— Наташа, ждала ли ты революции нынешним летом?

— Не только ждала, но была уверена, что она произойдет. Еще за два года до летних событий я говорила, что не менее 80–90% белорусов ненавидят Лукашенко, терпение народа на исходе и паровой котел вот-вот взорвется. Знаешь, я даже не знаю, откуда у меня эта вера, но я всегда знала, что в Беларуси будет революция, что наш сильный и красивый народ покажет свою силу.

— Кстати, в этом году 10 лет тем президентским выборам, после которых ты оказалась в тюрьме. А тогда, в СИЗО КГБ, ты думала о том, что еще 10 лет пройдет при этом режиме?

— Тогда уже было понятно, что Лукашенко проиграл. И когда после тюрьмы мне пришлось бежать из страны, я была убеждена, что вынужденная эмиграция займет не так много времени и я вернусь в свободную Беларусь.

К сожалению, все затянулось, и серьезные протесты начались лишь в 2017 году — я имею в виду «Марши рассерженных белорусов» после подписания «тунеядского декрета». Тогда стало понятно, что терпение народа на исходе и что грядут серьезные изменения. Вот тогда я поняла, что в 2020 году, после следующих выборов, в Беларуси будет революция. Так и произошло. Мои личные ожидания, конечно, несколько затянулись, но сегодня я счастлива, что мы дожили до этого момента.

Ведь многие из нас посвятили этому жизнь. Я ровно половину жизни работала для того, чтобы приблизить наступление свободы, сопротивлялась беспределу изо всех сил — вместе с тобой и тысячами других белорусов. И вот наши мечты наконец сбываются. Все было не зря.

— А каково это — выстраивать работу медиа, находясь в эмиграции? Это очень трудно?

— Это, конечно, непросто, но нам всегда очень помогала международная солидарность. Именно пример «Хартии» доказывает, что она существует не только на словах — в виде резолюций об обеспокоенности ситуацией, — но и в виде конкретных действий. Нам оказывали поддержку правительства Польши, Литвы, Франции, США, стран Вышеградской четверки (организации, объединяющей, кроме уже названной Польши, Чехию, Словакию и Венгрию. — Ред.), и это очень помогало нам работать.

Нам оказывали и финансовую, и политическую поддержку, мы смогли открыть редакцию в Варшаве и сохранить корреспондентский пункт в Вильнюсе. В этом, конечно, большая заслуга журналистов, но не менее важно то, что мы были не одни. Мы не оказались выброшенными в чужой стране — нас поддерживали, нам помогали. За это я всегда буду благодарна нашим западным друзьям и партнерам, а также тысячам белорусов, которые жертвовали на сайт, и бизнесменам, которые нам помогали.

— В 2018 году сайт был официально заблокирован на территории Беларуси по решению Министерства информации. Тем не менее он остается одним из самых популярных и читаемых в Беларуси. Как вы этого добиваетесь?

— Во-первых, самоотверженным трудом, во-вторых — желанием говорить правду, в-третьих — стремлением изменить ситуацию. И конечно, мы изучали весь мировой опыт борьбы с блокировками. Так что нам быстро удалось вернуть большую часть аудитории. И мы сослужили добрую службу для всех медиа, которые заблокированы сейчас. Мы два года рассказывали постоянно, как пользоваться прокси, анонимайзерами, Tor и VPN. Благодаря этому сегодня абсолютное большинство белорусов знают, как обходить блокировки и продолжать читать независимые сайты.

— Я знаю, что, когда власти заблокировали доступ к сайту «Хартии», ты звонила коллегам и говорила: давайте будем солидарными, завтра это случится уже с вами. И вот сегодня это случилось: больше 70 сайтов в Беларуси заблокировано. А тогда тебя слышали?

— Да, я звонила многим, в том числе владельцу tut.by Юрию Зиссеру. Он, кстати, тогда сказал, что ничуть не удивлен и что они сейчас пойдут на все. (Кстати, именно Юрий Зиссер в 2012 году, приехав на экономический форум в Крынице, рассказал мне, что у всех белорусских медиа, в том числе негосударственных, есть кураторы в КГБ, которые цензурируют контент). Сразу после блокировки многие журналисты были с нами солидарны, но были и те, кто решил остаться в стороне, поскольку наивно думали, что если отсидятся, то пропетляют и их это не заденет.

Я слышала и читала мнения вроде «ну, «Хартия» — радикалы, они так категорически выступают против Лукашенко, их-то понятно за что блокируют, а мы будем писать о нем так, будто он законно избранный президент, и здесь вполне можно выживать». Но никого это не спасло.

В переломный момент в августе, когда уже невозможно было замалчивать народное негодование, власть заблокировала большинство сайтов, и сегодня я повторю то, что говорила два года назад: может, пора уже журналистам объединяться и отстаивать свободу страны, без которой невозможна свобода слова.

Никто не смотрит на жилетки и бейджи. Так давайте будем вместе. Мне очень понравился один комментарий к статье об избиениях журналистов: «Журналисты с народом». И это верно. С народом нужно и в автозак идти, и бороться со злом. Это не нарушает никаких стандартов журналистики.

— А в какой момент ты поняла, что для диктатуры пошел обратный отсчет?

— Я всегда знала, что диктатура рухнет. Так устроена природа диктатур, что они всегда приходят к своему концу, по-другому не бывает.

