Легенда (но чистая правда) гласит: в финале владикавказских гастролей 1986 года, едва стих гром оваций, Юлия Борисова, звезда Вахтанговского театра, которой зал рукоплескал стоя, прямо со сцены обратилась к властям Республики Северная Осетия. Власти, наудачу, сидели в зале.

— Не разрушайте дом Вахтангова! Сохраните его! Мы вас очень просим!

И власти, редкий случай, послушались.

Двухэтажный особняк, на первом этаже которого Багратион Вахтангов в восьмидесятых годах позапрошлого века разместил свой табачный магазин, а на втором — семью, устоял. Растащенный на коммунальное жилье, на квартиры, которые, говорят очевидцы, были настоящим филиалом Вороньей слободки, дом десятилетиями жил своей неустроенной жизнью. До того момента, когда вахтанговцы после очередных триумфальных осетинских гастролей решили искать деньги на реконструкцию.

— Это безумие! Никогда вы не расселите такой дом, да еще на Кавказе! — твердили доброжелатели, пока идея обсуждалась. Отговаривали, пугали тратами и обстоятельствами непреодолимой силы.

Но над этим проектом уже встали звезды.

Дом — на набережной. Терек в этом месте обмелевший, с проглядывающим дном. На Армянской улице прекрасная армянская церковь. А рядом — дом 2, в котором родился Евгений Вахтангов. Семнадцать лет в этих стенах, время поиска себя, первых уроков жизни, но и первых творческих опытов. Судя по позднейшим свидетельствам, детство и юность были и счастливыми, и сложными: глава семьи видел в сыне наследника торгового предприятия, а сын оказался существом совсем другой природы. Чуждой и непонятной; потому и оставил родительский дом так рано, как только смог. «Родовое гнездо» — двухэтажное, немного угрюмое: столетие прокатилось над крышей без особой бережности, оставив копоть на стенах, покосив окна. В середине — маленькая кофейня «Турандот», за углом городская стена. Здесь, возможно, в перспективе будет развернут арт-квартал. Такую идею логично ведет за собой проект «Дом Вахтангова». Его уникальность в том, что не культурные чиновники, не «общественность», а признательный своему основателю театр становится создателем музея. В этом движении соединяются благодарность и уверенность в своих силах. В том числе — добыть нужные средства.

И это более чем пригодилось, когда началось расселение дома. Четырнадцать собственников, тринадцать квартир, десяток запутанных сюжетов. Кто-то из обитателей дома благородно и без проволочек уступил свою площадь по реальной цене, кто-то «выкручивал руки» и выгадывал до последнего. Одни были счастливы нежданному повороту событий, другие относились ко всему с подозрительностью. Договориться со всеми, каждому найти персональный вариант, провести все сделки, оформить все документы — сага, которая войдет в закулисную историю создания музея.

Выкупая дом, реставрируя его, превращая в культурный центр, театр создает рабочие места для тех, кто будет осуществлять реконструкцию, но еще существеннее — закладывает связи и программу сотворчества на многие годы. А главное: двигается против мрачной логики повседневности, в которой все привычно разрушается, расхищается, идет в распыл, а созидательная деятельность выглядит нонсенсом.

Главный разрыватель этого шаблона — директор театра Кирилл Крок.

— Откуда взялась вся эта энергия заблуждения, сворачивающая архитектурные и хозяйственные горы? Какой момент личной истории считать точкой отсчета?

Мы сидим с Кроком за пиршественным столом, на который по осетинской традиции выносят три пирога: с зеленью, сыром и мясом — символ единства и совершенства Троицы.

Он молчит, похоже, листает свои минувшие десять лет в нынешней роли. И только когда тамада берет в руки чашу с вином, произносит слова благодарности Создателю и призывает младшего за столом выпить первым, директор находит ответ.

— Да вот, пожалуй, как увидел грязную воду в котловане на месте будущей Новой сцены, так и…

Что ж, фамилия Крок на украинском означает — шаг. Он шагает без остановки, а главное — в полезном для театра направлении.

— Мы ж его позвали, — якобы по секрету рассказывает мне Евгений Князев, один из «коренников» вахтанговской сцены и ректор «Щуки», — когда прежняя команда раздела театр до гола, а потом еще и свалила поголовно.

