Даже два трупа, пожалуй. Второй — живой. Ответственный квартиросъемщик не без таланта. Он молод, он рвется работать, он бормочет: «Я буду писать восемнадцать часов подряд!»

Но там, где лежит непогребенный труп, работать почему-то невозможно. Серп и молот, циркуль и веник, перо и бумага — все необъяснимо валится из рук народонаселения.

В этом главный смысл «Старухи» Хармса, его итоговой повести 1939 года. И премьерного спектакля Сергея Женовача и сценографа Александра Боровского по «Старухе».

А может быть, тут итог всего нашего советского периода. Слишком страшную черту перешли в его первой трети. Потом осталось одно: врать про это, не замечать, прятать, топить в болоте.

Суетливых черных Старух, умотанных во вдовьи платки, сверкающих железными очками, топающих глухими мальчуковыми башмаками, вылетающих в облупленное коммунальное окно от неумеренного любопытства, в спектакле много, целый отряд. Нелепые, гротескные, почти гуттаперчевые, способные покорно влезть в деревянный чемодан (чего только не мог советский человек!), они могут — то вместе, то поврозь — оказаться кем угодно. Пиковой дамой или Ниловной Горького, детдомовцем или каналоармейцем, белым юнкером и красным комдивом.

Но каждая из них — черный скрюченный иероглиф главной мысли. Слишком много было в недавнем прошлом горя и греха, чтоб отряхнуться, забыть, жить по-человечески. Оттого скверно ходят трамваи и поезда, разбухли и перекосились окна и двери, литераторы бродят по комнатам в обрезанных русских сапогах на босу ногу и развязанных ушанках, сардельки способны согнать со свету, ни один примус не надежен, ни один двор не выметен дочиста… И это висит над всеми.

У Хармса Он (герой, рассказчик, несбывшийся гений) один. В премьере «Студии театрального искусства» их тоже душ восемь. Все очень похожи. Так же похожи и абсолютно одинаково одеты в летнюю холстинку ленинградских мизераблей их Дамочки. С авоськами (в каждой — кирпич черного хлеба и пол-литра) они дружно стоят в затылочек в продуктовой очереди.

А любить, пить водку, плодиться и размножаться тут тоже трудно: ведь в коммунальной комнате лежит Старуха. И валяется у рампы ее единственное личное имущество: часы без стрелок.

Главный для режиссера абзац повести Хармса все персонажи повторяют по очереди:

«Это будет рассказ о чудотворце, который живет в наше время и не творит чудес. Он знает, что он чудотворец и может сотворить любое чудо, но он этого не делает. Его выселяют… он покорно съезжает с квартиры и живет за городом в сарае… и в конце концов умирает, не сделав за свою жизнь ни одного чуда».

Автобиографичный, понятно, рассказ. Хармс с 1928 года даже не перепечатывал свои взрослые тексты на машинке — за полной невозможностью публикации. В архиве они остались на оборотах кладбищенских бланков и прачечных счетов, нот и блокнотов сотрудника журнала «Гигиена и здоровье рабочей и крестьянской семьи». В самом ворохе рукописей — то же смятение, та же невозможность жить в этом мире по-людски, что и в полуабсурдном тексте «Старухи».

Но никто из бодрых коммунальных мизераблей 1930-х не способен уже и на самые скромные чудеса: не жевать черную горбушку на улице, например. Не отламывать мышьи корки от хлеба. Не ставить пустую кастрюльку на примус. Не хохотать над походкой одноногого инвалида на улице.

Весь трудовой коллектив безумцев, весь Ленинград-1939 в повести Хармса состоит из таких чудотворцев, наглухо упакованных в деревянные чемоданы многолетней депрессии.

И каждый из них — когда загнан последним отчаянием в болото, в сосны пригорода (как герой «Старухи» в финале) — вдруг оказывается способен бормотать молитву.

Чем, собственно, повесть и спектакль завершаются. При единственном луче во тьме сцены.

Камерная полуторачасовая «Старуха» Сергея Женовача — новая глава в цикле его спектаклей о «ранней Стране Советов». О скрытых смыслах 1920–1930-х гг. В этом театральном гипертексте — «Белая гвардия» и недавний «Бег» во МХАТе, нежная «Река Потудань» по Андрею Платонову и блестящий «Самоубийца» Эрдмана на сцене театра «СТИ». Теперь — и черный смех Хармса.

Цикл не завершен. В декабре 2020 года на сцену МХТ им. Чехова выйдет следующая глава гипертекста Женовача: «Заговор чувств» Юрия Олеши (пьеса по мотивам романа «Зависть»).