Два года назад в редакцию пришло письмо от активистов ветеранской организации Первого батальона 357 полка Витебской дивизии ВДВ (номер части в Афганистане полевая почта 48059, в Союзе в/ч 93684) с просьбой опубликовать открытое письмо Владимиру Путину: выписанные за реально совершенные в свое время подвиги наградные листы на множество бойцов и офицеров в архивах отсутствовали. Ветераны верили, что награды не хотят вручать бюрократы, и уповали на справедливость президента.

Речь шла о самом первом периоде боевых действий начиная с 25 декабря 1979 года и до конца 1981 года. Подробности истории были таковы, что редакция решила обратиться в Министерство обороны РФ. В завязавшемся диалоге делу дали ход, начались необходимые бюрократические процедуры.

Всего в списке ненагражденных оказалось тридцать четыре человека, из них девять инвалидов (в том числе пять инвалидов боевых действий), шесть офицеров, двое убитых. Пять солдат из списка к этому моменту уже умерли, четверо перенесли инсульт. Один из инвалидов прикован к инвалидной коляске, другой парализован уже 15 лет. Двое ветеранов из списка, не получившие боевые медали на войне, заслужили государственные награды уже в мирной жизни.

Особый случай — двое погибших в бою солдат остались вовсе без наград, а в Афганистане военные старались такого не допускать. Вполне вероятно, что по этой причине судьбой ветеранских наград лично занялись два заместителя министра обороны. Разумеется, не по служебным обязанностям, а в порядке гражданской инициативы.

Оставшиеся в живых солдаты и офицеры батальона — настоящее братство, в самом лучшем понимании слова. Распад СССР проложил между ними границы, но ветераны в Москве, на Урале и Кавказе, на Украине, в Белоруссии, Казахстане помнят друг друга, по мере возможности регулярно встречаются, навещают заболевших в других городах, перезваниваются, поминают умерших. У начальника штаба полка Варушинина в телефоне около тридцати номеров актива.

Важное обстоятельство: командиры, подававшие наградные документы в 1980–1981 годах живы, как и командир полка, их подписавший. По просьбе сотрудников Министерства обороны офицеры полка, в том числе Калинушкин, Романович и Пузычев, заверили у нотариуса свои показания по выписанным ими наградным документам. Но при составлении текста обращения к президенту они поначалу отказывались включать в список свои фамилии — им важнее было добиться справедливости для своих солдат, хотя бы сорок лет спустя. Рядовой Петр Магдалина привез из Екатеринбурга увесистый кофр с аккуратно подшитыми копиями заявлений, собранных в разных странах, и нотариальными документами. Когда весной 2019 года я вручал их заместителю министра, было очевидно, что на него такой подход к делу произвел впечатление.

Следствие начинается

В октябре 2019 года Петр писал в редакцию: «Мы все увидели, что началась работа министерства по сбору материалов по награждению. Нас вот уже около месяца с различной периодичностью стали приглашать в военкоматы по месту жительства. Из списка оставшихся в живых на сегодня это 22 человека, уже пригласили 12 человек». Из Министерства обороны улетели запросы в Москву и Московскую область, Нижний Новгород, Городец, Ленинградскую область, Санкт-Петербург, Смоленскую область, Смоленск, Свердловскую область, Екатеринбург, Пермский край, в Лысьву, в Чувашию, Курган и Курганскую область, Омскую область, Прокопьевск и Новокузнецк, Ульяновскую область, Владикавказ. Ветераны, их семьи и друзья были воодушевлены произошедшими сдвигами.

С таким командиром…

Они действительно заслужили это. Интенсивность боев была очень высокой, десантники бились как гладиаторы у горных цирков (места у схождения нескольких склонов), не имея никаких реальных мотивов, кроме присяги и взаимовыручки. И рассказывать об этом было нельзя. Сохранился потрясающий документ, из которого можно понять, что такое цензура в СССР. Это маленькая заметка в газете Туркестанского военного округа «Фрунзевец» от 27 октября 1981 года, написанная боевым товарищем наших героев сержантом Черемисиным (умер в прошлом году). Ее стоит прочесть.

О чем мог написать военкор сержант Черемисин без цензуры? О том, как взвод в составе отряда из двух рот в непрерывных боях прошел по горам двести километров. Кто ходил по горам — понимает, что это означает.

На тот момент одних только раненых на две роты (при сокращенном штатном составе роты 60 человек в горы ходило примерно 40) было тридцать три — это те самые бойцы с травмами, которым хочется пить.

