Начались дискуссии о сценариях будущего восстановления экономики после пандемии. Казалось бы, все скоро вернется на круги своя. Но остается несколько факторов риска, которые вряд ли позволят быстро вернуться к докризисному уровню спроса на нефть. И похоже, российское правительство относится к этим факторам риска очень серьезно.

Оптимизм относительно восстановления спроса на нефть связан с ожиданиями того, что наиболее пострадавший от пандемии сектор услуг восстановится относительно быстро. Доля этого сектора в экономике развитых стран высока, многие виды услуг стабильно востребованы вне зависимости от роста или падения экономики (некоторые виды ремонта, парикмахерские услуги и т.п.).

Смягчение ограничительных мер быстро восстанавливает спрос на них. Таким образом,

Это естественным образом поддержит и спрос на энергоносители. Частично это уже происходит, что и вызвало рост нефтяных цен. Если участники сделки ОПЕК++ не допустят серьезных ошибок при определении квот, есть большие шансы на то, что удастся нарастить добычу нефти с сохранением цен вблизи текущего уровня.

Опасность кроется в принципиальной нестабильности картеля. И опыт ОПЕК 1985 года, и совсем свежий пример ОПЕК+ марта 2020 года очень наглядно демонстрируют, что рано или поздно находятся участники сделки, которые нарушают ранее достигнутые договоренности, и это провоцирует ценовую войну. Ценовая война 1980-х очень больно ударила по экономике СССР и послужила одной из причин его гибели.

Март 2020 года показал, как быстро и насколько сильно может падать цена на нефть, если картель распадается. К счастью, сделку удалось достаточно быстро восстановить, но прецедент распада картеля уже продемонстрирован. А с учетом пестрой картины стран, гласно и негласно участвующих в сделке, и больших противоречий между ними повторение ценовой войны вполне возможно. Особенно когда острая фаза кризиса пройдет и крупнейшие экономики мира более-менее восстановятся. Учет этой возможности вынуждает правительство России крайне скупо тратить резервы и проводить достаточно жесткую бюджетную политику.

Второй фактор риска носит стратегический характер. Его влияние достаточно мало в ближайшем будущем (несколько лет), но оно неизбежно будет усиливаться в будущем. Это энергопереход. Все больше и больше стран принимает стратегии снижения выбросов СО2 и вводят разного рода ограничения на ископаемое топливо. Растет доля электромобилей и возобновляемых источников энергии. Абсолютные цифры пока невелики, но темпы роста существенны.

А для поддержки производителей с малым углеродным следом вводится специальный налог на выбросы СО2. В Евросоюзе (важнейший торговый партнер России) возможно введение такого налога уже в 2021 году. Детали, определяющие ставки этого налога и порядок его расчета, еще уточняются.

В первые годы после введения налог будет относительно невелик, для того чтобы производители имели время на адаптацию и изменение своих технологий. Но уже анонсирован рост этого налога в будущем. В парламентах большинства развитых стран высока доля партий «зеленых», и их поддержка устойчиво растет.

Это гарантирует, что углеродный налог будет существенно расти в будущем. Не исключено, что рост налога сделает часть российского экспорта нерентабельной. И к этому определенно нужно готовиться.

Главный фактор, который наглядно показывает, что риски воспринимаются правительством серьезно, — крайне скупое использование резервов. В принципе, резервы для того и создаются, чтобы использовать их, когда наступит черный день. В России же наблюдается удивительная вещь — международные резервы страны достигают максимума в августе 2020 года. Такая динамика говорит о том, что с точки зрения правительства настоящие черные дни еще впереди. И резервы нужно поберечь.