«В России свыше 900 000 детей инфицированы туберкулезом, из них тяжелой формой болеют более 3000 детей. В стране более 150 лечебных учреждений, занимающихся их лечением и реабилитацией. Туберкулезные больницы — одна из самых закрытых систем лечебных учреждений в России. Во многих существует запрет на нахождение родителей вместе с ребенком. А попасть туда постороннему человеку практически нереально — необходимо получить большое количество разрешений. Таким образом, дети вынуждены находиться в больнице одни от шести месяцев до полутора лет (а в исключительных случаях даже больше). При этом деятельность этих учреждений фокусируется на медицинском сопровождении. Количество ухаживающего и воспитательного персонала ограничено или сведено до минимума».

Это фрагмент обращения директора БФ «Солнечный город» Марины Аксеновой к детскому омбудсмену Анне Кузнецовой. Оно появилось сразу после видео, снятого в туберкулезной больнице Новосибирска, как медсестра тащит за волосы девочку трех лет, а потом кидает ее на кровать. Видео обнародовано в начале ноября. Тогда оживилась не только Кузнецова, но и СК, и прочие госструктуры. Итог: медсестру уволили и осудили за «неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей», приговорив к году исправительных работ, а в больнице решили установить аж 145 камер видеонаблюдения.

Аксенова считает, что эти меры никак не помогут детям, подолгу лежащим без родителей в туберкулезных больницах. В разговоре со мной она посетовала: «Про камеры еще же вопрос: кто весь этот объем отсматривать будет? У кого будет время заниматься супервизиями по камерам?»

Ситуация эта далеко не новосибирская. Пример: в декабре 2019 года аналогичный скандал прогремел в Красноярске. Выяснилось, что в детском противотуберкулезном профилактории «Пионерская речка» сотрудницы унижают, гнобят детей.

О незыблемости традиций — Михаил Афанасьев, главред «Нового фокуса» (Абакан): «Мне было 8 лет, когда врачи заподозрили у меня тяжелую болезнь и отправили в детский санаторий под Красноярском. Над нами издевались постоянно одни, другие делали вид, что это их не касается (оно и понятно, у них же дети, их надо кормить). Мне навсегда врезались в память бесцветные перекошенные… лица этих ублюдин и полные боли и унижения плачущие лица моих совсем маленьких друзей.

…Мы жили только одной мечтой, что нас когда-нибудь придет и заберет мама. Больше верить было не во что.

Однажды мне так треснули, что три часа я пролежал на кровати, а изо рта непроизвольно летела слюна… В итоге мне повезло. Я простыл, быстро пошло осложнение… Очнулся уже в больнице — безумные врачи, испугавшись ответственности, вызвали скорую, и мне удалось вырваться из этого ада. В больнице было тепло, я готов был бесконечно бегать на уколы к медсестре, которая просто относилась ко мне по-доброму. Она мне подарила банку варенья, и я спрятал ее под кроватью как нечто самое дорогое для меня в жизни. Когда за мной наконец-то приехали родители, я не выпускал эту банку из рук. Никакие уговоры не помогали».

Красноярка Нина, 20 лет: «В «Речке» я не лечилась, родители просто спихивали туда на лето нас с сестрой, у нас знакомая была в поликлинике, и она спокойно нас отправляла туда без прохождения врачей лет с 7–8. Сидели там смотрели телевизор, занимались поделками, музыкой, играли, потом отбой в 9 вечера. В группах там 10–15 человек, бывало и больше. Там плохо деткам, которые прям маленькие, а подросткам там весело и комфортно. Я бывала в отделении, где детям, наверно, от года до трех, вот они постоянно сидели в кроватках своих — грязные, с грязными подгузниками, нас даже приглашали помогать, лет 13 мне тогда было. Там всегда не хватало игрушек, были строгие воспитатели».

Нина рассказывает про лето, когда тепло и солнечно, дети не учатся, и поводов для стресса меньше. А вот фото детдомовца Саши девяти лет, сделанное в «Пионерской речке» в ноябре 2017 года. У него разбита голова, синяк под глазом и очень испуганный вид. Сказал, что били другие дети, пока взрослых не было рядом, причем регулярно. После нескольких месяцев такого лечения пришлось обращаться к психотерапевту: усилились проявления гиперактивности, настроение стало нестабильным, снились кошмары, появилось самоповреждающее поведение — бился головой об пол или стену, расцарапал ручкой ногу до крови и т.п., чего до «Пионерской речки» не наблюдалось (после нескольких занятий симптомы ушли).

Психологи хорошо знают:

Не раз слышал от взрослых уже пациентов, что именно в инфекционных больницах медсестры в наказание заставляли их, тогда еще 6–7–8–9–10-летних, раздеться и ставили голыми перед детьми другого пола. Такие травмы могут серьезно отразиться на характере человека, на его отношении к себе и окружающим, на отношениях с близкими, на формировании влечений. Известны случаи, когда депривация в раннем детстве впоследствии влияла на половую идентификацию.

Из обращения Аксеновой: «В таких больницах дети зачастую находятся дольше, чем дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей в государственных центрах помощи. Несмотря на это, подобные лечебные учреждения никак не подпадают под требования постановления правительства РФ № 481 «О деятельности организаций для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, и об устройстве в них детей, оставшихся без попечения родителей».

Это очень здравая мысль — распространить действие 481-го постановления на такие больницы. Оно содержит важные требования: детские группы в учреждении должны быть постоянными и не превышать 6–8 человек, и ими должна заниматься постоянная команда воспитателей (а не только медсестер!) — все это позволяет максимально сохранить психическое здоровье детей. Потому что в условиях депривации дети переживают стресс, из-за чего и бывают порой несносными и нуждаются, прежде всего, в постоянстве и доброжелательном внимании взрослых. Когда детей в группе более 8, ухаживающим за ними взрослым очень трудно сохранять самообладание и не «выгорать». Очень странно, что 481-е постановление до сих пор не действует в медучреждениях, где дети лежат без родителей долгие месяцы, а порой и годы.

В ответ на обращение директора «Солнечного города» Кузнецова попросила премьера Мишустина подготовить некий «стандарт» ухода за детьми в больницах. Но весьма вероятно, что все эти благие намерения вскорости будут похерены и забыты: Росздравнадзор считает, что такие предложения избыточны, так как уход за детьми уже регулирует ФЗ № 323, и полагает, что знаний о деонтологии медсестрам вполне достаточно, чтобы бережно относиться к больным. О том, чтобы распространить на туберкулезные больницы и отделения для детей действие 481-го постановления, там, похоже, еще не думали и вряд ли понимают, о чем речь.

Чиновникам не понять, что детям, которые подолгу лежат в больницах без родителей, нужны не стандарты, прокуроры и видеокамеры, а палаты с небольшим количеством сверстников и постоянные заботливые взрослые.