«Кричала, звала маму»

Девятилетнюю девочку подвергли калечащей операции в медицинском центре «Айболит» в Магасе. Родители разошлись еще до ее рождения. Отец живет в Ингушетии, мать — в Чечне. Она говорит, что за прошедшие годы отец виделся с дочерью всего несколько раз, но прошлым летом стал настойчиво звать детей (у девочки есть старший брат) в гости на выходные. Мать согласилась. В пятницу дети уехали, а уже в субботу сын позвонил маме и рассказал, что сестре плохо, что утром ее водили в больницу, а после папа дал 500 рублей и сказал садиться на маршрутку и ехать обратно в Грозный.

Как выяснилось позже, в субботу утром мачеха (вторая жена отца) отвела девятилетнюю падчерицу и свою родную дочку в лечебно-диагностический центр «Айболит». В тот момент клиника открыто предоставляла услуги по «женскому обрезанию» (прайс, который был опубликован на сайте клиники, сохранился в веб-архивах). Сначала операции подвергли родную дочку, потом — падчерицу. Во время «обрезания» девочку держали сразу трое взрослых, она плакала, кричала, просила связаться с мамой или бабушкой. Врач-гинеколог Изаня Нальгиева (в клинике она была трудоустроена как медсестра стоматологического кабинета) говорила девочке, что такую «прививку» делают всем и что та без нее умрет.

После операции у ребенка началось кровотечение, а по возвращении в Грозный поднялась температура, вызвали скорую. Мама говорит, что детский гинеколог-уролог, которая осматривала девочку в больнице, была в ужасе от того, что сделали с ребенком. Кроме физических травм, полученных в результате «обрезания», позже у девочки было диагностировано посттравматическое расстройство.

Мама обратилась в полицию. Врачу предъявлено обвинение в умышленном причинении легкого вреда здоровью, самое суровое наказание, которое ей грозит, — четыре месяца ареста. В возбуждении дела в отношении взрослых, которые привели девочку на операцию, и руководителей клиники — отказано.

«Следователь спросил, были ли сохранены детородные функции»

В клинике «Айболит» вообще не имели права проводить никаких медицинских манипуляций в отношении девочки, потому что для этого необходимо согласие законного представителя ребенка, но ни отец (он не вписан в свидетельство о рождении), ни тем более его супруга законными представителями ребенка не являлись, объясняет старший юрист проекта «Правовая инициатива» Татьяна Саввина, которая представляет интересы девочки и ее мамы.

На стадии доследственной проверки и отец девочки, и врач Нальгиева подтвердили, что ребенку проведено «женское обрезание по соображениям религиозности», однако позже изменили свои показания, рассказывает Саввина. Сейчас врач утверждает, что у ребенка был вульвит (воспаление внешних половых органов) и операция была необходима по медицинским показаниям.

В целом Татьяна Саввина оценивает следствие как «неэффективное»: не были проведены все необходимые экспертизы для оценки вреда здоровью, фактически не проводилось расследование в отношении соучастников — отца, его жены и медсестры, которая удерживала ребенка. Также не рассматривался вопрос о привлечении к ответственности руководства клиники. Позже СК Ингушетии все-таки проверил «Айболит», но в возбуждении дела было отказано.

В деле есть всего одна экспертиза, но и она, по словам Саввиной, была проведена «очень плохо». «Следователь спросил, были ли сохранены детородные функции, но этот вопрос совершенно не соответствует методикам определения степени тяжести вреда для здоровья. Когда мы определяем вред для здоровья, мы оцениваем не только сохранение детородных функций, но также и способность к совокуплению и зачатию. Почему следователь поставил вопрос о сохранении только детородной функции, остается непонятным, — объясняет Саввина. — И вывод из такой из рук вон плохо проведенной экспертизы был, что это кратковременное расстройство здоровья от 6 до 21 дня. Фактически то же самое, как если бы они оценивали рану на пальце. Получается, рана на пальце и рана на клиторе — это одно и то же».

Уже почти год дело об «обрезании» находится на рассмотрении у мирового судьи 15 судебного участка республики Ингушетия Исы Даурбекова.

Калечащие операции, если посмотреть на них с точки зрения теории права, являются тяжким преступлением, считает адвокат проекта «Правовая инициатива» Ольга Гнездилова, хотя и законодатель, и медицинские критерии оценивают порез на половых органах так же, как порез на любом другом человеческом органе — пальце или ухе, например.

