29 сентября на совещании по развитию и декриминализации лесного комплекса президент России Владимир Путин выразил недовольство состоянием дел в лесной промышленности. Глава государства раскритиковал незаконные рубки, массовый экспорт необработанной древесины и недостаточность мер по охране лесов.
Президент дал поручение: с 2022 года полностью запретить вывоз «кругляка» и древесины, «обработанной только для вида». Путин также предложил учредить должность главного федерального государственного лесного инспектора и уполномочить лесничих проверять условия транспортировки, хранения и переработки древесины.
Руководитель программы по особо охраняемым территориям российского «Гринпис» Михаил Крейндлин объясняет, что происходит с российскими лесами, кому выгодны нарушения закона при рубках и почему запрет на экспорт «кругляка» — все-таки не панацея.
«Грубая обработка»
— Есть ли понимание, почему именно сейчас президент озаботился лесной проблемой? Предшествовали ли его выступлению какие-то конкретные события, или это накопленный эффект?
— Думаю, накопленный. Проблемы леса время от времени поднимаются на разных уровнях. 27 сентября [председатель Следственного комитета] Александр Бастрыкин дал большое интервью «Российской газете», где также много говорил о лесе и криминале в лесной отрасли.
Видимо, сейчас тема активно муссируется в высоких кругах. Почему — можно только предполагать.
Во-первых, понятно, что тема безопасная. Это не пенсии и не ковид. Во-вторых, людей она определенно интересует: все последние выступления, акции протеста в той или иной степени связаны с вырубками (Куштау, сквер в Екатеринбурге. — И. Ж.). Надо показать, что власть проблему видит и решает. Безопасная и выигрышная тема.
— Революционное предложение Путина: запретить экспорт «кругляка» — необработанной древесины, которая продается по бросовой цене. Что это даст экономике и экологии?
— Мера, скажем так, не революционная. Она не слишком эффективна, потому что «кругляком» из России вывозят всего 7–10% общего объема экспорта.
Основной объем древесины вывозится после первичной обработки: банально после снятия коры — доской или брусом.
В Бурятии и Иркутской области есть даже специальный термин «китайский брус»: брус определенного размера, который охотно покупает Китай. Все мелкие пилорамы легко его штампуют. Такая переработка не дает продукту серьезной добавочной стоимости.
Путин говорил и о запрете вывоза «грубо обработанной» древесины. Но что такое «грубо обработанная» древесина — непонятно. Если вся первичная переработка — это серьезно. Надо смотреть, какие будут формулировки в поручениях президента и в изменениях в нормативно-правовых актах.
— Сколько лесов могут спасти предложения по запрету экспорта?
— Тоже непонятно из-за формулировок. Кроме того, поручения президента далеко не всегда выполняются. Например, в 2013 году был целый комплекс поручений по лесам. Те, которые касались городских лесов, до сих пор не исполнены: формально есть целый ряд ограничений на их использование, но они сплошь и рядом нарушаются.
— А по кому в первую очередь ударят запреты?
— Разумеется, по малым предпринимателям, у которых нет мощностей для глубокой переработки древесины. Малые и средние предприниматели, особенно в приграничных регионах, отправляют лес кругляком или брусом. Или продают его крупным бизнесменам, у которых есть возможности глубокой переработки. Крупный бизнес может даже выиграть.
Два пишем, рубим три
— Президент на совещании затронул тему незаконных рубок. Какие вообще махинации с лесом распространены в России?
— Вариантов много. И от абсолютно незаконных рубок, на которые не получено совсем никаких документов, страдает не такой большой объем леса. Чаще всего «незаконные» рубки частично легализованы: разрешение получено на рубку одного объема леса, а вырубается другой — значительно больший. Это то, что мы могли наблюдать в Карегодском заказнике в Томской области («Новая» рассказывала о «санитарных» рубках леса здесь 31 июля. Прокуратура и СК обнаружили, что вместе с рубками ухода были осуществлены и другие, незаконные, рубки на 9,5 млн рублей. — И. Ж.). Если бы мы на месте не обнаружили, что эти рубки сомнительны, то они бы остались вполне законными. Хотя лес точно так же бы был срублен без всякого разрешения.
Бывают, на первый взгляд, совершенно законные санитарные рубки, которые на поверку уничтожают места обитания редких птиц. Закон в таких случаях запрещает рубить лес. Но пока кто-то не забьет тревогу — рубки идут спокойно.
Если говорить о государственной автоматической системе учета древесины и сделок с ней, «Лес ЕГАИС», то она фактически не работает: предприниматель подает декларацию на определенный объем древесины, но проконтролировать, сколько он везет в действительности, почти невозможно.
Никто не контролирует, сколько машин выезжает с делянок. И вывозится намного больше леса, чем выделено по документам.
Причем на всех уровнях — коррупция. Тот же Карегодский заказник: разве местные лесничие не понимали, что рубится не тот объем леса, который должен (по документам)? Конечно, понимали. Но закрывали глаза. Ограничивалось ли все рядовыми лесничими? Едва ли. Документы ведут к директору департамента лесного хозяйства Томской области.
Из-за рубок в заказнике Туколонь в Иркутской области посадили министра лесного комплекса региона Шеверду.
Во многих регионах России ключевые лесные чиновники завязаны на полулегальный вывоз древесины.
Мухлюют и на таможне: под видом менее ценных пород древесины за границу вывозятся более ценные.
Таможенник, чтобы это пресечь, должен быть не только законопослушным человеком, но обязан и разбираться в древесине.
Закопать деньги
— Путин говорит, что нужно повышать качество лесного надзора. Какие с ним проблемы и когда они появились?
— Большая часть проблем, связанных с надзором, — это 2006 год, когда был принят новый Лесной кодекс. Фактически в стране ликвидировали лесную охрану. Было 90 000 человек, которые занимались охраной леса. Можно сказать, постоянно находились в лесу.
Сейчас осталось в большинстве лесничеств по одному–два лесных инспектора, а местами и по одному лесному инспектору на несколько лесничеств. И эти люди завалены бумажной работой: отчетами, согласованиями… В лесу они практически не бывают. А ведь формально у них — огромная территория.Ну и понятно, что эти один–два лесничих не будут воевать с нарушениями крупных промышленников.
Решить проблему можно, в первую очередь, увеличив финансирование лесного хозяйства. Министр природных ресурсов Кобылкин говорил, что субвенции федерального центра для регионов на лесное хозяйство составляют 36 млрд рублей из необходимых 90 млрд. Это было в прошлом году. В этом году ничего не изменилось. А без денег не будет ни новых людей, ни необходимых расходных материалов вроде бензина, ни, разумеется, эффекта.
Причем лесной надзор должен быть федеральным. Формально сейчас есть департаменты лесного хозяйства в федеральных округах, но в случае с тем же заказником Туколонь иркутские сотрудники департамента лесного хозяйства Сибирского федерального округа активно покрывали незаконные рубки. Потому что местные. Новосибирские сотрудники, напротив, помогали эти рубки разоблачать.
— Достаточно ли лесов высаживается взамен вырубленных?
— К сожалению, у нас под лесовосстановлением понимают простое действие: воткнуть саженцы в землю. Но если за этими саженцами потом еще минимум 20 лет не ухаживать, то они в большинстве своем погибнут. Поэтому вырубки зарастают сами по себе. Но не срубленными лесозаготовителями ценными породами деревьев — хвойными, дубом, а другими — менее ценными: березой или осиной. Которые хорошо растут сами по себе.
И получается, что деньги, которые тратятся на эти саженцы, просто закапываются в землю. Ради формального отчета о засаженных площадях.