или были небоеспособны. Командир роты по состоянию здоровья не смог управлять боем (в дальнейшем был комиссован и отправлен в Союз), и все держалось на одном Романовиче.

Был затруднен подвоз воды и продовольствия: на жаре свыше 45 градусов вертолеты не могли опереться лопастями на разреженный воздух и были прикованы к аэродрому. События разворачивались в месте, где ущелье реки Кунар уходит в Пакистан. Двигаясь по карте, составленной в 1958 году с весьма условной границей, взвод подошел к гряде, на другой стороне которой уже стояла пакистанская артиллерия. Романович с подчиненными первыми попали под пакистанский артналет, его посекло осколками и завалило камнями. Об этом и повествует странная заметка в окружной газете — солдат на учениях перевязывает лицо командиру. Добавлю, что из этого состава семь человек умерли от последствий ранений и контузий в течение первых четырех лет по возвращении на родину.

Больше одной награды в год на руки не выдавать!

Командир первой роты Александр Калинушкин в беседе со мной вспоминал, что изначально награды в год московской Олимпиады были сильно лимитированы — получали их в тот период чаще посмертно. Сам он 28 июля 1980 года в ходе трехдневной операции в Газни (в самый разгар Олимпиады) руководил ротой без поддержки артиллерии. На козьей тропе лично уничтожил из АГС засаду моджахедов в пещере и потерял глаз, получив в ответ выстрел из гранатомета. С выбитым глазом и осколочными ранениями продолжал управлять боем. Награды за это не получил, хотя был представлен.

Его свидетельство интересно: оказывается,

(в дальнейшем от этого правила начали отходить). Старший лейтенант Калинушкин был представлен к медали «За боевые заслуги» еще при вводе войск зимой 1979 года. Летом его все еще запрещено было награждать принятой практикой. Боевой товарищ, замполит полка Руденко, только руками развел перед искалеченным офицером, потерявшим надежды на карьеру: «Саша, одна награда в год — ну что тут поделаешь?»

С особой горечью однополчане вспоминают командира взвода второй роты Валентина Танина, уже скончавшегося. Он два месяца не вылезал из непрерывных боев, когда советские части прорывали блокаду Герата. Сутки вместе с шестью товарищами дрался в окружении отряда из тридцати моджахедов (никто из его бойцов даже не получил ранений, это выдающееся достижение).Танина дважды представляли к званию «Герой Советского Союза». Как рассказал Калинушкин, а также со слов помощника замполита дивизии, первое представление окончилось звонком:

В списке представленных к наградам ребят из первой роты двое погибших. Николай Данилиди из Пятигорска был представлен к медали «За боевые заслуги» намного раньше своего последнего боя. Так уж вышло, что медаль пришла после смерти. В штабе решили, что и этого хватит: чаще раза в год не награждаем. Остальным погибшим в роте восьми бойцам выправили ордена «Красной звезды», но Данилиди посмертно не наградили.

Гранатометчик из Челябинска Василий Мицкевич в своем последнем бою уничтожил гнездо крупнокалиберного пулемета моджахедов, не дававшего никому поднять голову. Почти сразу после этого его машина подорвалась на мине. Командир третьей роты посмертно представил его к ордену. По неизвестным причинам Мицкевич остался без каких-либо наград. Представление в архивах не нашли. Бюрократическая логика наградных отделов и действующие правила не могут объяснить этот факт.

Следствие окончено: забудьте

В военные комиссариаты ветеранов вызывали с сентября 2019 года по 20 января 2020 года. Потом все прекратилось, зато выяснились постыдные подробности. Проверяя обстоятельства совершения подвига, в военкоматах от ветеранов помимо паспортных данных требовали представить сведения из правоохранительных и таможенных органов.

Дополнительно от тех, кто имел отношение к руководству, и экономистов (бухгалтеров) хозяйствующих субъектов потребовали представить документы «в динамике основных финансово-экономических показателей за трехлетний период с разбивкой по каждому году и истекшие месяцы 2019 года». Еще было необходимо представить справку о структуре уставного капитала, заключение органа исполнительной власти о вкладе предприятия в социально-экономическое развитие региона.

Отдельно была нужна оценка своевременности выплаты заработной платы. «Что делать? О тех, кто погиб и умер, у меня такой информации нет», — писал в редакцию Петр Магдалина.

Лично я не верю, что это издевательство над людьми, всего лишь ожидавшими проверки их участия в боевых операциях сорокалетней давности, — злой умысел. Так издревле устроена наша бюрократическая машина, что, исполняя указания сверху, немедленно начинает их дополнять, «улучшать» и развивать.