И никто тогда не предполагал, что с этого назначения для Вахтанговского начнется новая эра. «Варяг» Туминас, встреченный труппой с большой долей подозрительности, стал одерживать одну художественную победу за другой. А Крок неожиданно для себя обрел объект преданности и размаха. Выстроена Новая сцена, реконструирована и полностью обновлена Симоновская, на главной все улучшено радикально — от колосников и занавеса и от зрительного зала до гримерок и душевых. Билетная служба, пять сценических площадок, капельдинеры, музей, зарплаты — пока не грянул карантин, театр имени Вахтангова являл собой образцово налаженный механизм.

Мы в горах. Видим ущелье, над которым парят орлы, а на камнях внизу — серебряную огромную кошку: «Здесь над речкой долго жил снежный барс. Когда умер, ребята решили сделать ему памятник», — объясняет неожиданную скульптуру кто-то из сопровождающих. Видим монастырь, построенный лет двенадцать назад по средневековым канонам — из камня. Видим горы и чистую воду рек. Эти места окрыляли Вахтангова, они и сегодня воспитывают людей, способных к полету. Доказательство — новая, «с иголочки», экспозиция Национального музея, по которому водит нас его директор Батраз Цогоев и внутри которого непрерывно течет сюжет судьбы Алании — от бронзового века до Великой Отечественной, от древнейшей керамики до оружия. Изумительный музей с уникальными экспонатами (чего стоит хотя бы голова идола конца XI тысячелетия до н.э., случайная находка у села Нар; словно бы опираясь на форму, которой в ХХ веке творили и Бранкузи, и Модильяни).

Теплые и достоверные люди вошли в этот проект и стали его «проводниками»: Мадина Атаева, шеф культурных проектов Агентства национального развития республики, чье очевидное достоинство — «мягкая сила», Олег Гулуев, управляющий Владикавказским отделением банка «Открытие», юрист Екатерина Маслихова. Все дружно помогали выстраивать отношения с местными ветвями власти. Кстати, один из ключевых людей «Открытия» — председатель правления Михаил Задорнов — тот редкий столичный банкир, которого можно встретить в театральном зале или на вернисаже; возможно, поэтому банковский выбор программ по поддержке культуры безупречен.

Событие происходит в доме правительства: подписаны все документы, дом передан на баланс театра, проекту открыта зеленая улица на всех уровнях. Уже в ноябре в дом приходят строители, архитекторы, подрядчики и главный вахтанговский удожник Максим Обрезков.

— С художником сяду! — говорит Людмила Максакова, занимая место за столом. И правильно. Обрезков держится скромно, но одарен без скупости: без его участия не обошлось ни одно из новейших открытий — от памятника основателю до новых стен.

— У нас Сумбаташвили был главным художником, понимаете? Приходится тянуться! — роняет Максакова, блистательная без усилий. И предвкушающая новую работу — роль Шута в «Лире» Юрия Бутусова.

Впрочем, Обрезков сначала должен «ощутить пространство», а уже потом его организовывать. Пока ясно одно: на втором этаже будет музейная зона, попытка реконструкции той, прежней, фамильной жизни, а на первом — место для спектаклей, вечеров, поэзии, вернисажей. Срок: осень 2021 года, а еще точнее — 13 ноября, день столетия театра.

— И я бы тут тоже с удовольствием поработала — бормочет как бы про себя молодой режиссер Екатерина Симонова, дочка, внучка и правнучка семьи, значительной в истории Вахтанговской сцены. Выясняется попутно: дом Симоньянцев, откуда пошла московская династия Симоновых, стоял невдалеке от дома Вахтанговых, предки занимались вином, главы семейств дружили.

Осетинские застолья — беспощадная вещь. После надо бегать по городу кругами и километрами. На проспекте Мира возле отеля «Александровский» — памятник Булгакову (он тут работал), дом семьи Гергиевых, приватизированный и отреставрированный маэстро. А совсем рядом — памятник Пушкину Владимира Соскиева. Стоит прямо на земле. Мои спутники освещают памятник телефоном: из темноты выступает трагической силы лицо поэта, арба с замерзшим возницей, пара упрямых волов. Говорят, памятник вызвал много споров, но мощь пластического решения бесспорна. Владикавказ кровно связан с русской культурой (Русским театром здесь руководит человек вахтанговской школы, народный артист Владимир Уваров), и он заслуживает подарка, который получит.

Город, откуда он бежал, отринув участь, навязываемую отцом. Бежал, еще не понимая самого себя, лишь смутно догадываясь о том, ради чего явился на свет. Все было впереди: и ученичество у Станиславского, и великие спектакли, и трагическая болезнь. И особенное, ему присущее соединение праздника и драмы, мужества и смирения, эксперимента и классики. И вот теперь именно театр, в котором он стал одной из легенд ХХ века, возвращает его на родину.