Анестезиолог-реаниматолог отделения инвазивной и неинвазивной вентиляции легких первого моногоспиталя на базе МБУЗ «Городская больница № 20» Артур Топоров зашел на смену в «красную зону» в 21.00 11 октября. Он говорит, что коллеги предупредили сменщиков: перебои с кислородом.

— Отмечаются проблемы: кислород в системе снижен, периодически падает до звукового сигнала. Это значит, что концентрация снижается до 30% от нормы, — вспоминает начало смены врач.

Но в таком режиме работает большинство ковидных госпиталей: кислородная поддержка тяжелых больных — основа госпитальной помощи.

— Снижение давления в системе случалось и раньше, но обычно длилось недолго. Обычно мы звонили в кислородную службу, они сразу помогали: переставляли баллоны, переподключали, увеличивали давление. Но сейчас мы имеем дело не с нашими обычными больными. Для нынешних пациентов любое изменение концентрации в подаваемой смеси крайне негативно сказывается на их состоянии, — объясняет Топоров.

Он не знает, что произошло в 21.10, но кислород в системе упал настолько, что врачам пришлось проводить реанимационные мероприятия.

— Пациенты сразу впадают в панику, стараются получить кислород откуда-то еще, грубо говоря, ловят воздух, как рыбы, когда их вытаскивают из воды… Даже когда они на аппаратах. Когда это происходит один раз — это не скажется критично, но когда семь–десять раз за час полностью прекращается подача кислорода, сказать, что нам повезло, что мы спасли 20 человек, это не сказать ничего.

То дежурство 27-летний врач запомнит на всю жизнь.

Топоров рассказывает, что врачи и медсестры разговаривали с пациентами, просили не впадать в панику. Стресс, сердцебиение учащается, кислорода надо больше — каждая секунда в таком состоянии буквально убивала людей с пораженными легкими.

— Разговаривали — больше мы ничем им помочь не могли, — говорит реаниматолог.

За несколько дней до инцидента он был госпитализирован и, по словам Топорова, находился в тяжелом состоянии. Как и все остальные пациенты, главврач пережил кислородное голодание, но спустя две недели, 26 октября, умер от инфаркта уже в другой больнице — туда его перевели после трагического инцидента. Друзья Дронова говорят, что в свои 60 врач находился в прекрасной физической форме, и не исключают, что пережитый стресс от работы им же созданной кислородной службы усугубил его состояние.

Подчиненные пытались спасти и Дронова в том числе: разрываясь между реанимационными мероприятиями, оглушенные криками больных и тревожным ревом аппаратов ИВЛ…

Борис Розин, который весной этого года открывал ковидный госпиталь на базе горбольницы, известный ростовский реаниматолог, Заслуженный врач России официально находится в отпуске. Неофициально из горбольницы № 20 он ушел месяц назад со скандалом. Журналистам заявил: «Я не хочу возвращаться туда, потому что корабль на полной скорости летит в бездну. И теперь уже сделать ничего нельзя».

«Новой газете» Розин сообщил: в тот вечер его бывшие подчиненные звонили ему.

— Мне позвонили и сказали, что кислорода нет. Что сначала было низкое давление, а потом вообще перестал идти кислород. Я спросил: по всей больнице? Они сказали, что да. Сказали, что через час (кислород) подвезут. Я ничем им помочь не мог. Сказал сделать записи в историях (болезни) обязательно.

Фраза «через час подвезут» очень огорчает Управление здравоохранения Ростова-на-Дону. Там сначала все отрицали, но после выступления доктора Топорова экстренно созвали пресс-конференцию. Бывший начальник Управления здравоохранения Надежда Левицкая приложила все усилия, чтобы не ответить на вопрос: что же на самом деле случилось в крупнейшей городской больнице?

— На этот вопрос (были ли перебои в подаче кислорода. — Е. Р.) мы не можем дать однозначный ответ. <…> В ходе проверки было выявлено, что именно перебоев с подвозом кислорода — то есть, со стороны организации, снабжающей кислородом, — не было. Была ли утечка (в системе снабжения кислородом больницы. — Е. Р.) — мы тоже сейчас однозначно не можем сказать, — отбивалась от журналистов Левицкая.

Артур Топоров говорит, что приблизительно в 21.40 кислород исчез полностью, и медики приняли решение подключить так называемый «личный резерв отделения» — несколько баллонов с газом, которые «припрятал» на такой случай предусмотрительный бывший главный реаниматолог Розин.

— Но этот резерв не был рассчитан на такую огромную потребность отделения в кислороде. Там было всего пять баллонов, резерв старый, — объясняет Топоров.

Врачи ждали, что за это время кислородная служба исправит ситуацию, но резерв закончился в 22.10, а регулярная подача возобновилась только в 22.50. За это время медики были вынуждены констатировать смерть пятерых пациентов: двое получали кислород инвазивно, трое — неинвазивно. Еще шесть больных умерли во втором моногоспитале.

