Оленные транспорты — соединения оленеводов, призывавшихся с оленями, собаками и упряжью, — на Карельском фронте официально были образованы 20 ноября 1941 года секретным постановлением Государственного комитета обороны № 930-с. 12 батальонов было предписано сформировать из мобилизованных каюров Коми и Архангельской области (с территории Ненецкого округа) и уральских манси. К этому времени местные оленеводы, саамы, уже воевали: три роты были брошены на мурманское направление, еще одна — на кандалакшское. Именно после того, как они показали себя в деле, началась мобилизация коренного населения соседних регионов.

Правда, для этого потребовались месяцы: 1000 километров для оленя — это очень много, долго и тяжело. Тем более что весна, когда коми и ненцы заканчивали переброску на Кольский полуостров, для оленя самое трудное время, ему нужно отдыхать. А пришлось сразу воевать в самом пекле.

Заполярье — это тундра, полярная ночь и бескормица. И высоты, занятые экипированным и подготовленным противником. Выживет и спасет других тот, кто здесь рожден. Оленеводы совершали вылазки на линию фронта и в тыл врага ночью — они прекрасно умеют ориентироваться в тундре, а олени способны передвигаться бесшумно и быстро. Даже будучи ранеными, эти животные не кричат. Умирают молча, спасая человека.

В общей сложности на оленях с передовой было вывезено 10 142 раненых. Обратно — на передний край — нарты саамов, ненцев, манси и коми доставили 8 тысяч бойцов и 17 тысяч тонн боеприпасов. Но это только то, что подсчитано на бумаге. Известно, что оленеводы эвакуировали 162 подбитых самолета и даже как-то вытащили в тыл «Катюшу», поставив ее на лыжи.

Авиация врага за оленными бригадами охотилась, их расстреливали на маршах. А они продолжали свой бег. Вывозили раненых, привязав к нартам, а нарты выстраивали в райду — поезд из 10–15 саней, влекомый упряжкой. Бойцов укутывали в оленьи шкуры и так спасали от обморожений. А если каюр погибал в пути, олени не прекращали бега — умные, они отлично запоминали дорогу. А под обстрелом закрывали собой человека.

Олень на Севере — божество. Он источник жизни, жертвующий собой ради ее продолжения. Недаром из 10 тысяч оленей, «призванных» на фронт, в живых осталось всего около тысячи.

Когда одну из оленных бригад весной 1942 года бросили в нелепое, непродуманное наступление на укрепленный мыс Пикшуев, там было так страшно, что не спасали даже олени: раненых не успевали вывозить, люди замерзали насмерть прямо в окопах. Историки говорят, что немцы тогда впервые даже не пытались хоронить своих убитых. Промерзшие тела складывали в штабеля, которые служили оборонительными укреплениями.

Трехдневный шторм покрыл тундру толстым слоем наста, который не могли пробить оленьи копыта: животные начали падать от голода, не в состоянии добыть ягеля для пропитания. И тогда изможденные люди стали спасать четвероногих, саперными лопатками разбивая лед. Да, тулупы и валенки бойцам подвезли только через неделю. И подкорм оленям.

Одновременно шло наступление в районе Западной Лицы. Именно тогда эта река стала красного цвета. С укрепленных высот горные егеря поливали шквальным огнем наступавших — голодных и обмороженных. Тогда на штурм неприступной высоты 341 бросили и 6-ю лыжную бригаду, только прибывшую на фронт на измотанных дорогой оленях. Из 1200 человек обратно к своим пробились только 100. И продолжили воевать.

В 1944 году, когда враг на мурманском направлении был разгромлен, для оленей война закончилась — их вернули в совхозы. А бойцы-оленеводы остались на фронте до конца: кто дошел до Берлина, кто лежит в Польше, кто пропал без вести…

Андрей Данилов говорит, в его семье никогда не рассказывали о войне. И так у многих: «Тему эту почему-то раньше никто не поднимал, она была полузапретной. 9 мая бабушка никогда не смотрела фильмов, уходила к себе и плакала. Мы не можем понять, почему нам ничего не говорили, то ли горе такое большое, то ли нас оберегали от того, что они прошли. Единственное — ребенком у деда выпросил флягу, тогда он и сказал, что с ней всю войну прошел. Медали и портреты — никаких воспоминаний нам не осталось больше. Ни один солдат саами не удостоен «Звезды» Героя. Хотя подвиги они совершали. Они защищали свою родину — им уходить было некуда».