Лукашенко ускорил свой конец. На этих выборах сложились три фактора. Во-первых, он просто осточертел людям за 26 лет бесправия, самоуправства и произвола. Во-вторых, экономический кризис: Россия перестала дотировать белорусскую экономику в прежних объемах, упали цены на нефть, количество убыточных предприятий в Беларуси за год увеличилось в три раза, цены повысились, уровень жизни стал намного ниже. И в-третьих, конечно, коронавирус, который унес множество жизней.

И сейчас, что бы ни происходило на улицах наших городов, Лукашенко уже не удастся задушить этот протест.

— До того как выехать в Европу, ты четыре месяца пряталась в России. Из-за этого про тебя по сей день иногда пишут «ну конечно, ей же лично Сурков помогал, ее ФСБ выпускала». А все-таки кто на самом деле тебе помогал?

— Мне очень помогла Светлана Ганнушкина. Именно она добилась того, что меня приняли в управлении Верховного комиссариата ООН по делам беженцев в Москве и что Нидерланды выдали мне временный паспорт (Laissez passer), по которому я смогла легально выехать из России. И конечно, благодаря ей я смогла получить выездную визу. Кроме того, была международная поддержка: чиновники Госдепартамента США, ОБСЕ и Совета Европы знали, что я нахожусь в Москве, и по своим каналам мне помогали.

— Как ты думаешь, а кагэбэшники, которые объявили тебя в розыск, знали, что ты находишься в Москве, или думали, что ты без паспорта, на кабаньих копытах польскую границу перешла?

— Не знаю, о чем они думали. Никто не знал, где я нахожусь, даже мои родители. Я прекрасно понимала опасность открытого нахождения в Москве: тогда как раз похищали белорусских оппозиционеров — например, Игоря Олиневича — и привозили их прямо в тюрьму в Минск.

У меня не было ни телефона, ни компьютера — я пользовалась чужими гаджетами, не выходила в скайп и фейсбук, чтобы по IP-адресам меня не вычислили. Я прекрасно знала, что Россия, к сожалению, вовсе не дружественное для белорусских демократов государство.

— Ты больше 20 лет работаешь на «Хартии» — и столько же лет в протестах. Чем, на твой взгляд, отличаются протесты-2020 от всех предыдущих?

— Конечно, в первую очередь влиянием социальных сетей. Десять лет назад аккаунты в социальных сетях еще только появлялись, и люди не понимали, как можно использовать их для координации протестов.

Популярностью пользовались независимые сайты, которые власть блокировала в дни проведения акций протеста и даже просто во время избирательных кампаний. А вот 9 августа 2020 года, когда режим попытался отключить интернет на территории страны полностью, оказалось, что он не в состоянии ничего сделать с телеграмом. И конечно, именно телеграм стал той информационной силой, которая помогает координировать протесты.

Кроме того, во время коронавируса многие белорусы ушли в добровольную самоизоляцию, и соцсети освоили даже те, кто раньше не слишком-то ими пользовался, в том числе среднее и старшее поколения.

Получился обратный эффект: Лукашенко думал, что народ привыкнет сидеть дома, да так и просидит выборы. А народ, засев дома, просто окончательно убедился в том, что Лукашенко урод. Он не только не боролся с пандемией, но и позволял себе пренебрежительно высказываться о жертвах. И те, кто думал, что, не занимаясь политикой, выживет, удостоверились, что это вовсе не гарантия.

— Многие недоумевают: революция, говорят они, у вас красивая, но где же лидеры?

— Я всегда говорю на это, что наши лидеры в тюрьме, и необходимо в первую очередь добиваться их освобождения. Сергей Тихановский, Николай Статкевич, Виктор Бабарико, Павел Северинец и еще сотни политических заключенных сегодня сидят в тюрьмах.

По данным правозащитников, около 300 человек проходит по политическим уголовным делам.

И я не делаю трагедию из того, что сейчас во главе колонн не идут некие лидеры. Если бы они шли — тоже оказались бы в тюрьме. Сегодня самое главное — это «горизонтальные» связи между людьми и способность к самоорганизации. Поэтому протесты невозможно задушить. И все, кто выходит на митинги, — это и есть лидеры. Эти люди берут на себя ответственность. В будущем, когда мы вернем честные выборы, они смогут выдвигаться в парламент и в президенты, создавать свои политические партии и организации — это и есть наш лидерский потенциал.

— Чего, на твой взгляд, сегодня ни в коем случае нельзя допускать?

— Ни в коем случае нельзя останавливаться. Революция должна наступать. Нужно продолжать акции протеста и добиваться освобождения политзаключенных. Протестовать, на мой взгляд, нужно каждый день. Потому что в формате «неделю работаем, в воскресенье идем на марш» власти используют тактику выжженной земли — подавляют местные районные и дворовые акции и арестовывают людей.

Мне очень нравится объединение людей улицами и дворами, эта «дворовая демократия», но я считаю, что нам нельзя разъединяться. Мы должны быть вместе. Можно, конечно, ходить по воскресеньям до следующей осени. Но может, лучше собраться с силами, чтобы на улицы вышел миллион, и наконец-то смести эту власть? Думаю, пора переходить к победным стратегиям и предпринимать решительные шаги по изменению ситуации.

— Кому это под силу?

— Белорусскому народу. Нам всем.

— У тебя этим летом был день, когда ты проснулась и поняла, что счастлива?

— Я счастлива во время каждой массовой акции в Беларуси. И я несчастлива, когда потом происходят аресты. Но счастья больше. Мы все ближе к вершине. А места на ней всем хватит.