Автор. В этом году Фридриху Дюрренматту сто лет. Как и Вахтанговскому театру. Но вряд ли Уланбек Баялиев, постановщик спектакля, думал о рифме дат, скорее о рифме смыслов.

Знаменитый швейцарец свои первые пьесы написал сразу после Второй мировой войны. Постскриптум мировой бойни одновременно с ним осмысляли Сартр, Камю, Ануй. Античность для них всех — полигон, на котором испытывается заново предельная трагедийность жизни. Однако Дюрренматт был не склонен подхватывать ведущие тренды своей современности: лучшим способом ее осмысления считал комедию, гротеск, фарс. Самый точный способ разговора о мире, по Дюрренматту, — вглядеться в его парадоксальность, разрушить штампы, снизить пафос, вывернуть наизнанку идейные нормы. Для него античный миф — отмычка к вечности.

как они несутся и чем кормить. Не мобилизацией, не войной, не спасением Рима. Почему — на это автор отвечает всей пьесой.

Перевод Поэля Карпа дает залу живое ощущение изумительного текста, полного блеска ума и словесной игры — пиршество интеллектуальных оттенков.

Музыка. Спектакль начинается странной мелодией. Пронзительной, качающейся между небом и землей дальней музыкой еще невнятного, проступающего на наших глазах смысла. Недавно умерший Фаустас Латенас, один из лучших композиторов современной сцены, этой работой попрощался с театром. Его музыка, всегда выдающаяся, вносит в любое сценическое событие хоральное начало, словно заступается за всех лицедеев перед небесами.

Постановщик. Уланбек Баялиев понемногу выходит в центр круга не просто одаренных молодых режиссеров — лидеров. Тех, кому скоро можно будет доверить театр. В его последних работах — «Сахарном немце» на Малой сцене МХТ имени Чехова и нынешней премьере по пьесе Дюрренматта «Ромул великий» есть нужное сцепление дерзости и взрослости, дисциплины и художественности формы. Баялиев вырос в предгорьях Тянь-Шаня, возможно, поэтому впитал эпический способ мышления, способность сплетать жанры.

Главный герой. Роль Ромула играет Владимир Симонов, и это одна из самых значительных на сегодня работ артиста. Но дело здесь не только в блестящей игре. Ромул важен как поведение, как выбор, как творец реальности.

Во времена Дюрренматта вряд ли использовали термин «прокрастинация», но его Ромул именно прокрастинатор — откладывает любое действие, уклоняется от любых решений, он мягок, невозмутим, неспешен, ничему не ужасается: ни пустой казне, ни дурным известиям. На голове у него золотой лавровый венец. Отрывая листки, император расплачивается за последние крохи комфорта. К финалу всего два рожками торчат на седой голове. Враг у ворот, империя гибнет, а римский император очень занят. У него плохо несутся куры. Только одна по имени Марк Аврелий и еще одна по имени Одоакр (вождь врагов германцев) каждый день приносят ему завтрак.

Но его безмятежность в конфликте с нервическими штампами родных: каждый из окружения императора знает, как ему должно вести себя в предложенных историей обстоятельствах . Что делать, какие решения принимать во имя империи, Родины, римского народа.

Жена требует вести себя расчетливо, жених дочери готов жизнь отдать ради спасения Рима, сама дочь хочет принести себя в жертву во имя Родины: выйти за фабриканта штанов, который намерен дать германцам взятку, — и тем спасти от них Рим. Но Ромул против. Он приторговывает бюстами предков-императоров, торгуется со скрягой-антикваром, самозабвенно поедает яйца, не скрывая скепсиса, выслушивает торговый проект по спасению, и, затаив дыхание, — свидетельство бежавшего из плена о страданиях людей гибнущего Рима.

Постепенно в облике ленивого человека в небрежной одежде проступает нечто большее, чем мелочная страсть к курам и нежелание принимать что-либо всерьез.

«…я изобразил остроумного, вольного в поведении, гуманного, но, в конечном счете, человека, который действует с предельной твердостью и беспощадно требует того же от других, то есть опасного субъекта, который наперед обрекает себя на смерть; это и страшно в императоре-куроводе, в судье мира, рядящемся шутом, трагедия которого заключена в комедии его конца, в переходе на пенсию, и у которого все же — только тем он и велик — хватает благоразумия и мудрости примириться с судьбой» — так представил сам автор своего главного героя. Именно так, соединяя шутовство и душевное величие, играет императора Симонов. Он занят курами, потому что понял — «когда государство начинает убивать людей, оно называет себя Родиной», потому что выбрал гибель этой чудовищной империи и обеспечивает ее своим ничего неделанием.

В этом Ромуле подлинная значительность, готовность до конца противостоять имперскому сознанию выстраданным гуманизмом одиночки.

Ансамбль. Баялиев умеет работать с актерами. Важна партия каждого, каждый яркий «стежок» на трагикомическом фоне спектакля. Раненый легионер в латах, Спурий, олицетворение тупой мощи, загнавший себя, чтобы принести императору весть о вторжении врагов (Виталийс Семёновс). Актер, репетирующий с дочерью Ромула античную пьесу, — то властный, то пародийно угодливый (Павел Тахэда-Карденас). Томная и требовательная императрица Юлия (Яна Соболевская). Рея, дочь Ромула, иссушенная трехлетним ожиданием жениха: получив благословение отца, она сбросит черный парик, сотрет трагические брови, тряхнув светлыми волосами, помчится за своей любовью (Евгения Ивашова). Камердинер Пирам (Артем Пархоменко): голый античный череп, ноги в сандалиях, носит за плечами рюкзачок — и это скелет Ахилла, символ античного героизма, которым предстоит пренебречь. Главный оппонент Ромула — прошедший через пытки и плен патриций Эмилиан, Владимир Логвинов, и спокойно-убедительный в роли циничного умницы Одоакра Максим Севриновский.

…Вокруг Ромула все клубится страхом и негодованием, а он отламывает последние листочки от императорского венца, допивает последний бокал фалернского, отпускает всех и остается один. Но вместо смерти, которую он готов принять, его ждет испытание новым поворотом событий. Его победитель тоже не хочет длить жестокую историю, он тоже ищет человечности, он тоже страшится неумолимого героизма своего племянника — и складывает свой меч к ногам Ромула.

Блестящую предфинальную сцену выстроил постановщик. Два императора, два куровода, поверженный римский Ромул и немецкий победитель Одоакр, говорят на одном, лишь им понятном языке: они кудахчут. Трагикомичный диалог высшего понимания становится венцом спектакля, со всеми золотыми «листочками» интонаций.

Оба обречены, но выбирают вести себя так, «словно дух взял верх».

Ромулу, мудрецу и стоику, предстоит унижение пенсией. Его финальное обращение к нации произнесено голосом, который дряхлеет с каждым словом. Ромул, которого в истории прозвали Малым из-за ничтожности исторической роли, в пьесе Дюрренматта вырастает в грандиозную фигуру прямо по формуле Катона Старшего: «Человек никогда не делает больше, чем тогда, когда не делает ничего…»

Баялиев интеллектуальную пьесу Дюррентматта читает как притчу, остро отзывающуюся именно в наших днях.

Заметим: «Ромул», написанный 72 года назад, на нашей, поначалу советской, а теперь российской, почве особенно не прижился. Возможно, потому, что разговор об империи как Родине, о государстве как убийце, о патриотизме как роде безумия — не был близок никаким временам. Сейчас — самый момент.