«Надо признать — эта тема стигматизирована не только на Северном Кавказе, не только в странах Африки и среди групп, которые эти обычаи практикуют. Право женщины на ее сексуальность стигматизировано во всем обществе, и не стоит это отрицать», — сказала Гнездилова во время онлайн-конференции, посвященной калечащим операциям, которую организовали проект «Правовая инициатива» и Gender Team.

Последствия «женского обрезания» — потеря чувствительности и способности испытывать оргазм, то есть утрата органом одной из функций, и это позволяет считать такие операции причинением тяжкого вреда здоровью, считает юрист. Она также настаивает на том, что «женское обрезание» должно рассматриваться как преступление против половой неприкосновенности ребенка, потому что действия производятся вопреки воле потерпевшего или с использованием его беспомощного состояния (что в полной мере относится к девочкам, которым проводят операции), и при этом не важно, какую цель преследовал причинитель вреда (это следует из постановления пленума Верховного суда).

Коран этого не предписывает

По словам антрополога и исламоведа Ахмета Ярлыкапова, традиции женского и мужского обрезания восходят к первобытным обрядам инициации. «Они практически все были связаны с калечением и с болью. Претендент должен был показать способность выдерживать боль, доказать, что он готов к переходу в новую возрастную или иную категорию», — объясняет Ярлыкапов. Первобытный смысл обрядов забыт, но появились новые — религиозные — переосмысления. Сегодня «женское обрезание» воспринимается некоторыми мусульманами на Кавказе как признак богобоязненности, показатель элитарности и используется семьями, в которых растут девочки, в брачных стратегиях. «Очень часто такого рода калечащие операции фактически используются для демонстрации власти рода над женщиной, в том числе над ее телом», — добавляет Ярлыкапов. Вместе с тем Коран не предписывает проводить «женское обрезание», а сунна (второй по значимости после Корана источник исламского права) запрещает человеку причинять вред себе и другим людям, подчеркивает Ярлыкапов.

К такому выводу в 2018 году пришли президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие» Саида Сиражудинова и старший юрист проекта «Правовая инициатива» Юлия Антонова, которые занимались исследованием этой темы. Саида Сиражудинова говорит, что за последние два года ситуация фактически не поменялась, а светские и религиозные власти и местное гражданское общество пока не готовы прилагать значительных усилий для искоренения этой практики.

Тем не менее несколько месяцев назад муфтият Дагестана выпустил фетву (богословское заключение), в которой указал, что удаление клитора или половых губ запрещено в исламе, однако упомянул о допустимости удаления части клиторального капюшона «компетентным специалистом» в случае, «если у женщины есть лишняя кожа вокруг клитора». Появление этого документа можно считать и большой победой в борьбе с калечащими операциями, и поражением одновременно. С одной стороны, это признание религиозными властями самого факта существования проблемы и попытка ограничить применение калечащих практик, с другой — оставлена лазейка для тех, кто хочет продолжать практиковать «обрезание». «В Египте с 1997 года запрещены эти операции, но там есть одно но: если есть медицинские обоснования, то можно. И все, сегодня до 75% девочек все равно в той или иной мере этой операции подвергаются в Египте», — приводит пример Ахмет Ярлыкапов.

Надо, чтобы вне закона, а не вне правового поля

По данным Детского фонда ООН (UNICEF), на сегодняшний день в мире около 200 млн девочек и женщин, которых подвергли калечащим операциям на половых органах. «Фактические цифры, возможно, в несколько раз больше, — отмечает лидер международной правозащитной организации Equality Now Флавия Мванговия. — Это глобальная практика калечения. Она происходит на всех континентах, кроме Антарктики». Флавия Мванговия говорит, что

Флавия родом из Кении, там с калечащими операциями активно борются последние 30 лет. В конце 70-х в стране 48% девушек-подростков (в возрасте от 15 до 19 лет) уже были подвергнуты «обрезанию» на момент опроса, в 2014-м — только 11%. Закон, запрещающий «женское обрезание», был принят в Кении в 2011 году.

«Почему для нас закон так важен? Законодательство демонстрирует политическую волю: если государство в целом хочет бороться с этой практикой, то главный способ это продемонстрировать — внедрить этот пункт в законодательство, — объясняет правозащитница. — Если калечащие операции вне закона в той или иной стране, то становится нормой считать, что это практика вредная, она наносит ущерб людям».

Флавия Мванговия подчеркивает, что закон — это не только инструмент для привлечения к ответственности тех, кто выполняет или агитирует за проведение калечащих операций, но и средство профилактики. Однако сам по себе закон работать не будет — нужна просветительская компания и работа с общественным мнением.