К новой работе «Машины» наверняка будут те же претензии, что преследуют их всю карьеру, все 50 лет: это размышления обо всем хорошем под морально устаревшую музыку. Но, во первых, от Макаревича никто не ждет радикальных музыкальных новаций, он и не претендует. А во вторых — надо обязательно о плохом? И все-таки это неправда. Альбом недаром называется «В метре». Он описывает будущее, которое уже в метре от нас. А оно, по Макаревичу, не плохое и не хорошее, оно другое и начисто отменяет мир, в котором живем мы сейчас. Да и с музыкой не так просто.

Песен — десять. Уже с первой, «Просыпается ветер», понятно, куда ветер дует. Лексика у Макаревича 2020, как всегда, предельно абстрактная: стены, корабли, свет. Но чем это принципиально отличается от Цоя, у которого — Небо, Война, Герой? Только ритмически, а уровень абстракции тот же. Так вот, о ветре. «Он сметет всех подряд, тех, что правы, и тех, что неправы, потому что природа не знает ни зла, ни добра». Впереди у нас — буря, апокалипсис, нечто имморальное, что «ни победить, ни возглавить, ни остановить».

«Ветер», как и многое в этом альбоме, строится по простой, но вполне эффективной схеме: бардовско-текстовая часть, после нее мощный гитарный инструментал. То есть момент, когда слова уже бесполезны, бессмысленны. Это и есть наше будущее.

«Пой песню, пой» — кивок в сторону Гребенщикова, у него есть песня с таким припевом, называется «Юрьев день». И полемика с БГ образца 1982 года, с песней «Немое кино». У Макаревича: «Ты можешь прожить, убивая, а можешь прожить любя. Никто этот выбор не сделает за тебя». Сравните с мрачным гребенщиковским: «Ты можешь жить любя, ты можешь жить, грубя, Но если ты не мент — возьмут и тебя». По БГ (тогдашнему), выбора нет. По Макаревичу, только выбор и есть.

Макаревич — певец прописных истин. На самом деле в этом нет ничего дурного. Прописные истины сегодня так редко произносятся вслух, что стали чем-то вроде экзотики. «Гляди на мир, любя, не ищи виноватых», — все это напоминает советы коуча или психотерапевта общего профиля. Но, ей-богу, лучше следовать им, чем злобно комментировать новости в интернете. Здоровее будете, правда. Потому что (об этом тоже есть в новом альбоме):

Интересно, на какую музыку все это поется. Как минимум половина альбома — не рок-н-ролл, не хард, а кондовый фолк конца шестидесятых. Идеальный аккомпанемент для песен протеста и сопротивления. Под такую музыку надо требовать прекращения войн, критиковать власть, напоминать о гражданских правах. А у него — свет, тьма, стены… Вроде бы это никак не вяжется. Но нет, вяжется, Макаревич знает, что делает.

Вторая серия полемики с Гребен­щиковым, уже теперешним, — в «Стене»: «Я готов петь «пошел вон, Вавилон!» Жаль, что сам никуда не уходит он. К сожалению, так не бывает». Значит, нужно делать что-то другое, открыть маленькую дверь в стене и выйти к свету через нее.

Идеология Макаревича (и БГ, кстати, тоже) — идеология маленькой двери в стене. Это идеология, сформировавшаяся в 1970-е, когда рыпаться было бессмысленно, политические и экономические свободы были прочно блокированы, и единственной доступной свободой была свобода ментальная. Отсюда и массовый уход в религиозные практики, в самосовершенствование.

Создать параллельную реальность, где «все корабли вернутся домой», как поет в этом альбоме Макаревич, полемизируя на этот раз с Блоком, с его «Девушка пела в церковном хоре». «Никто не придет назад», говорит блоковский ребенок. Придет, не соглашается Макаревич, «хватит думать о смерти и видеть лишь то, что есть».

Единственная в альбоме песня с реалистическим нарративом — «Зона». Щетина, проросшая сквозь маску (узнаваемо, да?), колючая проволока, вертухаи… Но у Макаревича не очередная пугалка, он о другом, о том, что, когда опасность пройдет, мы разучимся быть свободными:

…А потом улетели на юг самолеты, А потом оказались открыты ворота, И я понял, случилось нежданное что-то, И отныне преграды нет. Я, как раненый суслик из капкана, рванулся И уже на бегу назад оглянулся. Все стояли и смотрели мне вслед.

Так уже было не раз в нашей истории, и так может повториться опять. Заново учиться свободе будет мучительно, готовиться к ней стоит уже сейчас.