«Сценарий 70–80»

На сегодняшний день сложно дать однозначную оценку последствиям введения прошлых санкций. В марте этого года Владимир Путин в интервью ТАСС заявил, что Россия сумела компенсировать все потери, которые, по его оценкам, составили около $50 млрд. Одновременно Путин отметил, что санкции — стимул для развития российской экономики.

Аналитики Bloomberg дали несколько иную оценку. Только с 2014 по 2018 год из-за санкций Россия лишилась почти 6% своего ВВП, или более $200 млрд. За последние два года цифры выросли, и впору говорить о почти $300 млрд, или около 22 трлн рублей, которых недосчитался отечественный ВВП за последние шесть лет. Для сравнения: согласно федеральному бюджету на 2020 год, запланированные доходы должны были составить 20,38 трлн рублей.

Санкции также повлияли на замедление темпов роста производительности труда, уровень которого в России сегодня в два раза ниже среднего показателя среди стран ОЭСР, и фактически закрыли доступ к западным технологиям. Дополнительный эффект — рост токсичности российского бизнеса для всего мира и почти массовая эмиграция тысяч самых талантливых людей.

Еще до санкций в экономике России уже проявлялись многочисленные вестники застоя. Так, десять лет назад видный экономист Сергей Гуриев предрекал, что при отсутствии значимых реформ по модернизации и диверсификации экономики, борьбы с коррупцией и извлечения уроков из очередного кризиса неизбежно повторение «сценария 70–80» — периода застоя и потерянного десятилетия роста. Статья Гуриева во многом оказалась пророческой, а к существующим проблемам добавились новые.

От ОАО до ОПГ — один шаг

Еще до санкций в России наблюдалось ухудшение положения дел с защитой частной собственности и возобновление практик рейдерских захватов. Однако отношения с Западом все равно оставались приоритетом для российской внешней политики, поэтому существовали негласные ограничения, в том числе и для силовых структур. События в Крыму и санкции оформили формальный разрыв России с западным миром и фактически дали силовикам карт-бланш для давления на бизнес.

Начиная с 2014 года наблюдается стабильный и существенный рост общего числа осужденных по экономическим статьям, а 2018 год вовсе стал рекордным: российские суды вынесли приговоры в отношении 7,7 тыс. человек — на 20% больше, чем в 2017 году. Россия также вошла в пятерку мировых лидеров по количеству дел в отношении бизнеса, что показывает критичность ситуации.

Уголовному преследованию на фоне коммерческих споров подверглись такие титаны отечественного бизнеса, как американский финансист Майкл Калви и предприниматель Давид Якобашвили. В начале июня суд Москвы отправил под домашний арест гендиректора РВК Александра Повалко по обвинению в злоупотреблении служебными полномочиями, что вызвало очередную волну пессимизма среди российского бизнес-сообщества и заставило многих лишний раз задуматься о переезде.

Силовые структуры и государственные органы стали одним из элементов «рыночной конкуренции», а уголовные дела — нерыночным инструментом конкурентной борьбы.

В подобном отношении к бизнесу нет ничего удивительного. В марте этого года Путин заявил, что у него есть основания воспринимать бизнесменов как «жуликов по определению». Можно предположить, что среди силового блока, в котором взгляды верховного главнокомандующего традиционно воспринимаются как «необоснованно либеральные», бизнесмены и вовсе видятся как потенциальная пятая колонна, чьи финансовые возможности способны подорвать «стабильность».

В результате сегодня 71% предпринимателей считают условия ведения бизнеса в нашей стране неблагоприятными. А иностранные инвесторы и вовсе обходят Россию стороной. Так, в 2018 году, по данным ЦБ, объем иностранных инвестиций в нашу экономику сократился почти в 30 раз по отношению к 2013-му ($94 млрд), а общий объем ПИИ в период 2014–2018 гг. составил лишь 1,3% от ВВП, что является самым низким показателем за 20 лет. Примечательно, что именно иностранные инвестиции традиционно считаются главными драйверами роста и создания конкурентного преимущества.

Если западные санкции, застой, силовое давление и падение цен на углеводороды уже заметно снизили привлекательность отечественной экономики, то новые геополитические риски и новые санкции фактически похоронят российский инвестиционный климат.

К примеру, последние данные Emerging Portfolio Fund Research (EPFR) свидетельствуют об усилении пессимистичных настроений на российском рынке акций, и объем средств, выведенных иностранными инвесторами из российских фондов только за прошлую неделю, составил почти $50 млн. В июле чистый отток средств из российских фондов составлял $90 млн, а в первом квартале этого года иностранные инвестиции и вовсе оказались равны нулю.

По царской традиции

Санкции — это одна из основных причин, почему в Россию перестали поступать передовые технологии. Не только западным компаниям стало сложнее иметь дело с российскими партнерами, но и политика импортозамещения сильно ударила по тем технологиям, которые могли поспособствовать модернизации.

До санкций руководство России уже с опаской смотрело в сторону модернизации. Причины примерно схожи с теми же выводами, которые были присущи правителям царской России в XIX веке, не хотевшим строить железные дороги, потому что в нарушении технологического уклада им виделась угроза для собственного самодержавия.

В XXI веке российские руководители следовали схожим принципам, а санкции позволили не только завершить строительство образа «осажденной крепости», но и оправдать изоляционизм в виде «особого пути» развития и повсеместного огосударствления экономики. Те же технологии, которые могли хоть как-то модернизировать экономику даже в условиях государственного капитализма, окончательно остались за границей.

В результате, несмотря на многочисленные заявления об успехах отечественных технологий, Россия продолжает существенно отставать.

Один из примеров — это автоматизация. Согласно отчету Национальной ассоциации участников рынка робототехники (НАУРР) 2018 года, в нашей стране было установлено 860 промышленных роботов, в Китае в этом же году — 133,2 тыс. роботов, а всего в мире — 384 тыс. Если в США на 10 тыс. рабочих приходится 189 роботов, а в Китае — 68, то у нас этот показатель пока что равняется всего трем.

Исследования последних лет показывают, что недостаточная автоматизация является результатом политики по поддержанию низкого уровня безработицы и, как следствие, пресловутой стабильности. В результате подобная политика «покупки» общественной поддержки ценой миллионов субсидируемых и крайне неэффективных рабочих мест проводится в ущерб технологическому развитию и рискует сделать отставание страны невосполнимым уже в этом десятилетии.

Примечательно, что все это происходит на фоне рекордного выбытия трудовых ресурсов. Согласно данным Министерства экономического развития, в 2019 году число рабочих рук в российской экономике сократилось на 792,2 тыс. человек (годом ранее и вовсе на 1,064 млн человек), Росстат предсказывает дальнейшее сокращение при «низком варианте» на 6,5 млн человек, до 75,7 млн — к 2035 году, а Credit Suisse и вовсе утверждает, что в 2060 году почти половина населения страны будут пенсионерами.

Вместо того чтобы семимильными шагами повышать производительность труда, слезать с нефтяной иглы и модернизировать экономику, санкции способствуют дальнейшему погружению в опасную трясину, из которой будет невозможно выбраться.