— Я не могу сказать, что они бы все выздоровели, но с кислородом шанс у них был, — резюмирует врач.

Он говорит, что кислородная служба больницы отлично работала в «допандемийные» времена. И даже справлялась, когда на базе больницы работал один моногоспиталь. Но недавно на базе роддома той же больницы открыли второй моногоспиталь.

— Наша реанимация немного потребляет кислорода, немного — палата интенсивной терапии и немножко — операционные. Кислородная служба ни от чего не задыхалась, — вспоминает Топоров. — Все коронавирусные больные требуют подачи кислорода, спрос на него огромный, и когда открылся новый моногоспиталь, старую кислородную службу не увеличили, новую не построили.

Напарник Топорова — более старший и опытный доктор Ильиченко молчит.

По мнению Бориса Розина, причиной перебоев могли стать кислородные рампы — системы, объединяющие несколько кислородных баллонов.

— Рампы не приспособлены для такого количества кислородозависимых больных, — сказал Розин «Новой газете».

Другая версия: у больницы, где организовано более 600 ковидных койко-мест, просто не хватило обменных баллонов для своевременной поставки газа в систему. Своей кислородной станции у МБУЗ «Городская больница № 20» нет, в течение года она заключила три контракта на 31 миллион рублей со сторонними организациями — «Оксиген», «СпецХимТранс» из Новочеркасска и «Кубаньтехгаз» из Краснодара.

Из-за резкого роста числа больных в области нельзя исключить, что покупателей газа тоже стало больше. Для оперативной работы больницам необходим больший подменный фонд баллонов, в противном случае машины кислордной службы вынуждены ждать, когда заполнят их тару.

Это только версия, но в ее пользу говорят два факта:

1. вскоре после обнародования информации об инциденте в 20-й больнице губернатор Ростовской области Василий Голубев распорядился выделить деньги на дополнительную закупку 600 баллонов для медицинского кислорода;
2. именно перебои в поставках кислорода первым делом начали опровергать в администрации Ростова-на-Дону.

Стоит отметить, что отрицание фактов и угрозы журналистам «за распространение фейков» стали нормой ковидной осени в Ростове. Так, после публикации видео из ЦГБ Кагальницкого района, где в палате с больными несколько часов пролежал труп, главврач больницы не придумал ничего другого, как заставить женщину, снявшую ролик, написать «опровержение», в котором она призвала не верить тому, что есть на видео. Позже женщина призналась, что была вынуждена сделать это, опасаясь за жизнь матери, которая в тот момент находилась в руках разгневанных врачей.

После публикации в СМИ истории из 20-й больницы губернатор Ростовской области тоже заявил, что верит чиновникам, а не журналистам.

— Такого не было, исходя из доклада. Это означает, что руководители Ростова не должны ждать, когда у них попросят комментарий, а должны опровергать фейки, — потребовал Василий Голубев.

На пресс-конференци чиновники признались, что лишь после публикации в СМИ они создали комиссию, которая сейчас разбирается в случившемся. Проводятся патологоанатомические исследования всех 13 пациентов, умерших в тот день в госпитале, изучается документация. С особым удовольствием Надежда Левицкая отметила, что в медицинских картах умерших нет никаких отметок о перебоях в подаче кислорода.

Артур Топоров говорит, что лично делал эти отметки.

— В историях болезни мои коллеги и я всегда фиксировали, если были какие-то перебои с кислородом. И у всех этих пациентов, которые в тот момент лежали в нашем отделении, мы с коллегой оставили дневники в историях болезни, — рассказал Топоров «Новой газете».

— Дневник — это текущая запись в истории болезни, констатация состояния больного и объективных критериев его статуса, — пояснил «Новой» один из реаниматологов больницы. — Если все ординарно, то дневников может быть два в сутки в обычных отделениях, врач отмечает динамику в состоянии — улучшение или ухудшение. В реанимации, в зависимости от протокола, может быть дневников гораздо больше.

Например, если состояние больного и объективные параметры изменились, то врач срочно пишет дневник, в котором описывает изменения, вносит коррективы в диагностические и лечебные мероприятия. Если ЧП — «красный код» — это должно быть отражено в дневнике как событие непреодолимой силы и экстренно извещены руководители стационара для принятия неотложных мер.

Спустя сутки после инцидента Топоров был снят со смены: 13 октября пришли результаты его последнего мазка на коронавирус. Тест положительный, врач находится на самоизоляции. Он знает, что его коллег вызывали в Следственный комитет, сам Топоров показания послал почтой.

— Если нет дневника в истории болезни, а его там нет, это в принципе объясняет позицию нашей больницы, — говорит Топоров. — Мои коллеги видели истории, которые им показывали в Следственном комитете. И там нет записей о том, что были отключения кислорода. Я подписывался в совсем других историях. Когда пациенты умирали, я совсем в других историях подписывался.