Проверка длилась более года. 30 сентября редакция получила официальный ответ за подписью начальника Главного управления кадров МО РФ В. Горемыкина. Суть его сводилась к следующему. Работа проведена, с ветеранами встречались, беседовали, изучали их документы. Нереализованных представлений к наградам не найдено, документальных свидетельств, что с ними поступили несправедливо, не найдено.

Самое главное: объективных оснований для пересмотра решений командования прошлых лет только лишь на основании свидетельств командиров и воспоминаний самих ветеранов нет. Все пришло к стартовой позиции — наградные документы или утеряны, или даже не поступили в архивы. А без документов 1980–1981 годов современные свидетельства командиров, изготовивших в те годы эти самые пропавшие документы, силы не имеют. Командиры могут клясться хоть на боевом уставе, хоть на священном писании — нет им веры.

Это общая установка в наградной политике России, она складывается из позиций нескольких ведомств, и ключевую роль в ней играет администрация президента. Она неизменна уже много лет, и редакция сталкивается с ней не первый раз. В других формулировках, но точно таким же по сути был ответ о признании подвига Григория Булатова, первым поднявшего знамя победы над Рейхстагом: дали меньшую награду и за другое, других наградных в архиве нет — значит, и подвига не было. Об эту же стену бьются все, кто требует признать подвигом «атаку века» кумира наших подводников, личного врага фюрера капитана подлодки С-13 Александра Маринеско на «Вильгельм Густлов»: наградные не выписали, нечего реализовать.

Из-за этого всесильного, введенного неизвестно кем принципа даже при самом доброжелательном отношении двух заместителей министра обороны дело ветеранов 357 полка ВДВ потерпело фиаско. Мы получили чистый эксперимент: все за наших героев, все хотят им помочь, у них нет врагов в Политуправлении, как у Маринеско или Булатова. Но сделать ничего нельзя, таков не зафиксированный в законах обычай.

И в нашей стране нет механизма, позволяющего человеку оспорить его, если документы канули в бюрократическую пучину. Какой главный документ, на основании которого выдают ветеранскую книжку? Это справка об участии в боевых действиях. Ее хранят в личном деле или выдают на руки. Не дай бог ей потеряться — вы можете уже не восстановить свой статус.

В СССР было лучше!

Тот самый СССР, который многие в руководстве страны считают примером, проводил иную политику. Сразу оговорюсь: примеры я привожу, не пытаясь сравнивать подвиги прошлого. Они несравнимы, это дружно заявляют все афганцы, с которыми я беседовал. Мне важно продемонстрировать разницу в подходах.

Летом 1964 года Хрущев узнал о Рихарде Зорге из французского художественного фильма. 4 октября о нем рассказала «Правда», 5 ноября ему присвоили звание Героя Советского Союза. Члены его резидентуры были награждены боевыми орденами, некоторые посмертно. Кто писал на них представление?

Более 200 погибших и выживших защитников Брестской крепости удостоились наград после того, как ученые и журналисты исследовали историю ее обороны. Майор Петр Гаврилов и погибший в крепости лейтенант Андрей Кижеватов были удостоены звания Героев Советского Союза. Комиссар Ефим Фомин стал кавалером орденом Ленина, капитан Иван Зубачев — ордена Отечественной войны I степени. Кто писал летом 1941 года на них представления к наградам, если 5 августа уже пал Смоленск?

Впрочем, и в современной России есть примеры такого рода. В 2004 году начальник Главного управления кадров генерал армии Н.А. Панков организовал награждение участников ликвидации последствий аварии в Чернобыле просто на основании справок о нахождении в определенной зоне в определенное время. Этого было достаточно, чтобы вручить людям государственные награды, в том числе и ордена Мужества.

Если же следовать нынешним установкам, ни один российский военный, пропавший без вести в современных войнах (а от этого не застрахован никто), не может быть награжден, если в будущем найдут его останки и свидетельства героической смерти.

Несомненно, наградная политика государства в разное время имеет свои особенности, вытекающие из опыта и воспитания высшего руководства. Но главную ее черту проживающий в Гродно командир лучшей роты Витебской дивизии в Афганистане в 1981 году Сергей Александрович Калинушкин определил, на мой взгляд, исчерпывающе:

Достаточно одного-единственного свидетеля спустя многие годы, чтобы вас отправили за недоказанное еще преступление в заключение. Но множества свидетелей во главе с командиром, подписавшим наградные документы, недостаточно, чтобы наградить вас за подвиг, совершенный в прошлом».