Нина Афанасьева — ученый, хранительница языка и истории саами — уточняет: призвали практически все мужское население саамских погостов, но ушли на фронт и женщины. Также управляли упряжками, также спасали раненых. А кто не ушел, шили теплую одежду для фронта — советское обмундирование для войны на Крайнем Севере не очень-то подходило, а вот пимы и малица из оленьей шкуры защищали от обморожений, даже если приходилось ночевать на снегу, не зажигая огня. В погостах отдали фронту все — как саамы в тылу выжили без оленей, трудно понять.

В своей книге об истории родного погоста Варзино Нина Елисеевна приводит воспоминания сержанта Егора Захарова: «Нас-то обучать можно, да и быстро обучали. А попробуй-ка оленей обучить! Слыхал я, что кавалерия воюет. Про Семена Буденного в школе рассказывали. Кто из нас наловчился на оленях кухни отвозить, кто за санитаров был. Даже несколько саамских девушек было. Помню Кобелеву Марфу, все хвалили ее. Она ловко управляла оленями. Больше всего я участвовал в боевых походах в тыл врага. Врывались мы к врагу неожиданно, и сразу начинался бой».

Нина Елисеевна еще в 90-е заговорила о том, что Мурманску нужен памятник оленным батальонам. 25 лет саамам отказывали. В Нарьян-Маре, для сравнения, монумент стоит уже 10 лет. В поселке Новикбож Республики Коми — 3 года. А в Мурманске, откуда уходили на фронт упряжки, не было. В 2014 году на Съезде саамов о необходимости бороться за памятник заявила активистка, библиотекарь Нина Ежова. И снова тишина. Идею активистов несколько раз то одобряли (устно), то отклоняли (письменно). То денег нет, то в петиции к чиновникам саамы не указали спутниковых координат места, где они хотят видеть памятник, то предложенное место несимпатично чиновникам, то «мы поставим его в парке «Патриот». За это время в Мурманске появились памятники треске, коту и чугунной задвижке теплосети. Фонд президентских грантов саамским активистам отказал.

Поняв, что толку не будет, Андрей Данилов объявил сбор средств. Фонд саамского наследия и развития, которым он руководит, собирал деньги несколько лет. Наконец, когда скандальность ситуации стала очевидна, областная власть снизошла — и немедленно объявила идею своей. Признать инициативу саамской оппозиции, каковой чиновники считают Данилова, Афанасьеву, Фонд саамского наследия, видимо, было некомильфо. Но — нашли спонсора, выделили место, провели конкурс и заказали монумент. Скульптор Игорь Чумаков из Смоленска изобразил на фоне сопки оленевода и лыжника, оленей в упряжке и лайку.

Конечно, сославшись на ковидные ограничения. Которые не помешали привести «для патриотического воспитания» целый класс подростков — всю церемонию они гоготали и демонстрировали буйство гормонов. Территорию перед монументом огородили металлическим забором, на узкой тропинке за которым позволили стоять людям. Ждали губернатора, он по привычке опоздал. Потом нужные товарищи произнесли нужные речи и довольно быстро укатили.

А люди остались. Так как слова в официальной части почти никому из них не дали, еще час, несмотря на мороз и ветер, дети и внуки говорили о не вернувшихся из тундры солдатах. До установки памятника оленной армии никто из ее бойцов не дожил. Последний — Иван Филатов — умер в 2012 году.

«Наша сегодняшняя молодежь очень активно ищет информацию о героях войны, — говорит Андрей Данилов. — Все-таки за эти годы борьбы мы воспитали целое поколение».

Андрей сам не приехал на открытие памятника. Слишком все чувствительно. Надеется, когда заболеваемость пойдет на спад, можно будет приехать в Мурманск почтить память воинов всем желающим. Чтобы каждый мог высказать свою боль.

Данилов обратился к губернатору с предложением сделать 20 ноября — день образования оленно-транспортных батальонов — днем памяти бойцов-оленеводов. Такая же памятная дата установлена в Ненецком автономном округе. Мурманский губернатор пока не отвечает.