие, это ненависть. Я работал в геологоразведке, где мы последним куском сухаря делились. Шахты строил, по шею в воде стоял. Почему шахтеры раньше на пенсию выходят? У них легкие забиты. Я никогда не курил, но после того, как поднимусь на несколько этажей, мне надо отдышаться. Нас называют «заштыбованные». Так же и руки: когда постоянно работаешь на виброинструменте, отмирают капилляры. Это называется виброболезнь. Право на получение квартиры не упало мне с неба. Я его заработал.

Часть 7. Квартиры

Наталье Пасынковой — 66 лет. Пенсионерка приехала в Воркуту в молодости, здесь вышла замуж. Семья всю жизнь проработала на шахте «Северная»: он горнорабочим, она ламповщицей. Пасынковы тоже стояли в очереди на жилищный сертификат, но положенных выплат так и не дождались.

— Сначала очередь была маленькая, нас было 2 тысячи. Потом мы оказались в пятой тысяче и затем в седьмой. Мы посчитали: жизни не хватит, чтобы получить сертификат, — говорит Наталья.

После аварии в 2016 году поселок Северный начал стремительно пустеть. И Пасынковы решили уехать под Нижний Новгород, оставив в поселке 4-комнатную квартиру «со всем скарбом». Пенсионеры выставили ее на продажу, но покупатель долгое время не находился.

Владимир Жарук рассказывает, как 5 лет назад помогал продавать квартиру своего знакомого на Воргашоре. Сначала хозяин поставил 30 тысяч рублей, потом снизил до 10 тысяч — не берут.

На сервисе «Авито» размещены сотни объявлений о продажах квартиры в Воркуте. Стоимость в поселках варьируется от 10 тысяч рублей до 200. В городе дороже, но в среднем не больше миллиона.

По словам замглавы администрации Светланы Чичериной, всего в городе 15 500 пустующих квартир. Из них муниципальных — 5 тысяч. Они подключены к теплу, воде и электричеству. На обслуживание пустых домов, как сообщает местная власть, ежегодно тратится из бюджета 570 млн рублей.

Именно поэтому Жарук обвиняет чиновников в «неэффективном использовании средств». Выход из положения видит такой: воркутинцев, которые не могут или не желают покинуть Север, переселяют из поселков в пустующие квартиры. «И живут они там долго и счастливо. А поселки цивилизованно закрываются».

Часть 8. Власть

31 января по всей стране прошли митинги в поддержку Алексея Навального. И Воркута, где едва ли не с момента шахтерских забастовок проходили несогласованные протестные акции, не осталась в стороне. Местом встречи была выбрана площадь у здания городской администрации. Полицейские, увидев первых митингующих, начали гудеть в громкоговоритель о незаконности мероприятия. Впрочем, что делать дальше с протестующими, они не знали. И потому о каждом своем действии с кем-то совещались по телефону.

Спустя полчаса было принято решение задержать двух человек: мужчину по имени Николай с табличкой «За Навального» и активиста Александра с флагом России. Его позднее арестовали на двое суток и оштрафовали на 10 тысяч рублей. После задержаний на площади осталось четыре человека. Мы разговорились о будущем Воркуты.

Протестующие говорят, что городу нужен «хороший хозяйственник». Таким, по их словам, был «народный мэр» Игорь Шпектор. Он руководил городом с 1998 по 2007 год. Здесь его почти все без исключения вспоминают с уважением:

— Шпектор стал главой города в те годы, когда в стране повсюду был упадок.

Вернул общегородские праздники на площади, чтобы люди собирались вместе и чувствовали: жизнь продолжается. По образованию он коммунальщик. Со всеми умел разговаривать и работать. Все у него было: ум, профессионализм и артистичность, — говорит женщина в меховой шапке и шубе, попросившая не упоминать ее имени.

— Есть «чиновник», а есть «свой человек», — подхватывает стоящий рядом парень. Владиславу 29 лет, он работает радиоведущим. — К Шпектору относилось второе. Представьте себе, что он выходит на центральную площадь. Люди его встречают с радостью. Подходят здороваться, фотографироваться и обниматься.

О последнем главе администрации, Игоре Гурьеве, собеседники «Новой» отзываются неоднозначно. Раньше он работал в налоговых органах и даже был награжден знаком «Отличник ФНС России». Гурьев занимался ремонтом дорог, благоустройством парков и устанавливал во дворах детские площадки. «Он имел хоть какую-то обратную связь. Отвечал на вопросы. Это стало особенно заметно с его уходом».

Гораздо жестче высказывается депутат Владимир Жарук:

— Гурьев был налоговиком. Он только «щипать» привык. Позакрывал столько предприятий, погубил экономику. Я думал, что его посадят, а он на повышение пошел (_сейчас Гурьев возглавляет Контрольно-счетную палату Коми. _— Е. К. ).

С 1 февраля врио главы городского округа становится Ярослав Шапошников. В молодости он работал следователем и участвовал в контртеррористических операциях в Грозном. В Воркуте начинал первым замглавы администрации по общим вопросам.

Больше всего, судя по публичным высказываниям, Шапошникова интересует поддержка предпринимателей в Арктической зоне. «Мэрия снова и снова будет разъяснять бизнесменам Воркуты те возможности, которые появляются у резидентов арктической зоны», — написал он недавно в своем телеграм-канале.

Многие восприняли кандидатуру Шапошникова, выходца из силовых структур, с осторожностью. Получится ли у него решить главную проблему Воркуты — переселение и отток граждан?